Сыскное бюро Ерожина

– Проснитесь, несчастные, мир прекрасен! Каждое мгновение жизни, подарок, а вы спите на ходу.

Три дня проведенные Мюллером в Литве изменили старика. Он поверил, что прекрасная молодая дева с точенными ножками и темно синими глазами его любит. Фридрих Эдуардович не был наивным старым маразматиком. Поначалу подозрительные и тревожные мысли его посещали. Он не сразу поверил, что молодая красотка бескорыстно им увлечена. Но Нора сумела эти подозрения снять. Она не давала Мюллеру тратить на себя денег. За всю поездку он сумел достать свой бумажник, лишь раз. Нора позволила подарить ей букет лилий. Все остальные счета она тихо оплачивала сама. Когда Мюллер попробовал возмущаться, Нора сказала, что она богатая наследница и желает свои удовольствия оплачивать сама. О себе красавица рассказывала мало. Единственно, что понял профессор, что его подруга потеряла очень богатого мужа. По ее словам, погибший супруг был моложе Мюллера, но тоже на много ее старше. Нора призналась, что молодые люди ее раздражают. Вела девушка себя достаточно целомудренно. На второй день своего литовского путешествия, профессор с Норой посетили Тракай. Они гуляли в прекрасном парке, с огромными прудами, осмотрели музей караимов – крымских евреев, почти поголовно уничтоженных Сталиным. Обедали в уютном открытом ресторанчике на берегу озера. Белый сверкающий лаком «пежо» обслуживал их весь день. За рулем сидел улыбчивый литовский друг Норы, Гундас. Вечером они вернулись в свой отель. Нора опять прилегла с профессором, поласкала его и, усыпив, удалилась. На третий день, после завтрака в отеле, Гундас повез их в Каунас. Маленький литовский городок очаровал профессора. В Каунас Фридрих Эдуардович попал впервые. Его восхитили витражи готического храма на главной площади, позабавил музей чертей в частном доме, и лишь картины Чарлениса, которого он не очень любил и считал женственным дилетантом, слегка утомили. Усевшись в глубокое кожаное кресло в холле музея, старик сразу уснул. Нора тоже подремала. Музыка Чарлениса, которую служители музея давали для большого проникновения в мир литовского гения, сну способствовала.

Вечером они вернулись в Вильнюс и, забрав свои вещи из отеля, покатили в аэропорт. Фридрих Эдуардович крепко пожал на прощание своей сухой породистой рукой, руку Гундаса и искренне его поблагодарил. Молодой человек потратил на них уйму времени. Гундас обворожительно улыбнулся, и ответил, что и сам получил большое удовольствие от общения с москвичами. В одиннадцать часов вечера они были в Шереметьеве, а немного за полночь, черный «бюик» Норы, доставил профессора до подъезда его московской квартиры.

Мюллер предложил девушке остаться у него, но Нора не согласилась. Она сказала, что после столь насыщенного дня, профессору необходимо выспаться.

Прошло несколько дней. Фридрих Эдуардович пребывал в великолепном состоянии духа. Он вспомнил себя в свои молодые годы и понял, что Нора вернула ему молодость. Синеокая красавица каждый вечер звонила Мюллеру и говорила нежные слова. Фридрих Эдуардович соскучился и желал встречи. Он понял, что мужская сила постепенно возвращается к нему и мечтал доказать Норе, что она не зря считает его мужчиной. Вчера, профессор пригласил девушку на ужин, пообещав выступить в качестве повара. Нора согласилась и Мюллер с утра отправился на центральный рынок. Столько денег на еду профессор никогда не тратил. В небольшой рыбной лавке, где торговал сонный азербайджанец, профессор приобрел живую стерлядь. Рыбка обошлась ему в четыреста рублей. Зелень и специи он нашел без труда. Затем закупил шампиньоны. Очень долго и капризно выбирал картофель. Мюллер хотел, чтобы клубни были розовыми и не очень крупными. Такой картофель он нашел только у одной пожилой крестьянки.

Оставалось подумать о десерте. Размышляя, какими фруктами поразить гостью, Фридрих Эдуардович остановил свой выбор на инжире. Кавказец просил пятьсот рублей за килограмм. Мюллер вздохнул и велел свесить пол кило Это удивительное растение – тайна природы. Инжир не цветет. Синеватые, грушевидные инжирины в спелом состоянии сохраняются очень не долго. Раньше, свежим инжир до Москвы довезти не могли. Больше ему на рынке ничего не требовалось.

Вино, минеральную воду и сыры он купил не далеко от дома, на Тверской. Около часа профессор с покупками вернулся домой, принял ванную и лег отдыхать. По магазинам и рынкам старик ходил редко, и путешествие его утомило. Отдохнув чуть больше двух часов, Мюллер встал, умылся и уселся в свой кабинет, читать поваренную книгу. Она называлась «Книга о здоровой и вкусной пище». Издали ее в пятьдесят третьем году, уже после смерти Отца народов. Но помпезный сталинский «ампир» проступал на каждой странице. Мюллер сохранил эту книгу, потому, что в ней приводились рецепты, которые еще помнили старые повара. Для своего времени книга и выглядела уникально. Она была толщенная, с цветными фотографиями блюд, ресторанных залов и столовых приборов. Стерлядь в книге предлагали готовить в десяти разных видах. Мюллер и без книги, знал толк в поварском искусстве и иногда готовить любил. Правда, в последнее время почти этого не делал. Интерес к кулинарии профессору вернула Нора.

