Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки

— Отец, разбери мое дело и исцели моих жен. Коротышка некоторое время молчал, затем произнес:

— Если я и впрямь отец тебе, то пусть за эту ночь бананы пожелтеют и ягоды созреют.

Больше он не произнес ни звука. Цимона Мамбу вернулся к своему мешку, достал из него осу и приказал:

— Ты, жалящая людей, лети и порази своим ядом все бананы и ягоды, какие только увидишь. К утру они должны созреть.

Оса вылетела с жужжанием:

— Нье-е, нье-е, нье-е!

Она ужалила все бананы и ягоды, вернулась и вновь забралась в мешок.

Наутро Цимона Мамбу смотрит: все бананы пожелтели, все ягоды созрели. Он пошел к великану и сказал:

— Передай, будь любезен, королю небес, что он мой отец, ибо бананы пожелтели. Значит, он должен выслушать меня.

Великан пошел и вернулся с таким ответом:

— Если Нзамби и впрямь твой отец, то сумей к завтрему поднять Лиану Мира.

Ни одному смертному не под силу поднять эту лиану. Но Цимона Мамбу не спасовал. Он открыл мешок и прошептал:

— Ураган, ты еще здесь?

— Да, я здесь на донышке.

— Пойди и подними Лиану Мира, которую еще ни один смертный не мог поднять.

Великан отвел их к тому месту, где с неба на землю свешивалась огромная, туго скрученная Лиана Мира. Цимона Мамбу пошептал что-то другу урагану, тот выпрыгнул из мешка и, словно невидимая рука, играючи поднял лиану высоко-высоко. Великан пошел к королю небес и доложил:

— Нет сомнений, Цимона Мамбу — твой сын, он поднял Лиану Мира.

— Я признаю его, если он подожжет дождевой лес в краю влажных облаков.

Выслушав новые указания, Цимона открыл мешок и говорит летнему зною:

— Пойди и высуши дождевой лес в краю влажных облаков.

Летний зной полетел к лесу, что струился дождем, наставил на него пылающее солнце, отогнал прочь влажные облака. Вскоре от леса повалил пар, и еще до захода солнца сделался он совершенно сухим. Цимона Мамбу позвал с собой великана, подошел к ближайшему дереву и поджег его. Вспыхнуло дерево, будто факел, и в тот же миг весь лес превратился в пламенный океан. Ни единого влажного облака не было видно, вот и выгорел дождевой лес дотла, и на другое утро на этом месте было поле, готовое к вспашке.

Однако бог-отец все еще не признавал Цимону Мамбу своим сыном.

— Пусть вначале одним ударом топора срубит дерево Муфума в моем саду.

В саду у бога-отца Цимона Мамбу увидел гигантское дерево Муфума. Он достал из мешка жука-древоточца, посадил его на дерево и прошептал:

— Живо прогрызи-ка дырку в этом дереве от коры до коры, да побыстрей.

Жук проворно заработал челюстями — ему ли к такому делу привыкать?! Спустя час ствол у корней стал полым. В это время великан принес Цимоне Мамбу топор. Цимона размахнулся и ударил по дереву точно в том месте, где жук оставил свой знак. Дерево Муфума дрогнуло и рухнуло наземь, будто огромная гора. Великан пошел к королю небес и говорит:

— Этот человек срубил твое дерево одним ударом. Нет больше сомнений, он твой сын.

Впервые король небес не на шутку встревожился: не иначе как пришелец обладает волшебной силой. Он приказал великану запереть Цимону в хижине и не давать ему никакой еды. Что из этого выйдет? Цимону провели в хижину и заперли дверь снаружи. Когда голод стал нестерпим, Цимона Мамбу достал из мешка крысу, поставил ее у стены и сказал:

— Ну-ка, пророй ход наружу и принеси нам чего-нибудь съестного.

Крыса пустила в ход все четыре лапы — она ведь так проголодалась. Выбравшись наружу, она побежала в поля на поиски пищи. Вскоре ей повстречалось стадо коз. Крыса ухватила самую жирную козу за заднюю ногу и приволокла ее в хижину. Довольно долго Цимона готовил из ее мяса завтраки, обеды, ужины. Много дней спустя король небес приказал великану:

— Поди открой двери хижины, достань тело Цимоны Мамбу и предай его земле, чтоб нам не мешал запах разложения.

Великан взял ключи и отворил дверь хижины.

Вука! Из хижины выскочил Цимона Мамбу, живой и полный сил. Великан не на шутку испугался, да и кто не испугается, видя, как покойник выпрыгивает из дверей. Побежал он к королю небес и говорит:

— Этот человек творит чудеса, нет и не может быть больше сомнений — он твой сын!

