Сюрприз для дона Серхио
Шрифт:
Донья Вера, улыбнувшись Леону и, смерив оценивающим взглядом Сальвадора Горацио, под щёлканье фотоаппарата Хары принялась рассказывать о важности работы волонтёров в лечебных учреждениях на юге Умбрии. Например, о том, что студенты с медицинского факультета будут учить почтальонов из отдалённых деревень на юге Умбрии оказывать медицинскую помощь местным жителям до прибытия «скорой помощи» из главного города провинции. В районах, где наблюдалась нехватка врачей, это по мнению Веры Сантьяго было выходом из положения. А инициатором проекта по её словам был сам дон
– Чёрт побери, зачем они привезли нас, если совещание закрытое? – спросил Горацио через несколько минут, садясь обратно в микроавтобус.
В отличие от более опытных коллег он заметно нервничал. Да и едва ли был доволен скучным ответом и натянутой улыбки молодой особы, которая после дежурных фраз вновь отправилась с «Айфоном» к клумбе.
– Новичок ты ещё, сразу видно, – усмехнулся Рубен Леон.
– Ну, серьёзно, Рубен! Записали эту сеньориту про волонтёров. Но не ради неё же мы сюда попёрлись.
– Спокойно, парень. День только начинается.
– Только начинается? Да я встал уже почти восемь часов назад!
Поездка в Сан-Пабло молодому журналисту казалась совершенно бессмысленной. Встать просыпаться ещё до рассвета, затем добираться на телеканал, откуда через весь город в бывший военный аэропорт, где предстояло пробыть ещё почти час в ожидании полёта. И по прибытию – вновь ожидание. Сначала пока сеньор Тапиа выйдет из самолёта, а теперь – пока проведёт странное закрытое от всех совещание в больнице.
– Дону Серхио виднее когда совещание открытое, а когда нет, – произнёс с важным видом Деметрио Домингес.
Потом он поднял указательный палец и молча оглядел журналистов. А потом кивнул. По-видимому, для солидности.
– А ты слышал про Чёрного Бланко? – попытался сменить тему Альварес, обращаясь, конечно же, к Горацио.
– Чёрный кто?
– Эх, молодёжь! – журналист «Нуэво Диарио» широко улыбнулся, обнажив зубы, окрашенные в светло-коричневый цвет от постоянного курения.
– Хуан Бланко. Бизнесмен, подозреваемый в убийстве жены, а потом пропавший. Года два уже прошло. Как сквозь землю провалился, – Алессио Лопес подключился к просвещению своего коллеги.
– Да-да, слышал, припоминаю, – Сальвадор Горацио активно закивал головой.
– Говорят, – Альварес снизил тон до заговорщического, – говорят, что он до сих пор заперт в больнице Сан-Пабло. Вот к нему дон Серхио и приехал, чтобы выведать страшную тайну. А по ночам по коридорам бродит дух его жены, гремя ночными «утками».
Когда «Тойоту» изнутри едва не разорвал взрыв всеобщего хохота, дверь больницы распахнулась, и оттуда вышел оглядывающийся по сторонам Базиле Годой с чёрной толстой папкой, содержимое которой он утром едва не рассыпал по резиденции главы государства. Маленький круглый чиновник, смешно придерживая развевающийся на ветру галстук, подошёл к «Тойоте» с прессой, попросил водителя опустить стекло и произнёс:
– Здесь заканчивается, езжайте на следующую точку – на ферму Ману
Гавилара.– А как же осмотр детсада? У нас тут в планах…
– Не будет детсада! К Гавилару сразу езжайте! Это важнее.
К кофейным плантациям и лесным угодьям этого сеньора опытный водитель, прекрасно знающий местные дороги, доставил журналистов спустя тридцать минут.
– Шефа нет, отстал – произнёс довольный собственным скоростным вождением седоваласый мужчина, закуривая возле микроавтобуса, – можете пока отдохнуть.
– Разве мы отдыхать сюда приехали? – Деметрио Домингес знаком попросил журналистов поторопиться, а сам устремился к солидно одетому человеку лет пятидесяти.
Тот небрежно протянул руку Домингесу, по-видимому, пытаясь вспомнить где они раньше виделись.
Алессио Лопес раскладывал штатив, наблюдая как кофейный король Умбрии решительно мотал головой. Видимо, Гавилар не соглашался на комментарий для СМИ по просьбе Домингеса. Но через пару минут всё же подошёл к тому месту, где операторы разворачивали аппаратуру.
– Эй, а я тебя знаю, и его тоже! – при виде Лопеса и Альвареса с их камерами на лице Ману Гавилара застыло что-то среднее между улыбкой и оскалом ягуара.
– Да снимали мы тут у Вас. Много раз. Я у Вас ещё лет 20 назад был… – произнесли, перебивая друг друга, оба оператора.
Хара защёлкал фотоаппаратом, от чего Гавилар задёргался:
– Эээ, полегче. Как затворы «Калашниковых» в джунглях. Я чуть не обосрался, – бизнесмен сухо и отрывисто расхохотался, а морщины на его смуглом лице стали заметнее.
– Вот сюда вставайте, пожалуйста, – Сальвадор Горацио начал просить сеньора Ману занять более удобную позицию для съёмки.
– Здесь я командую, амиго, – пробурчал Гавилар под нос с явным недовольством.
В этот момент к Гавилару подбежали двое молодых крепких парней, которых можно было прямо сейчас снимать в массовке голливудских фильмов про наркомафию. Ману Гавилар жестом приказал им вернуться на прежнее место.
– О, второй государственный канал? – бизнесмен довольно покачал головой, указав на микрофон в руках Горацио, – вот теперь я тебя узнал, амиго! Видел по телевизору.
Едва Горацио, Леон и журналисты из газет выстроились напротив Ману Гавилара, как из-за поворота появился автомобиль Президента, а следом за ним и другие машины. Гавилар тут же развернулся в сторону машин, словно журналистов и не существовало. Мгновение спустя он уже крепко жал руку Серхио Тапиа и энергично кивал Че Пулье.
– Лайф запишите, – зашипел на Горацио и Леона пресс-секретарь Президента, подразумевая, что вместо интервью придётся довольствоваться каким-то отрывком из живого общения Гавилара и Президента Тапиа.
Под прицелом камер вся разношёрстая компания от Президента Тапиа до охранников Гавилара прошествовала по вырубленной в зарослях дорожке на вершину холма. Отсюда открывался красивый вид либо на величественную южно-американскую сельву, прорезанную одним из притоков Амазонки, либо на гектары лесных угодий Ману Гавилара, что, впрочем, было одно и то же.