Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Ты чего замолчал? Чего вздыхаешь? – взволнованно поднялась со скамейки девушка. – Что с дядей Олегом? Договаривай!.. Он проголодался, и… Что «и»?..

– И чуть не умер, – выпалил Брок. – И я тоже могу умереть. А нас уже Берендей Четвертый на ужин заждался. Идемте скорей!

– Так дядя Олег точно жив? – недоверчиво склонила голову Сашенька.

– Да жив, жив. Вон он бродит. Пока еще.

– Почему пока?

– Потому что царь сейчас обидится, отменит ужин, и дядя Олег точно погибнет. Голодной, так сказать, смертью. И я заодно.

– Ну, ладно. Мы тоже не прочь подкрепиться, – обернулась к Мирону Саша. – Правда, Мирошенька? Проголодался, мой сладенький?

Брок возмущенно замотал головой,

набрал полный рот воздуха, словно собираясь нырять, и выбежал из беседки.

Глава 24. Блинный ужин. Сыщики пополняют царскую коллекцию ругательств, а один из них дерзит Государю

Ужин проходил в том же зале с багровыми гобеленами и мозаичными окнами, что и обед. Правда, стол был вдвое короче, да и яства на нем были совсем другие. Поначалу оба Брока даже взглянуть на стол боялись, ожидая увидеть на нем прежние бутылки, графины и бочонки. Но, бросив все же на белую в этот раз скатерть невольный взгляд, сыщик номер один заметил на ней всего один бочонок. Очень большой и очень блестящий. Сверху у него возвышалось что-то вроде резной башенки, и оттуда шел пар. А сбоку торчал краник с вычурной, в завитушках, ручкой. И стоял бочонок на узорчатых ножках в виде крокодильих лап.

– Да это же самовар! – воскликнул второй Брок, также заинтересовавшийся блестящим бочонком.

– Понятно, что не чайник, – быстро сориентировался Брок-один, сетуя про себя, что не признал сразу такую знакомую с детства вещь. Правда, последние лет двадцать он с самоварами ни разу дела не имел, да к тому же с такими огромными и красивыми.

– Углем топите? – деловито поинтересовался Брок-два у восседавшего на прежнем месте Берендея.

– Понятия не имею, – не очень дружелюбно ответил тот. – Не царское это дело – самовар кипятить. И ждать полтора часа гостей к ужину – тоже не дело. Пятый раз его кипятили уже, между прочим…

– Воду меняли? – нахмурился Брок-один. – Одну и ту же кипятить несколько раз нельзя, невкусный чай будет.

– Да как вы!.. – налился было багрянцем Царь-батюшка, но сыщики синхронно вскинули ладони:

– Дозвольте, ваше величество… – выпалил Брок-два.

– Всем молчать, тихо сидеть!.. – в то же время выкрикнул первый сыщик. К счастью, два этих восклицания наложились друг на друга (благо и частота, и тембр сыщицких голосов были абсолютно одинаковыми), в результате царь услышал что-то вроде: «Двземльтеть в шихо ичдеть тьво!..»

– О! – вскинул брови Берендей, моментально забыв о гневе. – Это что-то новенькое!.. Так даже я не умею… – А я, – тут он подманил к себе сыщиков пальцем и прошептал, косясь на стоявшую в стороне Сашеньку: – Я ведь крепкое-то слово люблю. Даже коллекционирую, в книжечку специальную записываю. – Он тут же достал из-за пазухи блокнотик в красном сафьяновом переплете. Подмигнув, пояснил: – Для красного словца книжка красная с лица. – Коротко всхохотнул и занес над чистой страницей перо: – Продиктуйте-ка, будьте так любезны.

– Что?.. – переглянулись Броки.

– То, что вы сейчас сказали.

– А… что мы такого сказали? – заморгал первый сыщик.

– Мы просто хотели объяснить… – приложил к груди ладонь второй.

– Да бросьте, господа, бросьте, – поморщился Берендей. – Ну, я понимаю, что нечаянно вырвалось, что негоже так перед царем выражаться… Но я ж не сержусь. Я ведь сам вас это сказать прошу.

– Но так мы и впрямь ведь!.. – взмолился Брок-два, а первый его «братец» одновременно с ним изрек:

– Да мы ведь, так сказать…

В итоге у них получилось: «Дномык в медь и в такрямь зватьдь!..»

