"Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит"

У отца было хобби — автоспорт. Весь день чинил чужие тачки, а вечерами возился с «Чёртом» — своей гоночной машиной. На полке в гостиной всегда была куча кубков, но я не интересовалась, за что они. Мне было семнадцать, я думала о себе.

В тот вечер всё изменилось — оказалось, что он продал не только мастерскую, но и дом. У нас был прекрасный дом!

«В нём всё напоминает о ней».

Загнали «Чёрта» на прицеп трейлера и поехали. Стартовала «Великая цепь» — многоэтапный чемпионат, который отец решил выиграть.

Я кричала. Я ругалась. Я не разговаривала с ним неделю. Я устраивала протесты и делала глупости. Он терпел.

И я привыкла.

Привыкла жить на колёсах, кочевать по парк-стоянкам, просыпаться под прогрев моторов, засыпать под споры о турбинах, не думать ни о чём, кроме завтрашнего старта, визжать от переполняющего адреналина, вопить «Закрывайся!» или «Вваливай!», прыгая на отбойнике трассы.

Мы не выиграли в тот год. Даже в тройку не вошли. Но пятая позиция принесла спонсоров, мы обклеили «Чёрта» рекламой, у нас появились деньги на прокачку, и на второй сезон мы вышли подготовленными. Вышли вдвоём.

«Великая цепь» включала раллийные этапы, где нужен штурман. Я надела комбинезон и шлем. «Лево три, прямо триста, право четыре, лево пять сразу…» Одним глазом на планшет, другим на трассу, третьим — на штурманский пульт. Нет третьего глаза? Не волнует, ты штурман. Справляйся. Голос ровный, нервы в кулак — в ралли машину ведёшь ты. «Пилот — это просто обезьяна с наездником» — говорят раллисты. У меня хорошо получалось. Раллийные этапы мы прошли лучше, чем кольцевые и кроссовые, так что третье место в сезоне отмечали, как мою победу. Шампанское на подиуме было моим первым алкоголем и, выпив его, я сказала: «Хочу себе руль!»

Спонсоры были к нам благосклонны, и отец купил мне «Чертёнка» — маленькую и забавную с виду, но резвую и злую «зажигалку» юниорского класса. Вместе довели его до ума, и на первом же этапе я «привезла золото». Мы таскали на прицепе две машины, мы болели друг за друга на личных зачётах, мы были «голос и руки» на общих этапах. Наверное, именно тогда мы по-настоящему стали семьёй. Была ли я счастлива? Мне казалось, что нет, что чего-то не хватает. Отцовской чуткости, влюблённого в меня принца, давления наддува, конечно же, мамы, а также другой формы носа — мой мне категорически не нравился почему-то.

Лучшее время моей жизни.

Семнадцатый день рождения пришёлся на середину третьего сезона. Я шла первой в юниорском зачёте, наш экипаж — вторым в основном. Всё было отлично — шансы на золото выглядели реальными. Даже второе место принесло бы нам достаточно призовых, чтобы спокойно пережить межсезонье. Уехать на юг, к тёплому морю, отдыхать и тренироваться, купаться, готовить машины и сдавать заочно экзамены в школе. Но… Любой спортсмен знает — есть первое место и все остальные. Разница между вторым и десятым меньше, чем между вторым и первым. Быть лучшими гонщиками — совсем не то же самое, что быть почти лучшими. Никто не помнит вторых.

Мы знали, что достойны. Знали, что можем. Вопрос был только «повезёт или нет». Поломка машины, плохая стартовая позиция, неловкий придурок, навалившийся на тебя в повороте — даже лучший пилот не застрахован от случайностей.

Но тревожило меня не это. Тревожил отец.

Обычно подросток не знает о своих родителях почти ничего. Они для него данность, досадный ограничитель, отвлекающий фактор. Интересоваться их жизнью незачем, ведь они были всегда и пребудут вовеки. Мать умирала от рака два года, а я заметила неладное, только когда она не вернулась однажды из больницы. Ну да, мама иногда болеет, что такого? Все иногда болеют. Но с отцом мы были команда. Жили в крошечном трейлере, где не разойтись в коридоре, становились почти одним человеком на трассе. И то, что после финиша отец не сразу выбирается из машины, что у него иногда дрожат руки, что на утренних пробежках он больше не может угнаться за мной, хотя ещё недавно я не могла за ним, — это меня пугало.

