Сюрприз для Биг Босса

– Извини, что так поздно, – звучит уставший голос Коршунова на другом конце провода. Мы молчим, слушаем дыхание друг друга. Это так странно. Почему-то уместно и не напрягает.

– Все в порядке? – осторожно спрашиваю, понимая, что Богдан Аркадьевич не спроста звонит в такой поздний час. – Тест подтвердил отцовство?

– Собирайте свои вещи, завтра переедете ко мне домой, – его слова красноречивее простого «да». Я все еще помню, что на горизонте есть жена, и ее реакция на новость тоже важна.

– Вы супруге сказали о ребенке?

Коршунов не спешит с ответом. Вслушиваюсь в тишину трубки и пытаюсь представить, в каком состоянии Богдан Аркадьевич. По его голос не догадаешься, какие чувства его обуревает. Сдается мне, даже если он сейчас беснуется от правды, ни тоном, ни мимикой не выдаст внутренний ураган. Пусть мы знакомы совсем немного, но я уже поняла, что этот мужчина привык эмоции свои подчинять контролю.

– После семи я заеду за вами.

Богдан Аркадьевич мастер игнорировать вопросы. Точнее он не считает нужным отвечать на вопросы. Ну да, какое мне дело, как отреагировала его супруга. Раз он завтра отвезет меня и Веру к себе домой, значит на семейном совете все обсудили. И все равно внутри неприятно скребется. Я словно вторгаюсь на территорию неприятеля, где каждый метр заминирован. Не знаешь, где рванет.

– Хорошо, мы будем готовы.

– Спокойно ночи, Надежда.

– Спокойно ночи, Богдан Аркадьевич.

Щелчок и разговор завершен. Я добилась своего. Только не чувствую себя победительницей.

* * *

Коршунов с утра присылает инструкции. Напоминает мне о том, чтобы я не забыла документы. Еще было указание перед поездкой накормить Веру, чтобы громко не плакала, не отвлекала его от вождения.

А ведь у него водитель есть. Я его видела, когда следила. Наверное, соединение с дочерью для Коршунова личный момент, не для посторонних глаз.

Про то, как себя вести, когда прибудем, ни слова. О жене тоже молчит, а я трусливо не спрашиваю. В воображение рисую счастливую картинку семьи для Веры, а внутри все переворачивается от плохого предчувствия.

Вдруг жена Коршунова не примет Веру. Будет к ней холодна, равнодушна. Малышка ведь не поймет, почему мама так к ней безразлична. А я ведь вечной няней для Верунчика не буду, только год-полтора, несмотря на то, что Богдана Аркадиевича просила на пару лет.

Заставляют себя собирать вещи, ничего не забыть. Верунчик, словно чувствует изменения в своей жизни, капризничает, не слезает с рук. Только утихнет, только положу ее на диван, заходится в плаче, который разрывает сердце. Когда она засыпает, я со скоростью света запихиваю наши вещи в чемодан и проверяю документы. Если барахло можно купить в магазине, то вот с документами надо быть внимательными. Их не так просто восстановить.

К семи часам мы готовы и нетрепливо ожидаем папочку. Развлекаю Веру, подходя с ней на руках к окну. Она все разглядывает, улыбается. Вряд ли что-то осознает, но вид очень сосредоточенный.

Темные волосики подросли, начинают виться. Глаза голубые-голубые. Заглянешь в них и пропадешь с концами. Сладкая булочка. Я услышу первые слова. Я увижу ее первые шаги. Я буду ее держать крепко за руку, не дам ни оступиться, ни упасть. Я буду ее защищать, как умею, как смогу.

Вздрагиваю, когда слышу вибрацию мобильника. Спешно подхожу к дивану, читаю сообщение. Коршунов нас ждет внизу. Мог бы спросить номер квартиры, подняться и помочь с вещами, но видимо это выше его королевского достоинства.

Тепло прощаюсь с Марьей Ивановной. Старушка желает нам добра и счастья. Я ей крепкого здоровья. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся, поэтому поддаюсь порыву и щедро оставляю на полке несколько купюр. Больше того, что должна заплатить за комнату.

