Сын Зевса. В глуби веков

Персы бежали по всей равнине. Фессалийская конница преследовала их. Парменион захватил лагерь Дария. Захватил его обоз, и слонов, и верблюдов…

А царь снова бросился догонять Дария, который умчался в сторону Арбел.

В Арбелы прискакали на следующий день. Но Дария уже не застали. Захватили здесь только его царскую колесницу, которую, вместе с оружием, Дарий бросил здесь так же, как и при Иссе. А сам он снова вырвался из рук македонского царя. Парменион отвлек Александра, и время было упущено. Дарий снова бежал.

Так в 331 году до н. э. закончилась битва при Гавгамелах.

Македоняне назвали эту битву битвой под Арбелами, хотя город Арбелы стоял дальше, чем деревушка Гавгамелы. «Хлев верблюда» — это название казалось слишком неблагозвучным.

После победы под Гавгамелами, когда персидское войско было окончательно разбито, Александр стал властителем всей Азии.

СОКРОВИЩА ПЕРСИДСКИХ ЦАРЕЙ

Александр подходил к Вавилону. Не зная, как встретит его этот древний, хорошо укрепленный город, царь вел свои войска в боевом порядке. Но, к облегчению своему, македоняне еще издали увидели, что ворота города открыты, а им навстречу идет нарядная, в ярких одеждах толпа.

— Сдаются!

Жители Вавилона, правители и жрецы вышли встретить Александра с дарами и приветствиями. Они уже слышали, что в Египте царь приносил жертвы их богам.

Македонский царь ходил по чужому городу, которого он никогда не видел, но о котором слышал много. Все по-другому, все кругом полно неожиданностей, все не похоже на Элладу. Снова, так же как в Египте, он ходил по улицам Вавилона, удивляясь красоте города, его высоким, трехэтажным домам, его храмам и ступенчатым башням — зиккуратам… Узкие улицы, мощенные камнем, неожиданно расступались, и его принимала в свою нарядную тень роща финиковых пальм. Он прошел дорогой процессий, где по обе стороны на невысоких стенах сияли синие глазурованные плитки, и среди их синевы шли чередой желтые и белые львы. У ворот богини Иштар, двойных, с удивительной таинственной мозаикой — изображением каких-то неведомых зверей, — Александр остановился и, не стесняясь, долго рассматривал их со всех сторон… Жрецы, сопровождавшие его, незаметно переглядывались, договариваясь о чем-то без слов и без жестов.

Как бы случайно жрецы привели царя к древнему храму бога Бела, лежавшему в развалинах.

— Это Ксеркс разрушил наш храм, — печально, поникнув головой, пожаловались они, — много лет мы не можем достойно служить великому богу Белу.

— Я прикажу восстановить этот храм, — сказал Александр, — и все другие храмы, разрушенные персами, велю снова построить!

Жрецы жадно ухватились за его обещания. И царь тотчас отдал приказание начинать работы.

Александр охотно и подолгу беседовал с халдеями — вавилонскими прорицателями, мудрыми людьми. Они посвящали его в тайны их обрядов, научили, как надо приносить жертву их всемогущему Белу. И Александр приносил жертвы, — здесь, как и в Египте, жрецы были могущественной силой, с которой ему, Александру, надо было ладить.

Александру открыли дворец персидского царя, который любил проводить зиму в этом огромном, шумном и веселом городе. Все еще не уставший удивляться, Александр ходил из покоя в покой, любуясь богатыми высокими залами, искусными украшениями, золотыми и алебастровыми светильниками, мягкими разноцветными коврами, странными вавилонскими статуями, хранящими какую-то тайну… Каменные быки с человеческими головами, в тиарах, словно в изумлении глядели на эллина, шагавшего мимо них в коротком хитоне и плаще, с оголенной правой рукой, на которой играли крутые мускулы. Царю даже казалось иногда, что они поворачивают голову и смотрят ему вслед…

— Вот как жили эти цари! — повторял Александр, у которого кружилась голова от этой роскоши. — Да, это не Пелла…

Александр остался во дворце. Ему не хотелось покидать этих богатых покоев: побежденный Восток своей роскошью начал покорять своего победителя.

