Сюрприз для повесы

— Может быть чуть-чуть, — открыто заулыбалась Настя и добавила уже серьезнее: — Но никто и ничто в мире не может подарить большего блаженства, чем соединение с любимым человеком, и не только духовное, но и телесное. Да телесное, непременно. Теперь я в этом абсолютно уверена.

Вот так-то. Выходит, не врали обольстительные ночные грезы. А если все сие правда, то, будь жив сейчас бравый полковник Каховский, Александрин придушила бы его своими собственными руками за то, что во время его кратких пребываний на супружеском ложе мир для нее никогда не содрогался и звезды не падали с неба, а была лишь неловкость, ощущение брезгливости и в конце концов отвращения. А должно было быть, судя по всему, совершенно иначе…

14

Нельзя сказать, что госпожа Каховская не любила балы. Отнюдь. Несмотря на шлейф пересудов, тянувшихся за ней и обвинявших в предпочтении мужских интересов дамским, все же и она не была лишена чисто женских пристрастий. Одним из таковых, несомненно, были танцы. Впрочем, и в это Александрин вносила изрядную долю самобытности.

Ибо что есть танец в череде бального ритуала? Основа, канва, по которой ваше умонастроение, ваши желания и намерения могут вышить любой прихотливый узор. Желаете себя показать да на других посмотреть? Пожалуйте вам плавный, величественный полонез. Беготня котильона очень бодряща и дает возможность поинтриговать любителям мистификаций. Для шаловливого флирта и игривого настроения весьма подходяща стремительная, ветреная мазурка. Когда-то она слыла у влюбленных первейшим танцем, но… в нынешние времена, господа, явился вальс! Некоторые ревнители старины полагают его крайне неприличным и компроментажным, однако пылкие молодые сердца с энтузиазмом приняли сей очаровательный тет-а-тет, открывающий весьма соблазнительные горизонты для амурных обольщений и признаний. Посему, судари мои, любой танец — это не только и не столько почти балетные па, а скорее своеобразный бальный разговор — гармоническое соединение куртуазной беседы и движения, взглядов и жестов, мелодии и настроения.

Александра Федоровна более всего обожала движение и отдавалась ему с затаенной страстью. Музыка отзывалась в ее теле мгновенным трепетным отзвуком. Она обволакивала и покоряла ее, заставляя следовать своему ритму, отрешая от тревог и забот, даря наслаждение и мимолетное сладостное забвение. Светская болтовня, по мнению Александры, только отвлекала от сосредоточенности на этом сладостном ощущении. Посему кавалеры находили госпожу Каховскую весьма приятной партнершей, но несколько отстраненной и молчаливой. Впрочем, несмотря на это, ее бальная карточка никогда не пустовала. Почти заполнена она была и на сей раз. Молодая состоятельная вдова не была обойдена вниманием кавалеров, несмотря на несколько эксцентричный характер.

Бал у Долгоруких на Пречистенке был, пожалуй, последним перед затишьем Великого поста. Александра неожиданно поймала себя на том, что готовилась к нему с несвойственным ей тщанием. Более трех часов раздумывала, примеряя один туалет за другим, подбирая под цвет и фасон наряда украшения, веера и цветы, замучила горничных и совершенно обессилела сама. Потом резонно задалась вопросом — отчего она занимается всей этой чепухой? Разозлившись, тут же остановила свой выбор на крайне строгом платье-шмиз из индийского муслина цвета янтаря. Камея, два браслета, кашемировая шаль и маленький веер из резной слоновой кости стали скромными дополнениями к ее наряду. Взглянув на себя в зеркало, она дала себе приказ успокоиться и выбросить из головы мысли о Вронском — слишком много чести для легкомысленного прожигателя жизни.

