Та еще семейка
Шрифт:
— Поезжайте с Сидориным по тому адресу, где пострадал Рытьков. Там сейчас работают сотрудники местного управления. Посмотрите, не обнаружено ли чего-нибудь интересного. Потом разыщите «Жигули», на которых был Рытьков. И заскочите в больницу узнать о его состоянии.
Оба капитана тоскливо взглянули на черное окно. Молча вышли из кабинета.
— Я на секунду, Валерий Фомич. Жене только позвоню. Через минуту догоню вас.
— Звони. Я пока в моторе поковыряюсь.
Маслаченко забежал в свою комнату, набрал домашний номер.
— Это я, Лена. Машку из сада давно забрала?
Когда шел через проходную, Блазнин шутливо напомнил:
— «Макарова» не забыл? А то тут один не взял…
Маслаченко выбежал на улицу. Сидорин уже сидел в своей «Волге».
— У меня порядок, — сказал он. — Двигаем?
— А куда денешься? — ответил вопросом на вопрос Маслаченко.
Спустя неделю от начала работы Гали в салоне к ней подъехал с надоевшими комплиментами Пигачев.
— Расцветаете и благоухаете, мисс, — тонко усмехаясь, сказал прилизанный брюнет с аксельбантом.
— Вы напрасно хвалите меня, Жора. Я совершенно вымоталась. Столько работы! Кошмарный ужас!
— Но старушка Ануш вами довольна. А я терпеливо жду. Весь пылаю, кипение крови достигает предельного градуса.
— Представляю, что меня ожидает! — хихикая, обольстительно улыбнулась Галя. — Наверно, я буду пищать в ваших могучих объятиях…
— Галя, прекратите рисовать эротические картины! Иначе я изгрызу сейчас эти бронзовые перила! Кстати, есть один деловой вопрос. Не хотите ли поработать пару вечеров за городом? Оплата по высшей планке зелеными. Вы будете довольны, я уверен.
— Где это? — спросила Галя, сделав удивленно-задумчивый вид.
— В Барыбино. От станции несколько остановок на автобусе. Я напишу подробно.
— Ехать в такую даль… — Галя поморгала бледно-голубыми глазами в наигранной нерешительности. — И справлюсь ли я? Там, где очень хорошо платят, требования, наверно, такие, что ого-го!
— Пустяки, вы справитесь. Ануш Артуровна вами довольна, и даже этот ваш рыжий со скрипкой. А он-то дотошный и въедливый, все знают.
— Да, Стасик профессионал. Ну, что ж… Когда надо ехать?
— Послезавтра. Но есть одно условие. Вернее, традиция. Я как-то вам говорил. Сегодня вы оставляете ваш аккордеон в салоне.
— Зачем? — Детская наивность хорошенькой аккордеонистки рассмешила Пигачева.
— Ей-богу, я не знаю зачем. Какой-то забавный прикол администрации, черт их знает. Вообще-то мы с вами маленькие люди, Галочка. Нам нужно заработать свои деньги, не так ли? И наплевать нам на фокусы и капризы сильных мира сего. Хотят, чтобы вы оставляли аккордеон накануне отъезда, ну и оставьте. К чему вопросы, прелесть моя? На некоторые вопросы нет ответов. А иногда ответы бывают очень неприятные. Короче, вы делаете, что вам советуют, и у вас все прекрасно. Нет — и у вас проблемы.
— Жора, вы правы. В конце концов, какое мне дело, если платят зеленью. Я оставлю, лишь бы не сперли мой инструмент.
— О, какие могут быть сомнения, синьорина Галина! Послезавтра днем вы приходите. Я лично вручаю вам ваш аккордеон, и вы едете в
Барыбино. Оденьтесь скромно. О’кей?Спустился из зала пружинисто-легкий Белкин, на нем сиял блестками черный жилет, пылала алая рубашка с огромной брошью с изображением кенгуру.
— Джордж, кончай охмурять нашу Тихоню, — сказал он, оскалясь и остроумничая. — Девка после твоих сексуальных шарад играть не сможет. Мы провалимся, и ты будешь виноват.
— Катись, долбило-колотило. Не встревай в беседу интеллигентных людей.
— А ты, Джеймс Бонд, следи, чтобы в салон не пронесли взрывное устройство. Мировой терроризм не дремлет. Пошли, Галка, пора.
— Саксэсс, саксэсс! Успехов, ребята! — послал вслед музыкантам современно продвинутый «американист» Пигачев.
После «аргентинского» вечера, оставив в маленькой комнате оркестрантов аккордеон, Галя Михайлова оказалась на улице рядом с Белкиным.
— Валя, посоветуй, — сказала она барабанщику, глядевшему на нее насмешливо. — Мне предложено работать в Барыбино…
— Видел, как ты оставила инструмент.
— Что это за Барыбино? Ты что-нибудь знаешь?
— Вроде бы хорошо оплачиваемое, но мерзкое местечко. Мужиков не берут, только девок и дам. А вообще подробностей не знаю и не хочу знать.
— Там, по-моему, нужно играть на синтезаторе, — пожимая плечами, вздохнула Галя.
— Ты же говорила старухе, что синтезатором владеешь.
— Мало ли что я говорила. Хотела устроиться.
— У меня дома есть синтезатор. Пошли, попробуешь, тренернешься. Поужинаем. Примем душ, ляжем спать.
— Надо маме сообщить.
— Звони.
— Мамуля, я остаюсь поздно на работе, — позвонив по мобильному домой, сообщила лейтенант Михайлова. — Ночую у подруги, не волнуйся. Позови тетю Катю, пусть у нас побудет. Спокойной ночи, целую.
— А меня? — подсунув близко ухмыляющееся лицо, шепнул Белкин.
— Это обязательно? — почему-то грустно спросила Галя. — Эх, слабовольная я особа, а ты и пользуешься…
— Вспомним юность и егорьевское общежитие. — Искуситель Белкин, наклонившись, поцеловал девушку.
На другой день лейтенант Михайлова чувствовала себя утомленной. Очевидно, ударник Белкин в близких отношениях проявлял свои способности так же энергично, как при выстукивании аргентинских ритмов. Она позвонила Маслаченко, рассказала о предложении Пигачева и о том, что согласилась оставить аккордеон в салоне до отъезда в Барыбино.
— Будь осторожна, — напомнил Маслаченко. — Соберись. Серьезно ранен Саша Рытьков, но есть надежда, что все обойдется. Жаль, у тебя нет телефона сотовой связи. Гляди в оба, Галя. После Барыбино, утром, жду твоего звонка.
Еще через день, одетая в старую куртку и шерстяную шапочку «колокольцем», с аккордеоном, который ей передал в салоне прилизанный Пигачев, Галя преодолела расстояние от Москвы до «Золотой лилии».
Облицованный желтоватым мрамором вестибюль пустовал. Однако скоро к Гале подошла блондинка с большими миндалевидными глазами и протянула руку.
— Из салона Ануш Артуровны? — спросила она ласково, хотя взгляд ее показался лейтенанту Михайловой напряженным и цепким. — Я Люба, будем знакомы. Паспорт взяла?