Утром, после ночного пира, Гефестион пришел к Александру. И сразу остановился на пороге — ему навстречу встал персидский царь.

— Александр! Ты ли это?

Александр величественно повернулся. Длинное персидское платье, расшитое золотом — ст'oла, спадало с его плеч. На груди сверкало драгоценное ожерелье. На голове возвышалась тиара.

— Александр, ты надел персидское платье! Ты очень красив. Но что скажут македоняне?!

— Важнее, что я скажу македонянам. А я им скажу, что мои глаза, клянусь Зевсом, видят дальше, чем их глаза. Я хочу царствовать над всей Азией — так пусть же народы Азии видят во мне своего царя. Как мне сесть на трон Дария в македонской хламиде? Ведь они привыкли видеть своих царей почти богами.

— Ты тоже сын бога.

— Значит, я должен являться в таком же блеске!

— Я понимаю тебя, Александр. Но поймут ли наши македоняне?

— Им придется понять, клянусь Зевсом!

Александру стало жарко, он сбросил шерстяную столу и, оставшись в привычной эллинской одежде, облегченно вздохнул.

— Прежде всего, Гефестион, — сказал он, — нам надо поймать Дария.

— Значит, опять в поход? А здесь, в Вавилоне, такая хорошая жизнь!

— Ты прав. Когда мы поймаем Дария, возьмем Сузы, Пасаргады и Персеполь, когда мы пройдем через Бактрию и Согдиану, вступим в Индию, увидим реку Океан, тогда снова вернемся сюда. Вавилон будет моей столицей, здесь я буду жить.

Гефестион молча, словно у него перехватило дыхание, смотрел на Александра.

— Что ты говоришь, Александр, — еле вымолвил он, — «возьмем Персеполь… пройдем через Бактрию, вступим в Индию»… Но ведь ты уже обещал войску, что это будет последняя битва и что ты возвратишься в Македонию!

— Гефестион, как я могу уйти отсюда теперь, когда вся Азия в моих руках? Как я могу уйти отсюда, когда дорога на Восток открыта передо мной? Возвратиться в Македонию… Но ведь так может думать Антипатр, так может думать Парменион — старые и слишком благоразумные люди. Так могут думать те, что стоят за их спиной, — недалекие, усталые, не привыкшие к таким огромным победам, к таким обширным завоеваниям! Те, что смертельно завидуют моей славе. Клянусь богами, эти люди уже давно висят на моих руках как оковы, они мешают мне! Я пока не хочу никому говорить о том, что задумал, но тебе скажу, Гефестион. Может, и ты откажешься от меня, но я все-таки тебе скажу. Только ты не разглашай того, что я скажу тебе…

И Александр приложил к устам Гефестиона свой перстень с царской печатью, как бы запечатывая его уста, которые должны хранить тайну.

— Я решил дойти до края Ойкумены, Гефестион, — продолжал Александр, — до берега великого моря. Это теперь уже не так далеко и не так трудно. Надо только пройти через персидские земли и через земли индов. И тогда весь мир будет в моих руках — вся Ойкумена от края и до края! Это будет единое государство, мое государство. Я объединю Элладу и Азию. Я смешаю все народы между собой, и никто не скажет тогда: «Я эллин, а ты варвар».

Александр думал, что он сможет создать всемирное государство и устроить его так, как замыслил. Верили в эту утопию его друзья, его этеры? Может быть, и не верили. Но они шли за ним: одни — в силу преданности царю, другие — в силу дисциплины. Большинство же шло за славой, за властью, за богатствами, которые добывались мечом.

ПЛАМЯ НАД ПЕРСЕПОЛЕМ

В Сузы из Вавилона македонское войско пришло на двадцатый день.

В пути Александра встретил гонец с письмом от Филоксена, начальника его отряда, стоявшего в Сузах.