Та, которой не было

– Знаете, доктор Роуз, у меня из головы не выходит то чувство ледяного спокойствия, превосходства, власти, контроля над ситуацией, которые тогда овладевали мной. Если так подумать, то ведь само по себе, это очень хорошее состояние, стабильное, как раз такое, которого мне не хватает сейчас. Я не говорю о том превосходстве, когда один человек сознательно показывает другому, что он выше его и тем самым пытается унизить. Это скорее безотносительное к другим чувство, когда есть глубокое осознание собственной целостности и ценности. Так должно быть чувствует себя мастер, который закончил грандиозный труд, и этот труд был признан и высоко оценен обществом. Такой мастер может гордиться своим мастерством и достижением, но весь фокус здесь на его труде, а не на том, что есть еще где-то какие-то менее удачливые или талантливые коллеги.

– Я понимаю вас, Кэрри. Получается, что эти эпизоды позволили вам познакомиться c таким интересным внутренним состоянием целостности и собственной ценности, которые вам и сейчас хотелось больше испытывать в жизни?

– Да, именно так.

– Есть что-то еще полезное в этом опыте?

– Ну, если честно, мне приятно от мысли, что уже в том возрасте во мне было что-то такое, нотка какой-то независимости, которая как будто бы угрожала авторитету отца и его месту в семье. Я говорю «как будто», потому что сейчас уже понимаю, что, если бы он чувствовал себя в достаточной степени уверенным, он бы на меня так не реагировал. Я не хочу заострять здесь внимание на том, что и как там у него все работало в голове, что он думал и чувствовал. Я хочу только разобраться с собой.

– Да, понимаю. Думаю, вы знаете, Кэрри, что в любом случае мы работаем сейчас не с вашим настоящим отцом, тем человеком, которым он был тогда или является сейчас, а с тем образом, который отложился в вашей памяти и видоизменился с учетом того опыта, который вы набрали в жизни.

– Это да, доктор Роуз. Да, теперь я это знаю.

– Поэтому у меня еще один вопрос к вам, Кэрри, в отношении этих эпизодов, чтобы уже окончательно разобраться с темой вины. Как вам кажется, могли ли по какой-то причине быть выгодны эти случаи вашему отцу?

– Не уверена, но может быть. Если предположить, как утверждает психология, что наша психика всегда стремиться к самоизлечению, то тогда должно было быть в этом-то что-то выгодное и для него.

– Да, я задала этот вопрос как раз из этих соображений. Что вы думаете?

– Думаю, что выгода могла быть в том, что таким образом он мог «проветривать» свои эмоции, срываясь на меня. Если бы он набирал где-то напряжение, но не мог с ним справиться, то в такие периоды его вспышки гнева были нужны, чтобы этот стресс разрядить. С учетом алкоголизма моего отца это очень вероятное объяснение. Не справляясь с эмоциями, он использовал либо алкоголь, либо ссоры со мной, может, что-нибудь еще, о чем я не знаю. Вообще, мне кажется, что он достаточно агрессивный человек, но никогда не знал, куда эту агрессию девать, как не набирать и что делать с ней, если уж накопилась.

– Понятно. Раз уж мы подошли к этому вопросу, могу я вас попросить охарактеризовать вашего отца только эпитетами, от 10 до 20 отдельных характеристик, чтобы я могла составить общее впечатление об этом человеке?

– Трудное задание, но я попытаюсь. Я думаю, что это достаточно умный человек, талантливый, гордый, неискренний и манипулятивный как с родными, так и с коллегами, артистичный, эмоциональный, эмпатичный, заботливый, любящий привлекать к себе внимание, старающийся угодить, поэтому способный много обещать, но не выполнять обещания в срок, агрессивный и импульсивный, обидчивый, категоричный, принципиальный, требовательный, перфекционист, нетолерантный к другим нациям, расам, сексуальным меньшинствам, обесценивающий и высмеивающий женский пол.

