Сын шевалье

— Мне же это нравится! — засмеялась Бертиль.

— Вот и мне нравится, — ответила Перетта, а про себя добавила: — За работой любое горе забывается…

Потом хорошенькая прачка опять обратилась к Бертиль:

— А знаете, мадемуазель, вы ведь прекрасная вышивальщица. Я вам точно скажу: многие знатные дамы дорого дали бы за тот шарф, что сейчас у вас в руках.

— Конечно! — опять засмеялась Бертиль. — Но они его не получат ни за какие деньги — он уже обещан!

— Господи Иисусе! — удивилась Перетта. — Кому же?

— За покупателем далеко ходить не надо… Милая Перетта, разве плох он будет, к примеру, на вас?

— Ох! — так и вздохнула Перетта. — На мне? Да это же убор придворной дамы! Разве пристало его носить бедной девушке вроде меня?

— А что? — удивленно спросила Бертиль, лукаво улыбаясь. — И вообще: хотите ли, нет ли, а я его делаю для вас, и вам его придется принять, иначе вы меня так обидите, что я ни за что вас не прощу.

Она вскочила и бросилась горячо целовать Перетту; та в ответ крепко обняла ее.

Из этой сценки вы видите, как спокойны были наши красавицы, как всецело полагались на тех, кто днем и ночью неусыпно охраняет их…

О Жеане они почти что не говорили. К чему? Он всегда в их мыслях — и довольно.

В невинных беседах прошло около часа. Сердца девушек были безмятежны, руки же, напротив, прилежно занимались работой.

Но вот раздался стук в заднюю дверь.

— Это господин Жеан так всегда стучит, — расхохоталась почтенная Мартина. — Открывать, барышня, или нет?

И, не дожидаясь ответа, пошла к двери с тем же громким смехом: ей казалось, что она очень удачно пошутила.

Окно мастерской Перетты выходило в другую сторону, так что девушки не могли видеть, кто пришел. Да у них и в мыслях не было ни малейших подозрений — иначе они не пустили бы Мартину открывать дверь. Бертиль с Переттой спокойно продолжали работу…

Вдруг послышался пронзительный вопль служанки. Девушки недоуменно переглянулись и тут же испуганно прижались друг к другу. Внезапно дверь отворилась и в комнату вошел какой-то человек в черном. Он даже не снял шляпы, словно находился у себя дома. За ним виднелись четыре стражника с пиками и в касках с гербом аббатисы Монмартрской. Под окном стояли еще два стражника. Это был байи и его стража.

Хрупкие девушки, увидев все это, застыли от ужаса и еще теснее прижались друг к другу; словно две горлинки в клетке. Перетта пыталась закрыть собою Бертиль…

Байи не кланяясь, как подобает важной персоне, громком голосом заученно объявил:

— Именем госпожи и святой матери нашей Мари де Бовилье, аббатисы Монмартрской, вы арестованы!

Затем он дотронулся до обеих девушек жезлом в знак того, что арест состоялся, и с тем же важным видом обернулся к стражникам:

— Уведите преступниц.

И четыре стражника мгновенно окружили двух юных арестанток.

Бертиль, как вы заметили, была не обделена энергией и смелостью. Она ласково отстранила руку Перетты, высоко подняла голову и заявила:

— Вы арестовываете меня именем госпожи аббатисы? Но какое право на это есть у аббатисы? Имейте в виду, сударь: вы посягаете на свободу знатной особы, ничуть не менее знатной чем та, именем которой вы прикрываетесь. Полиция госпожи аббатисы — не указ мне; я повинуюсь одному королю и буду ему жаловаться.

Ничуть не смутившись, все с той же неизменной спесью и самоуверенностью байи отвечал:

— Вы можете принести свою жалобу на суде. Теперь же вам придется следовать за мной в тюрьму госпожи аббатисы.

— А если я не пойду?

— В таком случае, — строго сказал байи, — вы будете сами виновны в том, что мне придется применить силу. Заметьте к тому же, что вы отягчаете свою вину неповиновением власти.

Почтенный байи ни на миг не усомнился в своем праве… Бертиль поняла: сопротивляться бесполезно.

— Хорошо, — сказала она. — Уступая силе, я последую за вами, милостивый государь. Но знайте: я непременно буду жаловаться нашему королю.

Байи пожал плечами: жалуйтесь сколько угодно. Он исполнял полученный приказ, и больше его ничего не касалось.

Бертиль с Переттой надели плащи, опустили капюшоны и, взявшись за руки, подошли к дверям, окруженные стражами.

Дверь была распахнута; Мартина шаталась от ужаса; ее держали под руки два головореза Сен-Жюльена. Байи важно и строго приказал:

— Служанку отпустите, и чтоб она ни-ни!

Что «ни-ни»? Байи не сказал, а Мартина сочла за благо не задавать вопросов. Подгоняемая страхом, она помчалась в дом и только тогда вздохнула свободно, когда двери были заперты на все замки и запоры.

…Неподалеку от Монмартрских ворот шагал по улице какой-то человек и беззаботно глазел по сторонам. Это был Каркань. Ему стало скучно одному; вот он и решил навестить своих приятелей на дежурстве. Был у него при этом и свой интерес: Каркань сгорал от страсти и тешился надеждой взглянуть на симпатичное личико Перетты…

Ни о чем не подозревая, он посмотрел на стражу, которая вела двух арестанток, и отметил про себя:

— Полиция аббатисы.

И Каркань, и приятели его отлично знали форму всех полиций Парижа — со всеми у них были когда-то неприятности. Раньше Каркань немедленно бы дал деру, едва завидев любую полицейскую кокарду. Но теперь-то он, черт побери, порядочный человек! Что ему на них не посмотреть? Чего бояться? Итак, он остановился и стал глядеть на проходящих стражников, радуясь и немного удивляясь, что на сей раз они ведут не его.

Вдруг одна из арестанток приподняла капюшон и пристально посмотрела на Карканя. Тот так и подскочил:

— Проклятье! Это же Перетта! И барышня! Куда же смотрели Гренгай с Эскаргасом? И что скажет Жеан?

Но все эти мысли молниеносно испарились. В силе своей Каркань был уверен. Он сжал кулаки и бросил быстрый взгляд на проходивших мимо него с каменными лицами стражников:

— Всего шестеро? Чего там — справлюсь!

Но вслед за тем наш храбрец заметил Сен-Жюльена, шедшего чуть поодаль, и десяток его головорезов. Несмотря на равнодушный вид, было ясно, что они, так сказать, сторожат стражу.