Берендей был в восторге. Правда, записать он не успел и взволнованно попросил:

– Еще раз, будьте добры! И помедленней, пожалуйста…

Первый Брок наконец догадался, чего от них хотят, и

радостно воскликнул:

– Я еще знаю «ешкин кот»!.. – но тут вдруг к царю обратилась Сашенька:

– Ваше величество, а можно уже садиться?

На нее с двух сторон возмущенно зашикали Сушик с Мироном, но Берендей смутился, поспешно спрятал за пазуху красную книжицу с пером и простер руки:

– Конечно, конечно, гости дорогие! Прошу всех к столу.

К чаю подавали блины. Но какие! И сколько! Такого блинного разнообразия ни Броки, ни тем более Саша с Мироном, в жизни не видели. Тут были блины ржаные, пшеничные, гречневые, пшенные, манные, овсяные… Блины были опарные – из дрожжевого теста (простые и заварные) и «скородумки» – из сдобного пресного теста. Присутствовали на царском столе блины простые (для сметаны и масла) и острые (для соленой рыбы и икры), блины с «припекой», блинчатые пироги (блинницы) – уложенные стопками один на другой блины, переслоенные разными начинками. Нашлось тут место и фаршированным блинчикам (блинчатым пирожкам) – с завернутыми в середину разнообразными закусками. А также лоснились румяными аппетитными поверхностями прочие блинки, блинцы и блинчики, для которых во множестве расставленных вокруг вазочек, блюдечек и прочих плошек белели, блестели, желтели, лоснились, краснели, искрились – что как могло себя показать – упомянутые уже сметана, масло и икра, а также мед не менее десятка сортов, сиропы и варенья – каждых по доброй дюжине видов, и много чего еще, о чем даже слышать и читать нашим путешественникам не приходилось, не то чтобы видеть, а уж тем более пробовать.

Первые полчаса за столом раздавалось лишь хлюпанье, чавканье, чмоканье и прочее фырканье, тресканье и шамканье. Разумеется, в благообразных пределах и нормах. Но любая норма, да шестикратно усиленная; да подогретая здоровым аппетитом; да сто… или сколько там -кратно раззадоренная блинным разнообразием; да разгоряченная ароматнейшим чаем с колотым сахаром вприкуску… Короче говоря, шум за столом стоял тот еще. И слышать его со стороны было попросту невыносимо без того, чтобы не истечь слюной. Благо что со стороны никто этих звуков и не слушал. Вкушали все. Даже придворного розыскника царь Берендей допустил на сей раз к общему застолью, хоть и выделил ему самое крайнее место.

Но вот чавканье стало все медленней, тише и реже, фырканье прекратилось совсем, а на смену им пришли тягостные отдувания, блаженные постанывания и покряхтывания, а пару раз прозвучала даже неблагозвучная отрыжка. Потом еще раз, а потом трижды кряду.

То ли Берендею эти новые звуки не пришлись по душе; то ли он попросту понял, что гости сыты по самое горлышко, и продолжать сладкую пытку он посчитал негуманным; только царь хлопнул пару раз в ладоши – и стол опустел. Даже крошек и варенично-масляных пятен на скатерти не осталось. Лишь посередине стола – два ближе к краю и один в центре – возникли массивные светильники с дюжиной зажженных свеч в каждом, а хрустальные люстры под потолком погасли, что сразу сделало помещение загадочно-настороженным и деловито-серьезным.

В зале повисла тишина, изредка прерываемая тяжкими вздохами. Не в смысле грустными или печальными, а именно тяжкими – от тяжести в желудках. Ну, может быть, чуточку – от сожаления, что так и не удалось кому-то отведать того или иного сорта блинов.

Тем не менее, присутствующие понимали, что они сюда не к теще на блины прибыли. Правда, справедливости ради стоит отметить, что и прибыли-то сюда многие отнюдь не по своей охотке. И все же, дело – есть дело. Уж Броки-то это знали. Да и Сашенька с Мироном все-таки были уже достаточно взрослыми людьми, чтобы уверовать в справедливость поговорки «делу – время, а потехе – час». Вот это самое время и пришло.

Поделиться с друзьями: