т.2. Проза и драматургия

— Брешешь! — сказал Шурик. — Я просто тебя спросил, когда, по чьей команде открывать стрельбу. Стреляй не стреляй, патроны-то все равно холостые! Нужно было так: как только те солдаты к елочке приблизились, тут мы бесшумно выскакиваем, кляп в рот и их к себе в палатку. Вяжем, данные выспрашиваем, а когда машины уехали — отпускаем.

— И они на первом же КПП докладывают про нашу станцию.

— А мы уже в это время в другое место уедем.

— Лучшего места нам для наблюдения не найти, — сказал я.

— Конечно, — сказал Шурик, — любовь с первого взгляда!

— Ты что этим хочешь сказать?

— Я говорю, любовь с первого взгляда к этому месту хорошему. Лучшего и вправду не найти.

— Шурик, — сказал я, — это ты в первый раз спасся чудом, когда в танке горел. А за другой раз я не ручаюсь!

— Ребята, — сказал Сеня, — надо девчонку отблагодарить.

— Таня ее звать, — сказал Шурик.

— Ну тебе-то видней, как ее звать, — сказал я.

Шурик надулся и больше не принимал участия в разговоре. Равнодушно стоял около двери, вертел ключи зажигания.

Но ночью пришлось взять именно его. Вайнер снова сидел в кустах. Сегодня особенно много у него было работы: фронт придвинулся к нам километров на десять. Военные машины с малым светом то и дело шли по шоссе. Изредка погромыхивала артиллерия.

Огород лесника оказался не очень большим — сотки три. Я приказал Ткаченко соблюдать строжайшую конспирацию. Мне казалось, что утром, когда Таня увидит вскопанный огород, ей будет более приятно, нежели она узнает об этом ночью. В связи с конспирацией разговоры велись тайно, шепотом. Впрочем, Шурик не очень был настроен на разговоры…

Во время работы я нет-нет да и поглядывал на темные окна дома. Один раз мне показалось, что за чернотой окна что-то белеет… Вроде лицо. Но через секунду видение исчезло. Окна были темны, дом молчалив. Вместо желанного лица я видел в полутьме перед собой потную, дымящуюся спину своего водителя. Ишь, старается!

Кончив копать огород, мы уселись покурить на крыльцо.

— Крыльцо-то старенькое, — сказал я, — починить не мешало бы.

— Не мешало бы, — скромно сказал Шурик.

В любом разговоре, который хоть отдаленно касался Тани, Шурик, очевидно, решил не принимать никакого участия.

— Здорово она нас выручила, — сказал я.

— Да.

Скрывает свои чувства, тяжело подумал я.

— Чего это ты в последнее время грустный ходишь? — снова спросил я.

— Жизнь надоела эта лежебокая. Вы хоть с Сеней работаете, а мне все одно — обед, завтрак, ужин, посуда, дрова… Скорей бы все это кончилось.

— Потерпи. Уже недолго.

Я сказал это так грустно, что сам улыбнулся. Шурик тоже вздохнул, «входя в мое положение».

— Не от нас это зависит… — начал было он, но в это время скрипнула дверь.

— Господи, кто это?

Таня. Мы вскочили.

— Это я, — сказал я, — Костя.

— Какой Костя?

Таня спустилась к нам.

— Ах это вы… Что вы здесь делаете? Уже ночь.

— Дышим свежим воздухом! — бодро сказал Шурик. Так и лезет вперед!

— Свежим воздухом можно дышать не только у меня на крыльце. Батюшки, да что это вы с лопатами?

— Да так, — сказал я, — копали здесь кое-чего по делам… Ночь сегодня такая приятная…

— Ночь ничего, — сказала весьма неопределенно Таня.

— Товарищ сержант, — сказал Шурик, — так я пойду?

— Иди, — нахально сказал я.

— У меня там есть кое-какая работенка в машине.

— Иди, иди, — сказал я.

Все-таки хороший он парень. С первого дня мы с ним вместе!

Шурик положил на плечо лопату и пошел через поляну.

— А чего это вы мне огород копали? В благодарность за героизм? — спросила Таня.

— Ой, Таня, мы бы пропали!

— Гожусь я в партизаны?

— Только не хватает автомата ППШ. Знаете, во время войны был такой, с круглым диском?

— Видала на картинках. А вы — самые настоящие разведчики?

— Самые настоящие, — гордо соврал я.

Жалко, что было темно, а то бы Таня смогла рассмотреть на моей гимнастерке значок радиста первого класса. Не хвост собачий!

— А что ж вы в плен никого не взяли?

— У нас другая задача… — Я вдруг почувствовал горячую волну смелости и сказал: — Мы бы вас в плен с удовольствием захватили!

Таня спустилась с крыльца, подошла ко мне и вдруг с неожиданной злостью сказала:

— Меня уже один раз захватывали! Хватит! Кляп в рот заткнули, в вагон втащили, но ничего сделать не успели.

Парни какие-то заступились, началась драка жуткая. Ну в общем, отбили меня.

Не может быть! Я сразу вспомнил все — и наш «пульман», и лейтенанта, который стрелял вверх, в крышу вагона…

— Не может быть, — сказал я.

— Истинный крест!

— Это было на станции…

— На станции Ламбино. Я там стрелочницей полгода работала.

Это судьба, просто судьба! Как хорошо, что было темно и Таня не видела меня! Я просто чуть не умер со стыда, что ехал в том вагоне, что не убил своей рукой этих мерзавцев и они вышли с двумя арестовавшими их автоматчиками — живые! Живые, с наглыми избитыми харями, а один из них прохрипел: «У нас любовь была, но мы рассталися, она кричала все, сопротивлялася!»

— Всякие люди попадаются, — сказал я.

— Да. Так что вы, пожалуйста, не берите меня в плен. Тем более что я вас самих спасла!

— Установочка ясна, — согласился я, стараясь выпутаться из этой проклятой темы.

А Таня вдруг сказала:

— А вы в спутники играете?

— Нет. Как это?

— Надо долго-долго смотреть на небо. Все звезды неподвижны. Вдруг вы заметили, что движется одна звездочка среди других звезд. Это искусственный спутник Земли, рукотворная звезда человека. Вот кто больше спутников отыщет, тот и выиграл. Есть спутники большие, есть маленькие, есть мигающие.