Сыщик для феи. Когда наступит вчера
Шрифт:
– Сколько самомнения! – пробормотал я под нос, настороженно глядя, с какой издевательской иронией, не сводя с нас пристального взгляда, склоняет неизвестный всадник крупную голову.
– Чуть свет, а вы уж на ногах, голуби мои! – гулко произнес он, неспешно постукивая по высокому голенищу сапога крученой плетью. – Ну, может, оно и к лучшему.
Никогда прежде мне не доводилось видеть самодовольное лицо этого человека. Весь его облик свидетельствовал о грубой звериной силе, и воля его, казалось, была того же порядка, бездумная и свирепая.
Никогда еще ни нужда, ни случай не сводили нас так близко, но вот голос, звучащий ныне ревом тигра, осилившего крупную дичь, мне прежде слышать приходилось. Хотя и в сильно искаженном виде. Он звучал из-за
– Гляжу, мне тут не рады, – не меняя глумливого выражения лица, посетовал руководитель организованной преступной группировки. – А вот с чего бы это? Никого вроде еще и пальцем не тронул, а поди ж ты! Отчего морды воротите?
Его слова были встречены дружным молчанием. Мы с Вадимом, не отрываясь, созерцали еще одного претендента на субурбанский престол. А стражники уныло озирались вокруг, глядя, как из-за подлеска и окрестных деревьев, уже не таясь, выступают воины с натянутыми луками.
– Что ж, не желаете слова молвить, меня слушайте. Только копья да мечи наземь побросайте, а то как бы беда не случилась. – Наше крохотное войско продолжало молча стоять у моста, не повинуясь бандитскому приказу, но и не горя желанием бросаться на врага в поисках неминуемой погибели. – Я тут по зорьке ранней лесом еду, зрю – девчонка махонькая по тропке бредет. Дай-ка, думаю, провожу, коли уж все равно по пути. – Атаман неторопливо стянул с лопатообразной руки замшевую перчатку и щелкнул пальцами, словно подзывая гарсона.
Из леса выехали еще два всадника, меж которыми, спотыкаясь, брела Оринка. Руки ее длинными веревками были привязаны к седлам, и мрачного вида наездники, душегубы атаманской свиты, не сводили с нее глаз, должно быть, опасаясь проделок юной ведуньи.
– Клин, – задумчиво глядя на разворачивающуюся перед нами мрачную картину провала и разгрома, тихо произнес Вадим. Впрочем, как всегда, это ему удалось довольно плохо. – А в натуре, если я этому уроду ща из «мосберга» в лобешник загадаю?
Желание моего друга было естественным, а потому легко предсказуемым. Я покосился на лучников, держащих стрелы на тетивах, на ехидную усмешку королевского наушника, на стражников, готовых расстаться со штатным оружием скорее, чем с жизнью, на фею… На то место, где еще мгновение назад красовалась наша распрекрасная Делли. Ни феи, ни ее волшебного скакуна не было и в помине!
– Вадик, есть две новости, – не разжимая зубов, проговорил я. – Одна плохая, другая вовсе отвратительная.
– Н-ну? – процедил И.О. государя, не сводя гипнотизирующего взгляда с Кукуева сына.
– Во-первых, патроны у тебя закончились еще в башне, перезарядить ружбайку ты не успеваешь. А во-вторых, Делли опять исчезла.
– Бляха муха! – Злой Бодун скривил вдрызг исцарапанное анчутками лицо, отчего оно приобрело вид маски, с помощью которой чукотские шаманы отгоняют злых духов.
– Что это вы, любезные, на меня шнифтами-то скрежещете? – заметив гримасу на физиономии Вадима, поинтересовался его перспективный конкурент. – Так и без них остаться можно. Ну-ка, без глупостей! Я сказал – оружие на землю и три шага в сторону! Али очами своими глупыми не видите, что вам тут башку сложить, как голодной комарихе пискнуть? Покумекайте, стал бы я в такую даль волочься, когда б мне головы ваши понадобились? Неча дурить, парни, разговор есть! Серьезный! – Он легко пришпорил коня, и тот вынес его к мосту, как говорится, в два прыжка. – Исполняющий обязанности государя, могутный витязь по прозванию Вадим Злой Бодун Ратников, ты, стало быть, будешь? Читал твою прелестную [21] грамотку, – оценивающе смерив взглядом моего напарника, усмехнулся Ян Кукуевич. – Хорош, нечего сказать! – Он повернул голову в мою сторону. – Ну, твой-то лик мне
уже видеть доводилось. Теперь поближе знакомство сведем, – обнадежил меня всадник на антрацитовом коне, проехав мимо шеренги оробевших стражников. – А это, по всему видать, нерушимое войско государево?21
Прелестная – слово использовалось в значении «обольщающая».