Признал наконец король небес Цимону Мамбу своим сыном и согласился исцелить его жен. На прощанье он пригласил своего нового сына во дворец и дал такой совет:

— Возвращайся домой, возьми плод яичного дерева и разотри в ладонях. Потом положи его в горшок и провари как следует. Пусть твои жены выпьют это снадобье, и они тотчас сделаются здоровыми.

Цимона Мамбу поступил как было велено. Он добрался до края небес, попросил паучиху выпустить нить и прикрепил один конец нити к небесному дереву, а другой спустил на землю. По ней он благополучно спустился вниз и пошел обратно знакомым уже путем, оставляя своих семерых спутников на тех местах, где они ему повстречались. Придя домой, он застал своих жен в тех же мучениях. Бедняжки, они так страдали! Но Цимона Мамбу быстренько сготовил целебное снадобье и с его помощью вылечил жен от резей в желудке.

Сказка о Хихибане

Сказительница: Гарингани-ва-Гарингани!

(Я сказительница, дочь сказительницы!)

Слушатели: Гарингани!

(Сказительница!)

Вот как было. Стояло жилище Красоты неземной, несравненной, Чистота в нем — все аж сияет. Ни единой пылинки не сыщешь. Посредине того жилища Вход в нору глубоченную виден. Обитает в норе той целитель, Знаменитый целитель Масинги, И в целительстве нет ему равных. Хоть какая хворь в человеке — С ней расправится вмиг Масинги. Вход в нору глубоченную виден Посредине жилища Масинги, Там хранит он свои амулеты, Там и сам он дни коротает. Так случилось в роду у Максавы — Занедужил и слег Марингана, Марингана, кормилец семейства И опора семейного клана. Домочадцы, себя не жалея, Хоть чуть-чуть облегчить пытались Нестерпимые муки больного. Но, увы, ему лучше не стало, Он и кашу уже есть не может. И слышны день и ночь в его доме Только тяжкие вздохи да стоны. А вам надобно знать: Марингана Пять сынов породил, пять героев. И сильны, и храбры — нет им равных. Вот однажды их мать собирает И такие слова говорит им: «О, сыны мои! О, моя гордость! Неужели мы будем в бессилье Дожидаться отцовской смерти? Я даю вам наказ суровый: Приведите сюда Масинги, Он один может хворь осилить И вернуть Марингану к жизни». Согласился с матерью старший: «Я пойду приведу Масинги». И пошел он к жилищу Масинги. Но сидит тот в норе глубоченной — Не докличешься, не дозовешься. Потому тот, кому он нужен, Должен громко спеть ему песню, После этого выйдет Масинги Из норы глубоченной, темной. Нтсаланьяна — так старшего звали — Громко петь стал призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! Мой отец заболел, О Масинги, целитель! О Масинги великий! Приди и излечи его, О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! И услышал Масинги песню, Быстро стал собираться в дорогу, Амулеты взял, и настойки, И целебные травы, и мази. Из норы глубоченной он вылез. Тут увидел его Нтсаланьяна, Припустился бежать что есть мочи, Ибо пламенем был охвачен С головы до хвоста Масинги — Змей Масинги, великий целитель! Запыхался от страха парень, Чуть живой к себе в дом ворвался. Обступили его родные: «Что случилось с тобой, Нтсаланьяна? Отчего ты так быстро вернулся И никак отдышаться не можешь? — И бранили его, и стыдили: — Не иначе как ты все подстроил, Чтобы стало отцу еще хуже! Не иначе как тешишь надежду Побыстрей завладеть всем наследством!» От отчаянья чуть не плача, Объяснить попытался парень, Сколь ужасно все, что он видел, Но кто станет внимать речи труса! И сказал Нтсаланьяна с обидой: «Так пошлите кого-то другого, Если мне доверять перестали!» Матируми, второй из братьев, Себя дважды просить не заставил, Тотчас тронулся в путь за Масинги, А придя к тому месту, где жил он, Тоже спел призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! и т. д. Долетела песнь Матируми До ушей Масинги, и быстро Он собрал свои амулеты, И притирки, и мази, и травы, Из норы глубоченной вылез. Тут увидел его Матируми, Затряслись все поджилки у парня, И пустился бежать что есть мочи, Ибо вид у Масинги ужасен, У Масинги — великого змея! Сам не помнит, как в дом ввалился Перепуганный Матируми, Отдышаться никак не может. Коль послушать его, так выходит, Ничего нет ужасней на свете, Чем Масинги, огромный змей горный! Обступили его родные: «Что случилось с тобой, Матируми? Отчего ты так быстро вернулся И никак отдышаться не можешь? Или