Сыщик Брок. Дилогия
Шрифт:
– Разумеется, не щелбан, – пожал плечами сыщик. – Дочка вас сфотографировать хотела, вот и все. На память.
– А-а-а! – фальшиво рассмеялся царь. – Всего-то! А я-то и впрямь подумал невесть что. – Берендей оттолкнул в сторону лысого розыскника и, покосившись на черный футляр в руках у девушки, спросил: – А это вполне безопасно? – И замахал руками: – Вы не подумайте, что я за себя опасаюсь! Но ведь за мной – держава. За нее пекусь.
– Это вполне безопасно. И не больно, – обиженно буркнула Сашенька. – Хотите, я рядом с вами встану, а папа нас вместе щелкнет?
– Хочу, – кивнул Царь-батюшка,
– Ваше величество, – затряс лысиной Сушик. – Не поддавайтесь на провокацию!
– А ну-ка, цыть! – рассердился Берендей Четвертый, которому и так уже было стыдно за прилюдное малодушие. – Уйди на свою табуретку и сиди молча.
Никодим Пантелеймонович, понурив лысую голову, побрел прочь. А Сашенька, передав фотоаппарат отцу, подошла к царю.
– Можно я вас под ручку возьму? – мурлыкнула девушка.
– Можно, – расплылся в довольной улыбке Берендей, из глаз которого полностью исчезла тревога.
Брок сделал несколько снимков с разных ракурсов. А потом смущенно замялся:
– А можно и мне с Государем?..
– Ваше величество, – склонила к плечу белую головку Сашенька, – можно папе с вами?
– Ну, пусть… – неопределенно махнул ладонью царь. Судя по всему, эта идея ему не очень понравилась, но отказывать милой девушке было неловко. – Только и с другим вместе сразу. А то времени нет со всеми по отдельности… щелкаться, – последнее слово он произнес вполголоса и отчего-то покраснел.
Брок-два не заставил себя ждать. Сыщики встали по обе стороны от Царя-батюшки, и Саша, сфокусировав изображение на дисплее видоискателя, в очередной раз поразилась, насколько они похожи. Брок-один давно снял свой джемпер, а второй Брок – нелепый зеленый сюртук, и оба сыщика были сейчас почти в одинаковых черных рубахах, так что девушка не сразу и сообразила, кто же из них ее настоящий отец.
Сделав несколько снимков, Саша, войдя в творческий раж, отогнала «родителей» от царя и стала снимать одного Берендея. И в полный рост, и поясной вариант, и лицо крупным планом. Царь-батюшка лишь помаргивал от бликов фотовспышки, но недовольства не выказывал. Напротив, судя по довольной улыбке, ему очень льстило повышенное внимание девушки, хотя смысл происходящего, как показалось Сашеньке, так и не дошел окончательно до сознания Государя.
«Фотиков у них тут нет, что ли?» – удивилась девушка и, закончив фотосессию, решила просветить Царя-батюшку, а заодно и самой убедиться в качестве снимков.
Она обернулась к Мирону и тот, угадав ее мысли, снял с плеча сумку с ноутбуком, которую девушка поручила ему сразу по прибытии в новый мир.
Сашенька достала компьютер, ловко подключила к нему фотоаппарат тоненьким кабелем, загрузила операционку. Услышав музыкальную заставку, Берендей, которому не был виден экран, изумленно приподнял бровь и, обойдя столик, встал за спиной у Саши.
– Ого! – вырвалось у него. – Да это как блюдце всевидящее, только яснее, пожалуй…
– Разрешение – тысяча двести восемьдесят на восемьсот, – не без гордости дернула челкой Сашенька. А потом загрузила программу-фоторедактор, быстро пролистала последние снимки, нашла крупный портрет царя и отодвинулась, освобождая Государю обзор.
Тот, увидев на экране себя, крякнул и
невольно отшатнулся.– Это что, я? – невольно заозирался царь в поисках зеркала. Не нашел и снова уставился в экран ноутбука. – Вот этот страшилище – я? – переспросил он дрогнувшим голосом.
– Ну, почему же страшилище? – мурлыкнула Сашенька. – Очень даже симпатичный мужчина. Вам бы бороду только посолиднее, – сказала она и принялась шустро двигать по столику маленькой беспроводной мышью. На экране, по царскому подбородку, в такт движениям Сашиной руки побежали черные завитушки. Девушка подрисовывала портрету бороду, высунув от усердия язык. А глаза настоящего, не фотографического царя, раскрывались все шире и шире.
– О!.. – только и смог вымолвить он, когда Сашенька оставила в покое мышку. – У!.. – в голосе его слышался откровенный восторг. – Это ж надо!..
Берендей вспомнил наконец о волшебстве, щелкнул пальцами, и в его кулаке появилось круглое зеркальце на длинной бронзовой ручке. Царь заглянул в него, поскреб ногтями щетину и скривился:
– И ведь ни один подлец не подскажет Государю, что имидж менять надобно!.. На кол бы их всех, бездельников, да древесину жалко. – Затем он расплылся в счастливой улыбке и по-отечески приобнял Сашеньку: – А тебе, доченька, искренняя моя царская благодарность. И в награду – твое слово тоже станет для придворного розыскника законом. Слышишь, Пантелеймоныч?..
Сушик молча склонил голову, скорбно блеснув лысиной.
Глава 21. Сыщики уединяются и колдуют
Сыщики, как и сказали царю, очень хотели пообщаться наедине. Поэтому, едва выйдя из терема, они велели Саше, Мирону и Сушику подождать их с полчасика во дворе, а сами направились к небольшой, удивительно светлой березовой роще.
Первым разговор начал Брок-один.
– Да, братец, дали мы, так сказать, маху, – сокрушенно покачал он головой.
– Ты о застолье, что ли? – хмуро переспросил второй.
– Вот именно.
– А кто тебя петь просил? Да еще такую гнусность, – сплюнул Брок-два.
– Можно подумать, ты слышал, что я там пел. Мордой в салате уже валялся…
– Я не валялся в салате, не надо передергивать!
– Я образно, так сказать. Не в этом суть.
– Да-да, – вздохнув, закивал сыщик номер два. – Свиньи мы. Перед Сашенькой-то как стыдно…
– При чем тут Сашенька? – поморщился Брок-раз. – И при чем тут свинь-и? Хотя… – устало махнул он рукой, – свиньи, конечно. Стыдоба, должен тебе признаться. Стыдобушка! О-хо-хо!..
– Ну, ладно, – прошагав молча с полминуты, сказал Брок-два. – Изменить мы уже все равно ничего не можем. Это нам, так сказать, урок на будущее.
– Зато авторитет свой, в салаты, образно выражаясь, уроненный, мы поднять можем! – вздернул подбородок первый сыщик. – Оправдать, как говорится, доверие.
– Царское доверие! – поднял указательный палец второй Брок.
– Да какая разница – царское, боярское… – поморщился Брок-один. – Честь-то – она у нас одна. В смысле, две, разумеется, но как бы по одной на брата. И не все ли равно, перед кем ее ронять, перед царем или, наоборот, перед рабочим-крестьянином? Все равно одинаково запачкается.