Сын звезды, рожденный горой. Александр Великий

– Играйте Пирриху, воины, – приказал Филипп, и под бешенный ритм инструментов стал двигаться в такт музыке, принося танцем жертву богам, снимая с воинов груз пролитой крови и принимая на себя ее тяжесть, этот танец исполнялся очень редко, этот танец очищения скверны.

Рядом с шатром македонян, на расстоянии в стадий, воины кормили пленных афинян, и один из них заметил сакральный танец Филиппа,

– От крови македонцы с ума сошли, – презрительно сказал один.

– Чего ожидать от варваров, – сказал другой, вдумчиво доедая македонскую похлебку с свежайшей лепешкой.

Услышавший это конвоир замахнулся на них древком копья, но лохаг остановил воина.

– Афинянам чужда любая благодарность, – с иронией сказал лохаг, проходя мимо пленных.

В плен были захвачены две тысячи афинян, и уже прибыли послы из Города, с предложением выкупа. Они встретились вскоре после пирушки македонян. Вестовые доложили царю о посольстве, он встречал вестников мира на красивом кресле.

– Здравствуй, Филипп, ты отпускаешь пленных домой, но твои фракийцы забрали у них плащи, и им будет холодно добираться домой, ночами многие могут замерзнуть, – обратился к царю афинянин.

– Вне всякого сомнения так будет справедливо, – ответил Филипп широко улыбаясь, он счел это забавным. Афиняне уходили пешком, с дареными плащами и одеялами, а мертвых афинян складывали на повозки, и набрался целый караван, а возчиками были слуги афинян, захваченные в битве. Царь думал некоторое время, кого послать гонцом скорби, и решил, что лучше всего подойдет царевич. Как раз, еще все не разошлись после пира, и он обратился к сыну:

– Александр, отвези тела в Афины, миссия не из приятных, но тебе будут благодарны, и побываешь в этом великом городе, – вздохнул его отец.

– А ты, царь ,-спросил царевич ,-ты мог бы поехать со мной.

– Если я войду в город, они подумают, что я их завоевал, а я хочу что бы они меня пригласили, – сказал Филипп тоном и выражением отвергнутого прекрасной девушкой неудачливого воздыхателя, – прекраснейший город Эллады! А некоторые союзники просили, что бы я его разрушил..

Филипп добивался не преданности или страха афинян, а их любви. Кажый человек хочет более всего то, чего не может получить, и тут царь Македонии не был исключением.

Александр взял с собой припасы, друзей из свиты, илу всадников для охраны груза. Впереди каравана Филипп послал вестника Демаду, архонту Афин, своему проксену, дабы предупредить о посольстве. Надо было выдвигаться немедленно, так что сборы были недолгими, и Филипп дал еще письмо для Демада, своего знакомца царя в Афинах, что бы он принял Александра как должно,и необходимые деньги. Александр взял с собой Гефестиона, Птолемея, Неарха, Кассандра, Филоту, Леонната, Евмена и Гарпала. Посольство двигалось максимально бытро по дороге от Фив к Платеям, разрушенным, но по слухам, которые стали восстанавливать ранее изгнанные горожане. Проезжая мимо города, македоняне увидели что это правда, и хотя в городе пока целыми были лишь два храма, люди упорно восстанавливали свои жилища, дальше их путь вел не смотря на летнюю жару, к афинским Элевтерам, пограничному городу между Аттикой и Беотией. Но путники заглянули и поклонились Гере Платейской, посетив этот прекрасный храм, украшенный самими Каллимахом и Праксителем, а также храмы Афины Ареи и Деметры , а покинув на время караван, Александр со свитой поклонился памятнику погибшим эллинам в битве при Платее против Мардония. Долина Киферона была полна диковин, и царевич уже не жалел, что был послан для этого скорбного дела, возвращения мертвых афинян домой. Скоро подошли к Элевтерам, где Александр передал повозки с погибшими афинянам, но указал, что бы через девять дней сами повозки вернули в Элевтерию, где их заберут македонцы. Дальше свита ехала в веселье, не было гнетущего чувства траура, и молодые люди предвкушали радость встречи с прекрасным городом. Афиняне проводники, недалеко от городских ворот Афин потребовали что бы конвой остался в поле,и Александр приказал иларху разбить лагерь и ждать их здесь. Свита тоже осталась с конными ждать Демада, проксена Филиппа. Прошло где-то полдня, и архот появился с двумя слугами. Это был мужчина лет сорока, с небольшой черной бородой и недлинными волосами, одетый в длинный хитон и плащ, сравнительно скромные, и он не носил украшений, кроме перстня на правой руке.