В пять часов Фридрих Эдуардович отправился на свою кухню. Он облачился в фартук, тщательно помыл руки и разложил на кухонном столике закупленные продукты. К семи ужин был готов. Профессор снял фартук и пошел одеваться. Принимать Нору Фридрих Эдуардович решил в светлых шерстяных брюках и легкой шелковой рубашке. Галстук он заменил легким шарфиком в мелкую клетку. К восьми стол в гостиной был накрыт. В канделябре горели свечи, в их свете сверкали золоченые серебряные приборы, и просвечивал тончайший немецкий фарфор.

Нора не опоздала ни на минуту. Мюллер открыл дверь, снял с гостьи легкий лайковый плащ и получил взамен букетик роскошных гвоздик и нежный поцелуй девы. Красавица, как всегда была неотразима, хотя выглядела довольно строго. И лишь долгий разрез длинной юбки, позволял при ходьбе лицезреть ножку Норы, почти от бедра.

– Тебе, Фридрих, очень идет роль хозяина дома. – Кокетливо заметила гостья, усаживаясь за стол. Мюллер поклонился и, выключив электричество, оставил только свечи. В полумраке антикварная квартира профессора выглядела музейно, но Нора вовсе не проявляла любопытства. Она вела себя так, будто бывала в этом доме много раз. И лишь когда Мюллер выходил на кухню, цепко оглядывала его обстановку и картины.

– Потрясающе вкусно. Но ты потратил на меня кучу денег. – Ласково побранила старика Нора, ловко разделываясь с отварной стерлядью.

– Ты так долго меня баловала, теперь, я впервые имею возможность, хоть как-нибудь реабилитироваться. – Улыбнулся Мюллер, польщенный ее замечанием.

– Мне это ничего не стоит. А ты свои деньги зарабатываешь нелегким трудом. – Возразила Нора, встала из за стола и подошла к Мюллеру: – Мне сейчас есть больше не хочется. Я сегодня много бегала и устала. Можно я поваляюсь, а ты мне расскажешь про себя. Ты же мне ничего о себе никогда не рассказывал.

– Конечно, чувствуй себя как дома. – Улыбнулся профессор. Нора поцеловала его в губы:

– Милый, тогда я бы приняла ванную. Одолжишь мне свой знаменитый халат? Он мне очень нравится.

Фридрих Эдуардович проводил девушку в ванную, отладил воду и, выдав ей халат, хотел удалиться: – Полотенце бери любое. Все только вчера из прачечной и я еще не успел ни одним попользоваться.

– Милый, не уходи. Мне тут без тебя будет тоскливо. – Попросила Нора, скинула свою блузку и повернулась к профессору спиной: – Расстегни мне сзади.

Мюллер покраснел, как школьник, но просьбу гостьи выполнил. Он старался не смотреть, но не мог себя заставить отвести взгляд от ее небольшой, но упругой и манящей груди. Нора тем временем, освободилась от юбки, змейкой выскользнула из трусов и повернулась к нему:

– Я тебе нравлюсь?

– Ты прекрасна! – Выдохнул профессор.

– Поцелуй мне грудь. – Попросила девушка.

Старик обнял ее, стал тереться своей морщинистой щекой о ее бархатную кожу, нагнулся и взял губами сосок на ее груди.

– Как ты хорошо это делаешь. – Прошептала Нора и закрыла глаза: – Разденься сам.

Ванная наполнилась. Нора шагнула в теплую воду, и ладонью обрызгала Мюллера. Он, торопясь, неловко снимал с себя рубашку и светлые шерстяные брюки.

Нора тем временем резвилась в воде. Наконец, старик разделся, но забыл снять шарфик.

– Иди ко мне. – Позвала красавица. Мюллеру было трудно войти в ванную без маленькой скамеечки, которой он привык пользоваться. Нора подала ему руку. Она усадила его рядом с собой, намочила ему волосы, взъерошила их и рассмеялась:

– Какой ты смешной, мокрый и в шарфике. Прямо мальчишка. Давай я тебя помою.

– Я забыл его снять. – Растерялся Мюллер.

– Пусть, так даже интереснее. Давай сюда мочалку. Каким мылом ты моешься. – Нора оглядела шампуни и кремы и выбрала бутылочку с миндальным мылом: – Я тебя буду мыть этим. – Она открыла бутылочку, налила янтарное тягучее мыло на огромную мочалку профессора и принялась его натирать: – Вставай. Мне так неудобно.

Мюллер нелегко поднялся и замер. Нора растирала мылом ему спину и грудь, намылила руки и шею, потом отложила мочалку и принялась мылить его рукой. Профессор почувствовал, что он хочет. По настоящему сильно хочет это прекрасное тело, эти нежные, ласковые руки, эти темные синие глаза.