Сюрприз заказывали?

Она не испытывала никакой неловкости, повествуя о собственной глупости. У Яны бы язык не повернулся такое рассказывать. Ей всегда важно было хорошо выглядеть. А вот Мирошниченко это совершенно не заботило. Она всегда была уверена в себе, в своей способности выплыть на любой глубине. Ей все так легко давалось… Не то что Яне.

А той хотелось быть такой, как Мирошниченко. Яна заприметила ее в самом начале первого курса. Вечно с улыбкой на скуластом личике, вечно в окружении подружек и поклонников, Мирошниченко казалась Яне физическим воплощением девчонки, которая — как там у Макаревича? — «идет по жизни смеясь». «Как у нее это получается?» — ответа на вопрос она не находила. Может, потому, что никогда не подходила к Мирошниченко настолько близко, чтобы понять, в чем тут дело? И Яна решила рискнуть.

Идея состояла в том, чтобы подружиться с Мирошниченко, а подружившись, проникнуть в ее мир, почувствовать то, что чувствовала она, и пропитаться этими чувствами.

Первая фаза плана прошла без проблем. Мирошниченко охотно завязывала отношения со всеми подряд, такого количества друзей и приятелей, как у нее, не было ни у кого на курсе. Но Яне было важно заполучить Мирошниченко в свое распоряжение одну, без сопровождающих. Она долго размышляла над тем, как бы это устроить, пока не додумалась до «театральной затеи». Группой они точно в театр не пойдут, тем более что приглашает она, Яна. Так все и получилось. Они сходили в оперетту, потом в БДТ и Кировский. И стали подругами.

Но вот перейти ко второй фазе своего замысла у Яны так и не получилось. Проникнуть в мир Мирошниченко оказалось не просто. Не то чтобы она туда не впускала — напротив, ее мир был открыт для всех: гуляй сколько угодно. И вроде бы Яне даже удалось войти туда, но вот освоиться… Она там ничего не понимала. Там царил хаос. Вернее, нет, не так — в нем существовала некая логика, и именно в этой логике — как представлялось Яне — и таился Ленкин секрет, но уловить эту логику было невозможно, во всяком случае, у Яны не получалось.

«Почему люди такие разные?» — однажды спросила Яна у мамы. «Природа, — ответила та, — что дано, то дано. Чуточку подправить можно, но принципиально вряд ли». Яна была не согласна с этим. Как это «вряд ли»? А вот она возьмет и подправит. Выскользнет из своей кожи — и натянет на себя ту, которая ей нравится. Конечно, это была зависть. Но зависть деятельная, созидательная. Правда, бывали моменты, когда в Яне что-то замыкало, наружу лезло все самое темное и от созидания не оставалось и следа. Как тогда, когда у Мирошниченко появился Вересов.

Он не был рядовым поклонником. И отношения у них были не обычные, не такие, какие случались у Мирошниченко до этого. Правда, сама Мирошниченко еще не поняла, что происходит. Обращалась с Вересовым как со всеми, не выделяя и не поощряя. Но ему и этого было достаточно. Они медленно, но неуклонно двигались к тому, что можно было назвать «идеальным романом», который неминуемо должен был перерасти в серьезные отношения и завершиться свадьбой. И тогда Мирошниченко получит весь мир, и все в один голос скажут: «Ну, иначе и быть не могло!» И все — без всяких усилий с ее стороны. Само приплывет ей в руки, само прилипнет к ним… Почему, почему с Яной такого не случается никогда?

Как только Яна впервые увидела Вересова рядом с Мирошниченко, она стала плохо спать и все время думала только об одном: «Что делать?» Было два варианта. Можно было устроить себе такой же рай на земле, найдя такого же, как Вересов, и раствориться с ним в нирване семейной жизни. А можно было просто рассорить Мирошниченко с Вересовым.

А можно… Да, так она и поступила. Слепила из двух вариантов третий. Она отбила Вересова у Мирошниченко.