– Хорошо, а как вам кажется, есть ли какие-нибудь из этих качеств, которые присущи вам и, если да, то развиты ли они в той же мере или нет?

– Думаю, что большинство из них могу найти и у себя, – иронично ухмыляется она, – из-за успехов в учебе и всевозможных соревнованиях мне часто говорили о моем уме, хорошей памяти и способностях, например, к естественным наукам. В школе я обожала играть в театре и даже сама писала короткие сценки для выступлений в классе на уроке литературы, люблю свою работу на радио и публичные выступления с научными лекциями, так что думаю, меня тоже можно назвать артистичной и эмоциональной. От своего перфекционизма постоянно страдаю, импульсивность замечаю постоянно, иногда она очень выгодна, иногда нет. Обидчивость, тоже, к сожалению, есть, и мне она доставляет много неудобств. А вот свои принципиальность и категоричность люблю, потому что они помогают мне с самодисциплиной, доводить дела до конца и выстраивать границы. В отношении неискренности и манипулятивности я слишком часто от них страдала в детстве и знаю, какую сильную боль они могут приносить, поэтому стараюсь быть как можно более искренней с людьми, не только с близкими, но и коллегами. Так что в этом смысле, мне кажется, что я действую от противного – помню, как бывает паршиво, когда тебя обманывают и стараюсь не поступать так с другими. В отношении нетолерантности то же самое. Как только вспоминаю отцовские фразочки и шутки на тему сексуальности или других народов, меня начинает тошнить, я как будто задыхаюсь. Сейчас я полностью отрезала этого человека от себя из-за его негативного отношения к политике, экономике, соседям, самым разным людям. Чувство, будто он плавает в своем полном вечного недовольства мире, и у меня нет ни терпения, ни желания все это выслушивать. Я пыталась наладить отношения и не раз, но мне это выходило боком, так что теперь я просто оставила его в покое. И решила с болью в отношении его работать только со своей стороны.

– Я понимаю, Кэрри. Возвращаясь к вопросу о боли, в самом начале работы над этой темой, вы сказали, что у вас есть два ранних воспоминания об отце, и то, что они такие разные, представляет для вас проблему. Как бы вы могли описать, в чем именно заключается проблема?

– Понимаете, в чем дело, доктор Роуз, мой отец в отличие от мамы гораздо более эмоциональный, теплый, он действительно может проявлять заботу, но и в то же время это непостоянно, нестабильно, не понятно, что может измениться и выбесить его. Я воспринимала это как предательство, а еще то, что такому человеку нельзя доверять, потому что не знаешь, что от него ждать. Либо, чтобы получить от тебя что-то, он приврет, приукрасит свою драму, либо у него внезапно случится вспышка гнева. С возрастом он, кстати, стал спокойнее, но вот манипулировать и искривлять реальность в свою пользу, он не перестал.

– По вашим словам, Кэрри, образ вашей матери вырисовывается как стабильно холодный, а поведение отца напоминает качели – либо выраженно теплое, либо выраженно негативное. Похоже? Перекликается с вашими переживаниями?

– Да, доктор, перекликается. Говоря о матери, о связи с ней тогда в детстве, я бы выбрала слова «далеко» и «холодно», а об отце «непостоянно», «тепло» и «агрессия».

– Хорошо, понятно. А что вы имели в виду, когда говорили, что он с возрастом стал спокойнее, но манипулировать не перестал? И могли бы, если можно привести пример из реальной жизни? Может, случай, который произошел относительно недавно?