Как-то быстро приходит лифт, стремглав нас опускает на первый этаж. Держа в одной руке переноску с Верой, которая не вовремя начинает хныкать, в другой чемодан и на плече сумка, выползаю на улицу. Ко мне сразу же спешит Коршунов.

Не будь я загружена по макушку, заценила бы отлично сидящей по фигуре Богдана Аркадьевича серый костюмчик, блестящие без пылинки черные туфли, идеальную укладку темных волос, стильные очочи на его аристократическом носу. Прям с обложки глянцевого журнала явился. Еще и машина ему под стать. Такая же стильная, дорогая и не уместная в этом простом дворе среди панельных высоток.

– Давайте помогу, – Коршунов перехватывает у меня чемодан и сумку.

– Могли бы подняться, – недовольно замечаю. Меня награждают странным взглядом, который и толкованию не поддается.

Богдан Аркадьевич закидывает в багажник наши вещи, неторопливо подходит к задней двери и распахивает ее. Я удивленно замечаю детское автокресло, вопросительно смотрю на мужчину.

– Это автокресло, – поясняет, как для дурочки, Коршунов.

– Я вижу. И я знаю, что это такое. Но зачем?

– А вы не в курсе, что перевозить ребенка без автокресла нельзя? Первый же сотрудник ДПС выпишет штраф.

– В нашем городе никто так строго не соблюдает это правило.

– Это в вашем городе, а у нас в столице все дети ездят в автокреслах, независимо сколько им лет.

– Вера ни разу не ездила в таком кресле.

– Надо с чего-то тогда начинать. Сажайте ребенка.

– Она будет плакать и отвлекать от дороги. Может в другой раз?

– Нет! – категорично не соглашается Коршунов, не терпящим возражением тоном.

Я сдаюсь. Понимаю, что он прав. Наш провинциальный городишко не столица, дураков на дорогах хватает, но вот Вера может действительно с непривычки сиреной орать всю дорогу.

Под цепким взглядом голубых глаз, вытаскиваю Веру. Осторожно, наблюдая за ее реакцией, кладу в автокресло. Пристегиваю ремнями. Верунчик морщится, вот-вот начнет плакать. Спешно достаю из переноски соску и затыкаю рот племяшке. Протестующей крик стихает, так и не начавшись.

– Садитесь с другой стороны рядом с ней, – командует Коршунов.

Я слушаюсь. Торопливо обегаю машину сзади и плюхаюсь рядом с Верой. Надеюсь, что как только машину тронется, она уснет. Верунчик меня не подводит. Она сонными глазками смотрит-смотрит перед собой, пока машина плавно трогается с места и едет куда-то не спеша, моргает и уже сладко посапывает.

Из моей груди громко вырывается облегченный вздох. Тут же ловлю на себе в зеркале заднего вида прищуренный взгляд голубых глаз. Немного успокоившись, я осмеливаюсь спросить:

– Вы так и не ответили вчера на два моих вопроса.

– Каких?

– Подтвердилось ли отцовство.

– Раз вы сейчас едете в моей машине ко мне домой с ребенком, значит подтвердилось. Или вы уже не помните свои условия?

– Все я помню, но меня гложет червяк сомнения.

– Что-то он вас не беспокоил, когда вы с ребенком проникли в мой кабинет.

– Я тогда здраво не мыслила, – неловкость от своих поступков заставляет меня замолкнуть, но мое молчание длится недолго. Все же мне неизвестно, как отреагировала жена Коршунова на его внезапное отцовство.

– Ваша жена в курсе, что мы сегодня приедем?

– Моя жена должна вас волновать меньше всего.

– И все же я волнуюсь. Тут речь идет не обо мне, а малышке, которой нужны и папа, и мама.

– Думаю, что первый год вы отлично справитесь с ролью мамы. Ведь до года детям все равно, кто будет их без оглядки любить, а вы, как я думаю, очень любите свою племянницу. Иначе бы не пошли на такой безрассудный шаг.