– Ос-смелюсь доложить, – задыхаясь от собственной храбрости, выдавил молчавший дотоле Несусветович, – что пред тобой, охальник, не вои безродные, а стольники достопочтенного Уряда Нежданных Дел. А что в страже ныне, так это – согласно личному повелению его преимущества, исполняющего обязанности государя нашего.
– Во как! – с деланным восхищением покачал головой королевский наушник, пряча усмешку. – Мздоимцы, выходит, вельмочтимые. Ну так вот, мздоимцы! Навострите уши, повторять не буду. Стольниками к себе я вас не возьму, уж не обессудьте, но десятскими в Елдинский гарнизон таких-то бравых парней отчего и не записать? А там, глядишь, верная служба наверх-то и вынесет. Времени для многомудрых дум вам не даю. На что мне десятские с мыслями, в Ирийских [22] садах блуждающими? Разом говорите, что вам милее: мертвый стольник или живой десятский?
22
Ирий – в древнерусской мифологии – рай.
Я отвернулся и стал разглядывать рассохшиеся доски, служившие навесом для боевой галереи замка. Доносившиеся из шеренги разнобойные возгласы даже самый завзятый толкователь священных текстов не перевел бы иначе, как гимн верноподданническому чувству.
– Под тебя хотим, батюшка! С тобой, отец родной!
Давно ли столь же бурно и искренне встречали стражники урядного обоза весть о своем негаданном возвышении?!
– Ну, коли под меня хотите, там вам и быть! – щедро обнадежил переветников милостивый победитель.
– Веди нас, повелитель!
– А ты что же стоишь? – послышался насмешливый окрик бывшего атамана. – Страх, что ли, язык сковал, али с ушами плохо?
– Я так себе меркую, – разнесся над поляной негромкий, но твердый голос последнего из нежданнодельцев, – что лучше мне туточки остаться.
Упрямая нотка, сквозившая в его словах, звучала непривычно, но как-то очень естественно для человека, стоящего рядом с нами.
– Чья школа! – Звучный бас Ратникова был полон неподдельной гордости.
Я резко повернул голову. Там, где еще минуту назад была ровная шеренга переметных храбрецов, стоял один насупленный угрюмый Вавила Несусветович.
– Ишь ты! – мотнул головой Кукуев сын. – Что-то я нынче с утра не к добру милостив. К чему бы это? Смерти ищешь, дядька?! Ну, это дело у нас не затягивается! А вот об удавке такого не скажешь. – Он громко рассмеялся собственной шутке, и вся стая, правильно истолковав сигнал вожака, разразилась гавкающим хохотом, улюлюканьем и свистом.
– Да уж лучше так, честным урядником на суку, чем у тебя, мразь подколодная, в холуях!
Лицо Кукуевича стало медленно наливаться кровью. Ни цвет лица, ни взгляд не предвещали ничего хорошего. Когда б я поспорил, что бывший разбойник-профи прокручивает в голове самые изощренные виды пыток и казней, прикидывая, в каком порядке применить их к непокорному, чтобы смерть в петле показалась тому желанным избавлением от мук, непременно бы выиграл. Вот только выигрыш, увы, получать было бы некому. Равнодушно смотреть, как разбойное шакалье измывается над верным нашим соратником, мы бы не смогли, а значит, наверняка бы ввязались в безнадежную, но такую, черт возьми, желанную драку. А поскольку чудес не бывает, точнее, бывают, но как раз сейчас ждать их было неоткуда, то на этой полянке скорее всего кучку наших мелко нарубленных останков и закопают.