Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены

— Да. Твой молодой человек, Брайан Смит. Извиняется зато, что не сможет приехать в следующее воскресенье. Сейчас едет в Сент-Луис, а оттуда в Цинциннати, чтобы записаться в ополчение от штата Огайо. Просит разрешения приехать к тебе, как только кончится война. Я дал согласие от твоего имени.

— О-о, — у меня закололо в груди и стало больно дышать. — Спасибо, отец. А нельзя ли мне позвонить туда, в Роллу, и самой поговорить с мистером Смитом?

— Морин! — воскликнула мать.

— Мама, я не навязываюсь и не веду себя недостойно. Это совсем особый случай. Мистер Смит уходит сражаться за нас. Я просто хочу ему сказать, что буду молиться за него каждый вечер.

— Хорошо, Морин, — мягко ответила мать. — Если будешь с ним говорить, то скажи ему, пожалуйста, что я тоже буду молиться за него. Каждый вечер.

— Дамы… — кашлянул отец.

— Да, доктор?

— Ваша дискуссия носит чисто теоретический характер. Мистер Смит сказал мне, что у него всего одна минута, потому что к телефону стоит целая очередь студентов. С такими же сообщениями, полагаю. Так что звонить бесполезно — там будет занято, а он сейчас уедет. Что отнюдь не мешает вам, лед и, молиться за него. Можешь написать ему об этом в письме, Морин.

— Но я не знаю, куда писать!

— А голова тебе на что, дочка? Узнать это — проще простого.

— Доктор Джонсон, прошу вас, — и мать ласково сказала мне: — Судья Сперлинг должен знать.

— Судья Сперлинг?

— Да, дорогая. Судья Сперлинг всегда знает, где находится каждый из нас.

Вскорости мы все поцеловали Тома и заодно отца, хотя он-то должен был вернуться и заверял нас, что Том скорее всего вернется тоже: его только запишут и скажут, в какой день явиться. Не может же ополчение штата разместить больше тысячи людей разом.

Они уехали. Бет тихо плакала, а Люсиль нет — вряд ли она что-нибудь понимала, только посерьезнела и глазенки стали круглыми. И мы с матерью не плакали… в тот момент. Но она ушла к себе и закрыла дверь. Я тоже. У меня была отдельная комната с тех пор, как Агнес вышла замуж, и я закрылась на засов, легла на кровать и выплакалась.

Я пыталась внушить себе, что плачу по брату. Но это из-за мистера Смита у меня так болело сердце.

Я от души жалела, что неделю назад, занимаясь с ним любовью, всучила ему французский мешочек. А ведь было у меня искушение — я знала, уверена была, что гораздо лучшебез этой резинки, лучше, когда обнажаешься совсем — и снаружи, и изнутри.

Но я торжественно обещала отцу, что всегда буду предохраняться… вплоть до того дня, когда, трезво обсудив вопрос со своим мужчиной, решусь завести ребенка — и твердо условлюсь вступить с этим мужчиной в брак, если ребенок получится.

А теперь он уходит на войну… и может быть, я никогда больше его не увижу.

Я осушила глаза, встала и взяла томик стихов — «Золотую сокровищницу», составленную профессором Палгрейвом. Мать подарила мне ее на день рождения в двенадцать лет, а ей эту книгу тоже подарили в двенадцать лет, в 1866 году.

Профессор Палгрейв отобрал для своей сокровищницы двести восемьдесят восемь лирических стихотворений, отвечающих его изысканному вкусу. Сейчас мне нужно было только одно: Ричард Лавлейс, «К Лукасте, уходя на войну».

Я не любил бы так тебя, Не будь мне честь дороже.

Потом я поплакала еще и уснула. Проснувшись, встала и не дала больше воли слезам, а просунула матери под дверь записку, что сама приготовлю всем ужин, а она может поужинать в постели, если хочет.

Мать позволила мне приготовить ужин, но сошла вниз и села во главе стола. Фрэнк впервые в жизни усадил ее и сел напротив. Она посмотрела на меня.

— Прочтешь молитву, Морин?

— Да, мама. Благодарим тебя, Господи, за то, что Ты послал нам пищу сию. Да будет благословенна она и да будут благословенны все наши братья и сестры во Христе, известные нам и неизвестные, — я перевела дух и продолжала: — А ныне мы молим Тебя сохранить нашего возлюбленного брата Томаса Джеферсона и всех других молодых людей, ушедших защищать нашу любимую родину. Et je prie gue le bon Dien garde bien mon ami [90] . Bo имя Христа. Аминь.

90

Et je prie gue le bon Dien garde bien mon ami (фр.) — И молю тебя, Боже, сохрани моего друга.

— Аминь, — твердо повторила мать. — Фрэнклин, нарежешь жаркое?

Отец с Томом вернулись на другой день к вечеру. Бет и Люсиль повисли на них — я тоже хотела бы, но не могла: держала на руках Джорджа, который именно в этот момент намочил пеленку. Но пришлось ему подождать: я не собиралась ничего пропускать. Подложила снизу под него еще одну пеленку, вот и все. Я знала Джорджа: этот ребенок писал больше, чем все остальные, вместе взятые.

— Ты это сделал, Томми, — спрашивала Бет, — сделал, сделал, да?

— Конечно, — ответил отец. — Теперь он рядовой Джонсон, а на той неделе будет генералом.

— Правда?

— Ну, может быть, не так скоро, — отец нагнулся поцеловать Бет и Люсиль. — Но на войне быстро продвигаются. Взять, к примеру, меня — я уже капитан.

— Доктор Джонсон!

Отец вытянулся.

— Капитан Джонсон, мадам. Мы оба записались. Я теперь военврач медицинской части Второго Миссурийского полка в звании капитана.

Тут я должна рассказать кое-что о семьях моих родителей, особенно о братьях и сестрах моего отца — ведь все, происходившее в Фивах в апреле 1898 года, уходит корнями в прошлый век.

Мои прадеды и прабабки со стороны отца:

Джордж Эдвард Джонсон (1795–1897) и Аманда Jly Фредерик Джонсон (1798–1899),

Теренс Мак-Фи (1796–1900) и Роза Вилъгелъмина Брандт Мак-Фи (1798–1899),

И Джордж Джонсон, и Теренс Мак-Фи участвовали в войне 1812 года.

Родители моего отца:

Эйза Эдвард Джонсон (1813–1918) и Роза Альтеда Мак-Фи Джонсон (1814–1918).

Эйза Джонсон участвовал в Мексиканской войне в качестве сержанта Иллинойского ополчения.

Мои прадеды и прабабки со стороны матери:

Роберт Пфейфер (1809–1909) и Хайди Шмидт Пфейфер (1810–1912),

Оле Ларсен (1805–1907) и Анна Кристина Хансен Ларсен (1810–1912).

Родители моей матери:

Ричард Пфейфер (1830–1932) и Кристина Ларсен Пфейфер (1834–1940).

Мой отец родился на ферме своего деда в Миннесоте, графство Фриборн, близ Элберта, в понедельник 2 августа 1852 года. Он был самым младшим из семи детей — четырех мальчиков и трех девочек. Его дед Джордж Эдвард Джонсон, мой прадед, родился в 1795 году в графстве Бакс, Пенсильвания. Умер он в Миннесотской лечебнице, и газеты носились с фактом, что он родился еще при жизни Джорджа Вашингтона. (Мы к этой шумихе не имели отношения. Я ничего не знала о политике Фонда, пока не вышла замуж, но даже тогда Фонд Говарда старался не разглашать возраста своих старейшин.)