Сыночкина игрушка

Полицейский ещё некоторое время понаблюдал за городским сумасшедшим. Большинство людей отмахивались от его побасёнок, многие довольно грубо. Они пришли делом заниматься, а не байки слушать, оно и понятно. Но находились, особенно среди стариков, и те, кто слушал его внимательно, хмуря брови и кивая головой в знак согласия. И это уже тревожило. Хотя Грачёвск и не считался глушью в прямом смысле слова, но многих его жителей от средневековой дикости и суеверий отделяла очень, очень тонкая грань.

Участковый, проведя короткий инструктаж, повёл людей в лес. Растянувшись широкой цепью, грачёвцы шагали по «хожей» части бора, водя по сторонам лучами фонарей. И больше всего опасались того, что Катя невероятным образом могла перепутать направления и отправиться туда, где её едва ли получится отыскать. В самую чащу, на принадлежавшую лесному зверью территорию.

18.

Андрей Семёнович сидел за столом, подперев голову кулаком. Его левая рука, словно живущая сама по себе, время от времени скользила по столу, хватая и поднося к губам мужчины то пивную бутылку, то тлеющую на краю пустой консервной банки папиросу, то кусочек чёрствого чёрного хлеба. По мере того, как на городок медленно опускалась ночь, он успокаивался всё больше и больше. Время от времени маньяк слышал, как мимо его дома проходят, глухо переговариваясь, люди. Они искали похищенную девушку в лесу и, разумеется, ничего не нашли.

Первый день прошёл достаточно спокойно. Несколько моментов заставили его сердце биться учащённо, к примеру, когда ему пришлось проехать вплотную к Марине и её городской сестре. Но он совладал с собой и даже смог перекинуться с женщинами несколькими фразами. Хотя все его мысли вертелись вокруг того, что их родственница, племянница одной и дочь другой, в это время лежит, неудобно подогнув по себя руки, полузадушенная, в багажнике его автомобиля.

Слабое беспокойство по-прежнему вызывал Пашка. Он едва не раскрыл их вечером, когда мимо участка шёл полицейский, а сам Андрей Семёнович беседовал с Мариной. Мог бы догадаться, что перевозбуждённым дурачком овладеет желание позаботиться и пообщаться. Что он, оставшись один, попытается приготовить и притащить ей жратву. Хорошо хоть, уронил горячую кастрюлю прямо у выхода из дома. Валентин Георгиевич – это, конечно же, не гениальный опер из сериала. Но мужик умный и внимательный, да ещё сумасшедший дед его наверняка накрутил… Андрей Семёнович не знал, как объяснил бы, зачем его полоумный сын тащит в ветхий гараж еду, пусть та и напоминала больше свиные помои, чем человеческую пищу.

Сейчас Пашка лежал в своей грязной постели на втором этаже, размазывая кровавые сопли по лицу. И плакал. Или, возможно, мастурбировал, мечтая о запертой в подвале Кате. Девушку, кстати, не мешало бы и накормить, но у Андрея Семёновича уже не оставалось сил на то, чтобы подняться с кривоватого стула и отнести ей еду. Вылив остатки пива в рот, он поднял со стола опустевшую бутылку и отправил под стол, где она звонко загремела блестящими боками. Андрей Семёнович уронил голову на стол и пьяно захрапел, пустив на стол густую, тягучую слюну.

Глава 4

19.

Ночью дядька Митяй так и не смог заснуть. В темноте саднящее чувство усилилось, и, проворочавшись несколько часов на посеревших от времени и грязи простынях, он безнадёжно махнул рукой и поднялся с кровати. Он ощущал необходимость действовать, вот только понятия не имел, как именно. Уже стало ясно, что произошедшее днём связано с пропавшей девчонкой. Кто же станет прислушиваться к сумасшедшему? Участковый вон, хоть и постарался отнестись с пониманием, отмахнулся при первой же возможности. Отвали, дядька Митяй, тут настоящее дело появилось, а не твои бредни и предчувствия!