И все же некая нервозная взвинченность вновь нахлынула на Александру, едва она переступила порог бальной залы. Отвечая на приветствия знакомых и раскланиваясь, она невольно скользила взглядом по лицам присутствующих, отыскивая так раздражавшее и притягивающее ее красивое самоуверенное лицо. Не обнаружив героя своих треволнений, она испытала несомненное облегчение. Слава Богу, можно будет спокойно и приятно провести время, не рискуя каждый момент наткнуться на затаенно насмешливый взгляд или, хуже того, отвечать на его любезные фразы, в которых ей стали постоянно чудиться скрытые намеки. Очень хорошо! Великолепно! Только почему-то все предстоящее действо, надо признать честно, несколько утратило для нее свою остроту и привлекательность. Что ж, если ей станет скучно, то можно будет уехать пораньше.

Ближе к ужину, несколько утомившись после мазурки, Александра отправилась в дамскую комнату, чтобы поправить прическу и платье и немного передохнуть от разговоров и суеты бала. Настроение неумолимо ухудшалось, тоскливое чувство начало сжимать сердце, окрашивая все вокруг в тусклые безрадостные тона. Сразу после ужина — домой, решила она про себя, возвращаясь в залу по неярко освещенному коридору. Подняла глаза и почувствовала, как ее окатило жаркой волной. У боковых дверей спиной к ней стояли трое мужчин. Элегантную фигуру и золотистые кудри Вронского Александра узнала сразу. Мысли судорожно заметались в голове. Она замешкалась, и тут до нее долетели обрывки разговора:

— …вряд ли женщине приличны такие занятия. Эдак они скоро и в военную службу запросятся, — прозвучал насмешливый басок, принадлежавший военному в парадном генеральском мундире.

— Полагаю, мастерство и умение вызывают уважение независимо от того, мужчина или дама владеют им, — чуть лениво ответил Вронский.

— Однако есть роды занятий, решительно не предназначенные для дам, — возразил генерал.

— Как верно. Как верно вы заметили, ваше превосходительство, — чуть заискивающим тоном вступил в разговор третий господин в статском костюме. — Однако мадам Каховскую и дамой-то назвать будет большим преувеличением. Мало того, что в бегах самолично участвовала, она еще уломала мсье Гарнерена на монгольфьере ее поднять, да и мужа своего…

— Прошу не забываться, сударь, — резко одернул говорившего Вронский. Александре показалось даже, что он будто весь подобрался, как перед прыжком. — Вы изволите судить о даме.

— Да я что… ничего… однако… — залепетал его собеседник.

— Ежели ваше «однако» вы желаете обсудить со мною подробно, — с угрозой в голосе произнес Константин Львович, — я смогу вам предоставить такую возможность в ином месте.

Александра похолодела. Он что, с ума сошел? Его фраза прозвучала как вызов. Да на этого плюгавого даже удара кочерги жалко.

— Приношу извинения, господа, не хотел никого задеть… Позвольте удалиться… — торопливо ретировался любитель сплетен.

— Что вы, право, Константин Львович, напугали человека до полусмерти, — укорил Вронского генерал. — Стоит ли на таковских и внимание-то обращать?

— Не терплю подлецов и подхалимов, Захар Дмитриевич, — ответил тот. — Такие погубят репутацию достойного человека и не поморщатся.

— А она достойная? — дружески полюбопытствовал генерал.

— Достойная и… необычная, — чуть помедлив, произнес Вронский. — Хотя вас, друг мой, это совершенно не касается.

В этот момент раздались первые такты вальса, и Захар Дмитриевич заторопился прочь:

— Прости, Вронский, я ангажировал на вальс супругу, так что, сам понимаешь, промедление будет смерти подобно.

— Вот она «сладостная» участь молодожена! — усмехнулся Константин.

— Мне кажется, вы завидуете, — уже через плечо бросил его собеседник, направляясь в залу.

— Упаси Бог, — буркнул в ответ Вронский.

Александра затаила дыхание. Константин Львович лениво прислонился плечом к дверному косяку, потом будто насторожился, замер и обернулся назад. Глаза его блеснули в полумраке, уголки губ поползли вверх. Александра вспыхнула, но, взяв себя в руки, решительно направилась в его сторону. Войти в залу, минуя Вронского, было невозможно.

— И давно вы здесь стоите? — проигнорировав ее приветствие, спросил Константин Львович.