На это ушло полгода с хвостиком, и это был поистине сизифов труд. Сначала Яна все просчитала. Взяла в руки ручку и лист бумаги и нарисовала схему военных действий. Тот, кто говорит, что любовь — это нечто эфемерное, неуловимое, серьезно заблуждается. Она точно так же поддается моделированию, как и все остальное. Стоит только один разочек попробовать.

Задача номер один — изучить Вересова. Задача номер два — приучить его к себе. А после этого переходим к задаче номер три — опутать Вересова по рукам и ногам. Димка оказался благодатным материалом: мягким, податливым, как будто ждавшим, когда его возьмут в оборот и начнут лепить из него что-нибудь стоящее. Замужество? Нет, сначала Яна не собиралась заходить так далеко. Хотелось просто заставить Мирошниченко понервничать, дать ей понять, что не все так просто в жизни, как той кажется, что не все само падает в раскрытые ладошки. Опять же доказать самой себе, что она может, может заполучить такого, как Вересов, в полное свое распоряжение, что ей все подвластно, ну, ладно, не все, но многое. Но однажды она подумала: «А что? Хороший, однако, вариант». И уже вот он, в руках. Чуть-чуть только напрячься — и дело в шляпе.

Старый как мир трюк — сказать, что беременна. Ну, пошловато… Подумаешь! Главное — сработало ведь. Вересов, конечно, ошалел от неожиданности. Потом загрустил. Понятное дело, о Мирошниченко подумал. Но природная порядочность победила. Яна засучила рукава и быстренько организовала свадьбу. Мирошниченко конечно же пригласила. Они же были почти подругами. Вполне логично было ее пригласить. Тем более что с Вересовым у Мирошниченко ничего не было. Так, предчувствие — и все.

Мирошниченко отнеслась к известию о свадьбе совершенно спокойно. «Черт, — подумала тогда Яна, — я ошиблась. Он был ей без надобности». Впрочем, все равно Вересов — хорошая добыча. Теперь Яна станет замужней дамой, а эти все еще будут прыгать, суетиться…

«Ложная беременность», — с трагичной ноткой в голосе сказала она Вересову спустя пару недель после свадьбы. Он поверил. Переживал за нее: «Как ты себя чувствуешь?» да «Что для тебя сделать?» По ходу дела он в нее влюбился. «Вот и прекрасно», — обрадовалась Яна. И… забеременела по-настоящему.

Случайно. Хотела сначала от ребенка избавляться — ну куда он ей в двадцать два? А работать? А карьера? Даже записалась на аборт. А потом передумала. Да и ладно! Отмучается — и дальше уже будут руки развязаны. Опять же на курсе беременных еще не было, она стала первой. Девчонки ей завидовали, не все, конечно, но большинство. Яна носила свой живот с гордостью, даже странно сейчас об этом вспоминать.

А Мирошниченко ее как будто не замечала. Не пришла ведь тогда на свадьбу. Значит, все-таки зацепило. Живот же Янин ее, похоже, не раздражал. Она просто не обращала на него внимания, вечно занятая своими делами. В которых Яне уже места не было. Удивительное дело: они не ругались, не ссорились, не выясняли отношений, но то, что они расстались, не вызывало сомнений. Мирошниченко как-то очень аккуратно и незаметно выдавила Яну из своей жизни. Здоровалась, конечно, с ней при встречах — но на этом все их общение заканчивалось.

Они окончили университет и разбежались кто куда. Яна видела Мирошниченко после университета дважды: один раз на встрече по случаю пятилетия выпуска, второй — шесть лет назад, из окна автобуса. Мирошниченко стояла на остановке, рядом с Гостинкой, Яна ехала на Васильевский остров. Лена была в джинсах, короткой курточке, все такая же узенькая и хрупкая, с волосами, в беспорядке разбросанными по плечам. У Яны дрогнуло сердце, хотелось выскочить из автобуса, подбежать к ней и спросить: «Ну, как ты?» — и сказать: «Я так соскучилась!» «Немыслимо», — тут же подумала она, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Автобус проплыл мимо Мирошниченко, настроение упало до нуля. «Зачем она мне? Ни за чем. Мы с ней такие разные. Все это ерунда», — твердила про себя Яна, пытаясь вернуться в прежнее ровное состояние.