Дядьку Митяя обижало такое отношение, но к обиде он давно привык. Не первый раз уже пытается кому-то что-то доказать, и ни разу ещё не бывало, чтобы милиционер или иной представитель власти его послушал. Вот и Георгич…

Старик вспомнил, как его захлестнуло чувство опасности, когда они оказались возле дома бывшего охотника, толстяка Андрея Семёновича. Он вызывал у дядьки Митяя отвращение, смешанное со страхом ещё с того времени, когда был ребёнком. Причём страх заметно усилился за прошедшие годы. Он словно вырос вместе с этим мужчиной. Как, скажем, растёт дикий зверь, превращаясь из забавного шерстяного клубочка, глуповатого и безвредного, в когтистую машину для убийства. И в этот раз рост дикого зверя проморгали, позволили ему заматереть и убедиться в собственной безнаказанности…

Остаток ночи старик провёл, шатаясь туда-сюда по кривым улочкам, шаркая и загребая ногами в старых сапогах щебень. Мысли о пропавшей девушке, Андрее Семёновиче и неведомом зле, растущем и зреющем прямо посреди города, ставшего ему родным, вертелись в голове старика всё быстрее. Он постепенно погружался в состояние, одновременно похожее на транс и горячечный бред.

Когда же на востоке забрезжил рассвет, дядька Митяй понял, что нужно делать. Несколько покрытых слоем пыли машин промчались по узким улочкам в сторону леса. На борах смутно виднелись в предрассветных сумерках эмблемы, изображавшие не то компас, не то розу ветров. Поисковики! Новые, ещё не знакомые с ним люди. Способные выслушать его непредвзято. Способные поверить ему!

Он хотел немедленно отправиться вслед за новоприбывшими, но в этот самый миг усталость, словно тяжёлое пуховое одеяло, легла ему на плечи. Ноги старика задрожали, колени подкосились, и он, скорее всего, упал бы, если бы не успел вцепиться в столб. Дядька Митяй с тоской вспомнил о временах своей молодости, о военном времени. На войне было страшно, куда страшнее, чем сейчас, но выручали молодость и врождённая выносливость… Тогда у него выходило не спать и по двое-трое суток. Больше семидесяти лет прошло, и он уже настоящая развалина, как душа-то в теле держится…

Отогнав от себя грустные мысли, дядька Митяй кое-как распрямился и зашагал в сторону дома. Пока голова относительно ясная, а руки с ногами не отсохли, он ещё на многое способен. Нужно только немного отдохнуть. Хотя бы пару часов.

20.

Глупо и напрасно. Именно так оценил всё то, что совершил накануне, бывший охотник, любящий отец и жестокий маньяк Андрей Семёнович. Глупо и напрасно. Он сглупил, похитив девчонку. И совершенно напрасно притащил её домой. Она стала далеко не первой его жертвой, но до неё никто не покидал темницу, ни живым, ни мёртвым. Так и стоило ли нарушать традиции?

Мужчина проснулся рано, сказалась привычка. Похмелье ворочалось в его голове злобной змеёй, готовой в любой момент забиться внутри черепной коробки, жаля нервные окончания. Слабый свет, отфильтрованный через мутные стёкла, покрытые толстым слоем пыли, резал глаза. Но куда хуже были звуки, неотвратимо пробивавшиеся через тонкие деревянные стены. Скоро Грачёвск проснётся и заживёт своей повседневной жизнью: залают, переругиваясь, собаки, старушки на лавках в палисадниках примутся обсуждать последнюю шокирующую новость. Вдалеке заревут трактора и автомобили. Город будет жить.

– Пашка-а-а! – не своим голосом заревел Андрей Семёнович, на мгновение похолодев от мысли, что сын мог воспользоваться его сном и отправиться к девчонке. – Пашка, твою мать!

К счастью, тот откликнулся быстро. Голос парня, ещё не забывшего вчерашнюю взбучку, звучал испуганно:

– Я тут, папка!

В спальне на втором этаже что-то рухнуло на пол и быстро зашуршало.

– Опять дрочил, сучий сын… – пробормотал мужчина.

– Чего?! – снова заорал Пашка, не расслышав.

Громкий голос резанул уши Андрея Семёновича, отозвавшись звоном в глубинах черепа. Мужчина поморщился.