– Здравствуй Александр, рад тебя приветствовать в Городе, и спасибо, что привез погибших домой. – лицо говорившего было не очень подвижно, и он смотрел неотрывно на царевича, – Я хотел бы предоставить свой дом для тебя и свиты. Раздели со мной мою скромную трапезу.

– Не по нашему обычаю приходить к хозяину покоя без подарка, – говорил Аргеад своим звонким голосом, – Прими от всего сердца подарок-коня из нашего табуна, и оруженосец Александра подвел к Демаду породного фессалийского жеребца,

– Спасибо, царевич, богатый дар, Пойдемте в город, будьте гостями у моего очага. Но лучше оставьте сих коней с воинами, дом у меня небольшой…

– Мы понимаем, – с улыбкой ответил замешкавшемуся архонту Александр, – нас носят и наши ноги, – и в ответ друзья рассмеялись шутке, так что македоняне двинулись в город пешком.

Внутри город не слишком отличался от других эллинских городов-неширокая улица между рядами усадебных оград из неровного камня, перемежающимися калитками для хода, и дома ,с глухими стенами на улицу, и выглядывающимися за заборами плодовыми деревьями домашних садов. Но над городом возвышался Акрополь с величественной статуей Афины. Наконец они вошли в дом Демада, весьма немалый по размеру, так же построенный из камня и покрытый штукатуркой. Слуг этеров и Александра отвели в людскую, а всех гостей хозяин повел в сад на обед, где уже было готово угощение, и расставлены ложа. Дворецкий провел гостей к своим местам, слуги принесли столики с тонкими яствами и прекрасным вином, такие пиршества видел лишь Неарх в доме отца.

– Я рад гостям, хотя и не рад поводу вашего визита в наш город, но я все-таки считаю вас своими и нашими друзьями, а войну – общим несчастьем. Выпьем за мир! – произнес проникновенную речь Демад, обводя взглядом македонян, и те подняли наполненные чаши, и отлив на землю вина в честь богов, выпили вина в знак согласия и благословения произнесенных слов. Все считали войну несчастьем.

Гости воздавали должное кушаньям архонта – необыкновенная рыба с Эвксинского понта, без костей и прекрасная на вкус, тунец, лучшее угощение , выдержанный сыр, и маринованная рыба, ужасная на запах и необыкновенная для ценителя. Выпили уже по четыре чаши, и вино слегка ударило в голову, архонт позвонил в колокольчик, пригласив флейтисток и танцовщиц.

Музыка была великолепна, но глаза этеров были прикованы к обнаженной девушке, с завитыми черными волосами, она была худощава, без излишней тяжеловатости, которая привлекала Праксителя. Линии ее тела были соразмерны, движения отточены и прелестны, матовая округлость плеч и бедер подчеркивалась длинными черными волосами, а красота лица соответствовала идеальной форме небольшой груди. Когда танец закончился, Александр пригласил присесть гетеру к себе на ложе, увидев это, Демад довольно заулыбался, считая что угодил царевичу.

– Как тебя зовут, прелестница, – с интересом спросил юноша.

– Таис, гетера, – ответила красавица без тени стеснения и попыток прикрыться или отодвинуться.

– Твое искусство прекрасно, ты выглядишь совершенно, – оглядывая ее с видимым удовольствием говорил он ей, но он не делал попыток притронутся к ней, чем удивил афиняна, тот явно был озадачен ,и смотрел с непониманием.

Александр ощущал тепло и цветочный аромат тела рядом, которые радовали его, и нащупал кошель на поясе, и достал горсть дариков и положил в ладонь девушки, прикрыв ее руку своей.

– Это тебе, красотой подобной Харитам. Хотел бы прийти к тебе– сказал юный ценитель красоты.

– Приходи, дом Таис ты найдешь, – задорно ответила та,

– Не только я, но и друзья придут.

– Тогда будет хорошее общество, я приглашу художников, поэтов, философов. Но я бы хотела увидеть и тебя одного, – сказала Таис и чуть изогнувшись, хитро улыбнулась , и стала еще красивее, – поговорить о медицине.

Тут все не выдержали и засмеялись, и Александр, с непониманием посмотревший на друзей, рассмеялся и сам, а Таис, нагнувшись, обняла его левой рукой и поцеловала в губы, царевич не отстранился,и танцовщица встала и выпорхнула из сада.