Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Муж изумленно воззрился на меня.
— Подумать только — а я-то женился на ней из-за того, что она хорошо готовит. Давай-ка я посижу дома и рожу ребенка, а ты за меня поработай. Мо, где ты этому обучилась?
— В средней школе города Фив. Ну, не совсем так. Одно время я вела отцовские счета, а потом нашла старый учебник брата Эдварда «Коммерческое счетоводство и начала бухгалтерии». Учебники у нас общие на всех, и в глубине холла на полках их был целый склад. Так что в школе я этого не проходила, но учебникпрочла. Только работать за тебя я не смогу:
— Я тоже не уверен, что сумею родить.
— Это сделаю я, сэр, и с нетерпением жду того момента. Но ездить с тобой каждое утро до Мак-Джи стрит я не прочь.
— Буду счастлив, мадам. Но почему до Мак-Джи стрит?
— В школу бизнеса. Я хотела бы несколько месяцев, пока не слишком растолстею, поучиться машинописи и стенографии по Питтмену. И если ты, дорогой, вдруг заболеешь, я смогу работать в конторе и содержать семью… а если ты заведешь свое дело, смогу быть твоей секретаршей. Тогда тебе не придется никого нанимать и мы авось преодолеем тот трудный период, который, судя по книгам, ожидает любую вновь созданную фирму.
— Я сделал это из-за стряпни и еще одного твоего таланта, — медленно произнес Брайни. — Я точно помню. Кто бы мог подумать!
— Так ты разрешаешь?
— Да ты посчитай, во сколько обойдется обучение, трамвай, завтраки…
— Завтраки мы оба будем брать с собой.
— Давай отложим это до завтра, Мо. Или до послезавтра. Решим сначала с домом.
Дом мы сняли, хотя тот скупердяй уперся на 138 долларах, и прожили в нем два года, до появления второй дочки, Кэрол. Потом переехали за угол, на Мерсингтон стрит, в дом чуть побольше (принадлежавший тому же лицу). Там я в 1905 году родила сына, Брайана-младшего, и узнала, на что пошли говардские премии.
Произошло это в одно майское воскресенье 1906 года. По воскресеньям мы часто ездили на трамвае до какой-нибудь конечной станции, где еще не бывали — обе девчушки в нарядных платьицах, а маленький на руках то у меня, то у Брайни. Но в тот раз мы договорились оставить всю троицу у соседки, миссис Ольшлягер — она была мне хорошей подругой, и в разговорах с ней я исправляла и совершенствовала свой немецкий.
Мы с Брайни прошлись до Двадцать седьмой улицы и сели в трамвай, идущий на запад. Брайни, как всегда, взял пересадочные билеты — в воскресенье мы могли выйти где угодно и пересесть на что захочется. Не проехали мы и десяти кварталов, как он нажал на кнопку.
— Славный денек — давай пройдемся по бульвару.
— Хорошо.
Брайни помог мне сойти, мы перешли улицу и пошли по направлению к югу по западной стороне бульвара Бентона.
— Хотелось бы тебе пожить в этом районе, голубка?
— Очень бы хотелось, и мы обязательно здесь поселимся — лет так через двадцать. Здесь прелестно, — еще бы не прелестно — каждый дом на отдельном участке, в каждом по десять-двенадцать комнат, при каждом подъездная аллея и каретник (сарай по-нашему, по-деревенски). Цветочные клумбы, витражи над входом, строения все новые и прекрасно содержащиеся. Судя по стилю, квартал строился в 1900 году — я вспомнила, что здесь шли работы в год нашего приезда.
— Лет
через двадцать? Черта с два, любимая, не будь пессимисткой. Давай выберем себе дом и купим его. Как насчет того, с «саксом» у ворот?— А «сакс» тоже возьмем? Мне не нравится, когда дверь открывается наружу — дети выпадут. Лучше тот фаэтон с парой вороных.
— Мы ведь не лошадей покупаем, а дом.
— Да ведь в воскресенье нельзя покупать дом, Брайни: контракт будет недействителен.
— Сегодня можно условиться, а бумаги подпишем в понедельник.
— Прекрасно, сэр, — Брайни любил разные выдумки, и я всегда ему подыгрывала. Он был счастливый человек, и я была с ним счастлива — и в постели, и вне ее.
В конце квартала мы перешли на восточную сторону бульвара и двинулись дальше. Перед третьим домом от угла Брайни остановился.
— Мне нравится этот, Мо. Счастливый дом, похоже. А тебе?
Дом был похож на все остальные: большой, комфортабельный, красивый — и дорогой. Разве что не такой привлекательный, как другие, наверно, необитаемый — веранда пустая и шторы задернуты. Но я старалась по возможности соглашаться с мужем, а дом не виноват, что в нем никто не живет. Если это так.
— Да, этот дом мог бы стать счастливым, живи в нем подходящие люди.
— Например, мы?
— Например, мы.
Брайан пошел по дорожке к дому.
— Кажется, дома никого нет. Посмотрим — а вдруг они не заперли дверь? Или окно?
— Брайан!
— Тихо, женщина.
Волей-неволей я последовала за ним по дорожке, чувствуя, что миссис Гранди всего квартала смотрят на меня из-за штор. (Впоследствии оказалось, что так оно и было.)
Брайан подергал дверь.
— Заперто. Ну-ка, попробуем этим, — он полез в карман и достал ключ, отпер дверь и распахнул ее передо мной.
Я вошла, вконец напуганная, но внутри немного успокоилась: голые полы и гулкое эхо доказывали, что дом пуст.
— Брайан, что происходит? Не дразни меня, пожалуйста.
— Я не дразню, Мо. Если дом тебе нравится, то это запоздалый свадебный подарок невесте от жениха. А не нравится — я его продам.
Я нарушила одно из своих правил и расплакалась при нем.
8
СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ БОГЕМЫ
Брайан обнял меня и потрепал по спине.
— Хватит заливаться. Не выношу женских слез. Они меня раздражают.
Я перестала плакать, прижалась к нему покрепче и широко раскрыла глаза.
— Вот это да! Специальный воскресный выпуск, — Брайан утверждал, что церковь пробуждает в нем только одно чувство, а именно похоть, потому что он никогда не слушает службу, а только думает о праматери Еве, которая по его мнению была рыжая.
Излишне говорить, что церковь действовала так же и на меня. Каждое воскресенье после церкви мы, уложив детишек спать, устраивали себе «утренник».
— Н-ну-у, миледи. Разве вы не желаете сначала осмотреть дом?
— А я тебе ничего и не предлагаю. Я бы здесь не осмелилась. Вдруг войдет кто-нибудь.
— Никто не войдет. Ты разве не заметила, что я запер дверь на засов? Морин… мне сдается, ты не веришь, что я дарю тебе этот дом.
Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.