тешишь надежду в сердце, Что вот-вот наследником станешь?!» Матируми очень хотелось Объяснить родным, сколь ужасно То, что видел он. Но родные Наотрез отказались слушать. И сказал Матируми с обидой: «Вы решили — я трус и обманщик?! Так пошлите туда другого Или сами туда идите!» Отругали его, засрамили: «Ты родителей не жалеешь! Молодежь непутевая нынче!» Делать нечего, за Масинги Третий брат — Мухунгути, уходит. Но и он возвращается с тем же. Вслед за ним Маламулеле, Брат четвертый, пошел за Масинги. Но, увы, и ему нет удачи. Наступил черед Хихибаны. Хоть еще он годами не вышел, Но зато и сметлив и проворен, И не зря он — отцовский любимчик. Обступили старшие братья Хихибану, братишку меньшого, Задразнили его, запугали: «Хо-ло-ло-о! Масинги ужасен! Как увидишь его — так сомлеешь!» Не послушался их Хихибана, Не поддался на уговоры, А спокойно пошел за Масинги И, дойдя до его жилища, Громко спел призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! и т. д. Услыхал тот призыв целитель, Быстро начал в путь собираться, Взял целебные травы и мази, Амулеты взял и настойки. Из норы глубоченной он вылез, Тут увидел его Хихибана. С головы до хвоста в амулетах, Змей чудовищный надвигался, И скользил, и в кольца свивался — Хо-ло-ло-ло-о! Хо-ло-ло-ло-о! Из норы глубоченной он вылез И пополз прямиком к Хихибане, И обвился тугими витками Змей-целитель вкруг тела ребенка, Но не выказал смелый мальчик Ни единого признака страха. И, увидевши это, целитель Так промолвил: «Быстрее в дорогу! Я верну Марингане силы!» Они шли, и весь путь Хихибана Пел хвалебную песнь для Масинги. А родные тем временем ждали, И тревога вползала к ним в сердце: Отчего не идет Хихибана, Может, диким зверям достался? Вдруг, когда его уж не ждали, Когда жены стряпней занялися, Появился он вместе с Масинги, С этим чудищем змееподобным. Побросав все дела, домочадцы Побежали что было мочи, Потому что до полусмерти Испугались вида Масинги, Наилучшего лекаря в мире. Испугались и побежали! Вот как младший сын Маринганы Возвратился домой с Масинги. А несчастный больной Марингана В своей хижине оставался, Он не мог убежать с остальными — От бессилья едва дышал он. Лишь взглянул на него Масинги — Тотчас нужные травы извлек он, Дал отвары смертельно больному, Облизал языком его тело. И — о, чудо, чудо свершилось! — Марингана воспрянул к жизни, Без поддержки, сам сел в постели! И глаза его стали зрячи — н'в-е-е-е! И в руках заиграла сила — то-во-ло-ло-ло! Тут выглядывать стали родные Из убежищ своих в дальнем буше. «Ты зачем, Хихибана несчастный, К нам змею приволок на подворье?!» — Так кричали они издалёка. «Не змея это, а самолично Знаменитый целитель Масинги,— Отвечал им отважный мальчик.— Возвращайтесь домой поскорее, Поглядите — отцу стало лучше. Исцелил его лекарь Масинги». Стала тут родня возвращаться Потихоньку из дальнего буша, Удивляясь и радуясь чуду. Так отвагой своей беспримерной Сын помог отцу исцелиться. На другой день в доме Маринганы Был устроен пир для Масинги. Наварили гостям реки пива, Наготовили горы мяса, А спустя два-три дня Масинги Стал к себе домой собираться. На прощанье его одарили И скотом и другим богатством. Провожать его вышли всем миром. Хихибана-храбрец на себе нес Всю дорогу Масинги-змея. А когда все ушли восвояси. Змей-целитель взял мальчика в нору, Где хранил свои амулеты. Там ему он сказал: «Мой мальчик, Если снова беда приключится И отец твой опять занедужит, Приходи — дам лекарства любые». Возвратился домой Хихибана, Передал все отцу слово в слово, Передал и дары от Масинги. Был доволен весьма Марингана, Пир устроил в честь сына-героя. Наварили гостям реки пива, Наготовили горы мяса. Весь народ Хихибаной гордится. Его храбростью и геройством. Тьфу! Чо-йо-йо-о-о-о! Я плюю! Пора закрывать ворота!

Уситунгу и голуби

Юная девушка по имени Уситунгу достигла возраста зрелости. В этот день, по обычаю зулусов, ее оставили в поле одну, пока другие девушки вместе с женщинами пошли собирать сухие травы.

Вдруг появилась огромная стая лесных голубей. Они подняли циновку, на которой сидела девушка, и взмыли в воздух. Когда голуби со своей ношей пролетали над головами работающих в поле женщин — среди них была и мать Уситунгу,— девушка закричала:

— Мама, мама, голуби уносят меня!