Т9

Очень странная и неловкая встреча… а это только один человек.

Я крепко задумалась над походом на дурацкое мероприятие, но я обещала Антону, и я не могла бросить его наедине с его первой любовью.

******************************

Более, чем в ста городах нашей необъятной страны есть улица, названная в честь Юрия Гагарина, и наш – не исключение.

Интересно, а Юрию понравился бы рисующийся пейзаж?

Тополиный пух забивался под пальцы ног, он бегал наперегонки с ветром, катался по более-менее гладком асфальту. В моей юности на главном «проспекте» дыр было больше, чем в швейцарском сыре.

Город тополей, каштанов и жасминовых кустов.

Помню, как мы набивали полные карманы темно-коричневых блестящих плодов таких приятных на ощупь… холодненьких… а цветущие свечки этого красивого дерева были лучшим подарком для мамы.

Для мамы, которая в ответ лишь могла замахнуть стопку, занюхать бело-розовым цветком и выкинуть его в гору пустых бутылок.

Антон их сдавал по пятьдесят копеек за пивные, по тридцать из-под водяры, как сейчас помню. Он работал лет с двенадцати… одевал меня, собирал на первую линейку. Снова ком безжалостно задушил, а глаза защипало, будто в них хозяйственным мылом попали.

Теперь вместо наших ларьков и хлебных магазинов сетевые супермаркеты с батонами в пакетах, мясом в вакууме и кассами самообслуживания. А раньше можно было, зайдя в магазин, натолкнуться на козу, например, подраться и уйти ни с чем, потому что на тебе все закончилось.

Я перешла дорогу.

О, вот ЭТА дорога из моего детства.

Ломая шпильки и подворачивая лодыжки, я уже без удовольствия дошла до здания почты, самое теплое и вкусно пахнущее помещение в городе.

Теперь там очередь не за письмами от самых родных людей, а за посылками из Китая.

Сразу вспомнила, как у этого здания старая цыганка продавала дохлых воробьев, выдавая их за чучела на шариках из-под пинг-понга. Их окоченелые на морозе тела оттаивали дома и издавали характерный аромат. Я потратила последние деньги на обеды на такой подарочек брату, конечно же, в тайне от него. Он до сих пор говорит, что это лучший подарок в его жизни. Особенно, он любит рассказывать эту историю на каждый свой день рождения, и, когда он получает от меня, скажем, часы, он спрашивает: «В коробке не воробей?»

Я не заметила, как прошла площадь с новой полупустой детской площадкой.

Господи, если бы в нашем детстве были такие, мы бы там жили, даже за попить домой не бегали бы… хотя их бы сразу раздолбали и растащили на следующий же день после установки.

В моем дворе были качели без сидушки и скрипели так, что зубы медленно крошились от этого звука, и руки потом пахли металлом и становились оранжевыми.

Целые витрины магазинов и остекленных остановок по пути не могли не радовать глаз, я смотрела на свое отражение в высоких окнах и только тогда заметила, что все на меня оборачиваются.

Я словно инопланетянка.

Я дошла до окраины, а прошел всего час. Половина города в две улицы исследована полностью. Солнце начало медленно заходить на посадку, и я решила пойти в наш временный дом.

Брат уже спал, а я пялилась в подвесной потолок, как в моем офисе.

Такая тишина…

Для меня звук несущихся автомобилей работал будто белый шум, под который было так хорошо спать.

Слишком тихо.

Но постепенно сон подкрадывался, немного настороженный непривычной окружающей обстановкой, как вдруг у соседей что-то упало похожее на огромный булыжник. Я даже зажмурилась, ожидая, что он пробьет пол и размозжит мне черепушку. Прозвучал второй удар, и началась барабанная дробь по батареям.

Добро пожаловать домой, блин.

Глава 5. Царица

Смотрю в длинное узкое зеркало на ножках и маскирую темные круги после бессонной ночи и голодного дня.

Не бывать мне в этом городе сытой.

С утра не лезет ничего кроме воды. Желудок наполнен пустотой и волнением. Сердечная мышца сокращается до онемения, а когда ее отпускает становится невыносимо больно.

Сзади подходит высокий шатен с такими же, как и у меня большими глазами, в расстегнутой белой рубашке и темно-синих идеально отглаженных брюках. Он целует мою макушку и обнимает меня локтями, мягко покачивая.

– Не слишком ли вызывающе, гуська? – колко произносит брат, а я ощущаю его бешеное сердцебиение затылком.

Осматриваю себя с ног до головы и улыбаюсь одним уголком губ.

– Можно было бы и покороче.

– Поможешь? – протягивает мне гель для укладки.

Ну прямо босс мафии, – проносится в моей голове, когда Антон исчезает в дверях с моей любимой прической.

Еще раз любуюсь невероятной красотой ультракороткого серебряного платья, расшитого стеклярусом, бисером, стразами и пайетками, срезаю тонкие лямочки, которые так и норовят скатиться по хрупким плечам, и надеваю туфли в цвет маленькой красной сумочке. По-ма-да… Я была похожа на развратную русалку, потерявшую где-то свой хвост и моральные принципы.

******************************

– Кто все эти люди? – крепко сжимаю локоть брата, оставляя на хлопковой ткани влажные следы от потных ладошек.

Мне не нравится здесь.

Уверенная стерва из Северной столицы, успешнейшая бизнесвумен потеряла свою прыть, невольно возвращаясь в прошлое, где приходилось каждый день бороться за выживание. В моем классе не было ни одного пионера, парни были либо гопниками, либо лохами, а девки – либо хабалками, либо давалками, а иногда все и сразу.

Так что, либо ты, либо тебя…

И сейчас я чувствовала будто снова надо вставать в защитную позу, выпускать свои острые клыки и когти.

Эту провинциальную жестокость и внутреннюю готовность к борьбе не выбить из нас ничем.

Сегодня слово отморозок и дегенерат заменили на красивое слово маргинал и подменили истинное его значение. Девяностые годы воспитали орду горлопанов, не способных теперь приспособиться к жизни, где унижение достоинства другого человека больше не является нормой в обществе.

Сейчас у нас буллинг, нападение стаей на одного. Раньше один гопник чморил орду ботанов, а сегодня они бы собрались и устроили бы ему «темную». Элитой были единицы, ее все боялись. Сегодня элиту презирают. И прямо сейчас я вижу, как неуверенные в себе дамочки хватаются за своих мужей в джинсах и рубашках с коротким рукавом словно в зал вошла не женщина, а распылитель импотенции, ну или холеры.

– Ты производишь фурор, Наська, – шепчет Тоша и удаляется в направлении бара.

А я обвожу пытливым взглядом помещение, где я никогда не была прежде.