– Да, был недавно такой случай. У меня теперь достаточно хорошие и прочные взаимоотношения с матерью, и мы регулярно общаемся. Была какая-то история, которой я с ней поделилась, но о чем она конкретно уже сейчас не помню, по-моему, это было на тему одного из самых последних рассказов, который я написала. Хорошо, помню, что в одном из разговоров с ней перед тем случаем с отцом она упомянула, что обсуждала этот рассказ с ним. Как-то после этого я хотела ей позвонить, но оказалось, что она спала и не могла со мной поговорить, вместо нее ответил отец, и тогда я решила, что раз выпала такая возможность, то спрошу еще дополнительно его мнение по поводу сюжета и стиля рассказа. Я спросила у него, что он думает, мотивируя тем, что он уже слышал о рассказе от матери. На что он удивленно ответил мне, что об этом ничего не знает. Мне было безумно неприятно с ним тогда разговаривать. Я почувствовала себя обманутой, что мной опять манипулируют, и у меня пропало всякое желание с ним общаться. Я чувствовала, что не могу ему доверять и продолжать разговор после его откровенно шитой белыми нитками лжи не могла. Я так напрямую ему об этом и сказала. На что он холодно и обиженно заметил, что, конечно же, если в случае недоверия продолжать общение нет смысла.

– И как вы могли бы объяснить то, что произошло?

– Я уверена, что мать разговаривала с отцом на тему того моего рассказа, более того, я и потом переспрашивала у нее, чтобы удостовериться, что поняла правильно и не накручиваю себя. Поэтому вероятность того, что он не знал или забыл я исключаю. Я думаю, что он приревновал и обиделся, что я поддерживаю отношения с матерью, но не с ним. У него есть любимая фраза, которую я ненавижу, что-то вроде «Ласковый теленок от двух маток пьет». Это его стиль общения с людьми, которые ему нужны или с начальством. Эту же стратегию он и пытался привить мне. Не имеется в виду ласковый искренне теленок, а тот который ластиться, ради возможности кормиться от двух матерей, вроде как на двух стульях сидеть. Это по принципу управления людьми, как советовал Дейл Карнеги, чтобы постоянно улыбаться, говорить то, что люди хотят слышать, преувеличивать их ценность, но на самом деле за их спиной и в грош их не ставить. Сколько раз я видела эту его тактику в действии, как он расплывался перед своими начальниками или нужными людьми, как улыбался им и обещал что-то сделать, но чуть что они за порог, так сразу поливал их грязью. А когда обещания не выполнял в срок, требовал от моей матери, чтобы на их телефонные звонки отвечала она вместо него и врала, что он либо болеет, либо его нет. Мне всегда казалось, что он использовал ее в качестве бесплатного личного ассистента или секретаря. Вот еще одна его любимая фразочка, которой он так любил кормить меня и мать, «Сделай, пожалуйста, не в службу, а в дружбу». Так что да, я столько раз видела с его стороны лицемерие, что больше не хочу ставить себя под удар.

– И если сейчас подвести итоги, то как бы вы охарактеризовали причины, которые заставили его вам солгать?

– Он хотел показать мне в насколько невыгодном положении находится, что с ним никто не общается, ни я, ни мать, и именно поэтому не знает ничего о рассказе, который я написала. После того разговора с ним я переговорила на эту тему с мамой и спросила о том, насколько его круг общения широкий. Дело в том, что он однозначно мне сказал, что у него всего пара людей, с кем вообще можно поговорить, что он практически в социальном вакууме, на пенсии, больше нет профессиональных контактов, ни интересных собеседников из знакомых или соседей. Когда я передала его слова матери, она сказала, что это не правда, и ситуация гораздо лучше, чем звучит в его представлении, что у него достаточно широкий круг общения, сравнимый с ее кругом. И я склонна верить именно маме, потому что из общения с отцом даже если отбросить эмоциональную сторону вопроса, он всякий раз показывает свое недовольство либо политиками, либо экономикой страны. Он вечно жалуется на что-то или кого-то. Опять вышло не краткое заключение, а длинный рассказ, доктор Роуз, – слегка виновато улыбается она, осознавая, насколько глубоко включается в переживания, и как сильно они ее захватывают. – Но если все же постараться сократить, то думаю, что он сознательно надевает на себя образ жертвы, потому что это его привычная стратегия выживания. Нужно показать себя слабым теленком, чтобы аж две коровы захотели тебя накормить. Только я так не хочу.