— С тобой всё в порядке? — спрашивала я.

— Все нормально, Аннушка, — отвечал он, — просто устал.

У него все было просто: «Просто, наверное, погода», «Просто не выспался», «Просто голова закружилась».

— Иди к врачам, отец! — говорила я.

— Толку от них, — отмахивался он, — возраст медицина не лечит.

— Тебе всего сорок пять! Эй, ты у меня один остался, помнишь?

— Я прохожу предстартовый медосмотр на каждом этапе, — напоминал он.

Но на медосмотре врач разве что давление померит, а чаще просто спросит: «Всё в порядке? Жалоб нет?» — как будто у кого-то бывают перед стартом жалобы.

— Отец, ты меня пугаешь, — злилась я. — Сходи уже в чёртову больницу!

— Ладно, ладно, — смеялся он в ответ, — вот откатаем сезон, лягу на обследование. Только чтобы тебя успокоить. А сейчас натягивай комбез и вперёд, на тренировку!

К финалу подошли хорошо — юниорский кубок я брала по очкам железно. А вот в основном зачёте предстоял тяжёлый бой — тройка лидеров шла плотно, всё решал последний этап. Ралли-кросс, без штурмана, я могла на это только смотреть.

Квалификацию отец откатал хорошо. Стартовый пелетон ставится по ней, он оказался в первом ряду, это небольшое, но важное преимущество. «Чёрт» отлично давил на прямых, стартовый участок проходил, не дав другим шанса, а значит, в первом повороте оказывался один, на идеальной траектории. Отрыв, который останется только удерживать до последнего круга. В «четвертушках» отец выиграл свои заезды, но основной претендент выиграл свои тоже. Теперь они шли вровень по очкам этапа, но отец уступал по очкам серии. Ему нужно было не просто обойти прошлогоднего чемпиона, но обойти его минимум на две позиции. Задача выглядела почти нереальной, дядя Саша был хорош. Как пилот он, может быть, немного уступал отцу, но у него была лучше машина — лидеры не знают отказа у спонсоров. В целом, это уравнивало шансы, но две позиции есть две позиции. И тут нам повезло — в «половинках» у него разбортовалось колесо в повороте, не удержал машину, вылетел с трассы и, как говорят гонщики, «сделал уши», то есть перевернулся на крышу. Каркас и ремни не дали ему пострадать, но машина была разбита. Второй полуфинал смотрел с контрольной вышки, рядом со мной.

— Что с отцом, Анита? — спросил он у меня.

— Вы о чём, дядя Саша?

На трассе они были соперниками, но вне её друзьями.

— Едет как будто через силу. Смотри, как вошёл в поворот!

— Правильно вошёл, — не согласилась я, — аккуратно.

— Вот именно. Обычно он распрягает шире, не закрываясь на входе, а сейчас осторожничает, смотри!

— Ну да, — признала я, — может, машину бережёт для финального?

— Знаешь, — сказал дядя Саша, — он бережёт машину, а ты береги его. Я сошёл, так что буду болеть за него в финале, мы же не хотим, чтобы кубок взял Заблонски?

Заблонски в том году был третьим претендентом.

— Ну вот, — торжествующе сказала я, когда финишёр махнул флагом, — отец пришёл первым, а вы говорили!

— Я в нём не сомневался, но всё же… Смотри, он не выходит из машины. Давай-ка бегом в парк-стоянку.

— Что-то мне как-то нехорошо, Аннушка, — сказал отец. — Может, погода…

— Погода отличная, пап, — ответила я нарочито бодрым тоном, — хватайся за шею, я помогу вылезти.

Подоспел дядя Саша, вместе мы отвели отца в трейлер и уложили на кровать. Он был бледным и дышал с трудом.

— К врачу тебе надо, Ваник, — сказал дядя Саша. — Хреново выглядишь.

— После финала, — ответил отец так тихо, что я еле расслышала. — Один заезд, мне остался всего один заезд.

— Угробишь ты себя.

— Ерунда. Мне даже не надо быть первым, после твоего схода я беру по очкам, если войду в тройку. Прокачусь вполпедали, пусть Заблонски выиграет, всё равно кубок мой. Сейчас отлежусь, всё будет нормально.