Та сторона мира

— Погодите, погодите! Сначала про Робинса до той перемены, постарайтесь не смешивать, хорошо? — Мне пришлось его прервать, чтобы он не создал образ третьего Робинса — до и после перемены сразу.

— Ну… гм… Делал, что положено, вот, собственно, и все. — Он допил сок и швырнул банку в корзину. — Потом уехал рыбачить в Швецию, черт его знает зачем. Вы ведь не станете говорить, будто у нас тут рыбы нет?

Патриот.

— Он дружил с кем-нибудь?

— Нет. Здесь тогда были старые специалисты и молодые подмастерья. Он не подходил ни тем, ни другим.

— А из тех, молодых, тут еще кто-нибудь работает?

— Да… — Он кивнул. — Один еще остался.

— Ну хорошо, и что с тем его отпуском?

— Ну, значит, полетел в Швецию на две недели, но вернулся через девять дней и хотел взять еще две недели отпуска. Однако момент он выбрал неудачный, поскольку как раз тогда начали увольнять работников, и вскоре получил уведомление и он. Правда, его это совершенно не взволновало. Это было очень странно, но вел он себя именно так. Теперь-то мне кажется, что он уже знал, чем будет заниматься, и на фирму ему было глубоко наплевать. А потом началась вся эта комедия — улыбки, цветы от коллег и так далее, и тому подобное. Приходили какие-то деятели из рекламы, раздали немного денег, сказали, что говорить, обещали еще кое-чего, но больше не появились. Да и зачем, собственно? Алекс Робинс сошел с первых полос газет и перешел на страницы серьезных изданий, а там уже никого не волновало, чем он когда-то занимался.

Я стряхнул пепел в фарфоровую раковину, герб фирмы. Толстяк протянул руку и потушил свою сигарету.

— Вы с ним потом разговаривали?

— Нормально — уже нет. Раз или два, но это были примерно такие сценки: «Алекс, старик! Как дела?» — «Эрнест! У меня все о'кей, да ты, наверное, и так знаешь?» Словно треп перед камерой. — Он поморщился, отчего его глазки скрылись в складках жира. — Так продолжалось два месяца, а потом — тишина. Лишь когда он застрелился, снова началось вторжение журналистов; мы говорили все то же, что и раньше, хотя каждый из них хотел чего-то особенного. Впрочем, честно говоря, мы ничего о нем и не знали.

— Хорошо. — Я поднялся со скользкого сиденья. — А с тем, молодым, я мог бы поговорить?

— Сейчас. — Оттолкнувшись ногой от стола, он развернулся в кресле и нажал две клавиши. Несколько секунд спустя в динамике что-то захрипело. Аппаратура была явно старой.

— Пусть ко мне зайдет Космонавт, — бросил толстяк в микрофон и вернулся в прежнюю позицию. — Этот парень, Боб Невилл, хотел стать астронавтом, но у него не получилось. Кто-то у него в семье оказался из красных.

— Ну что ж, спасибо вам. До свидания.

Я вышел, прежде чем он успел что-либо сказать. В паре метров от дверей я увидел крепкого мужчину лет тридцати. Я подождал, пока он подойдет ближе.

— Боб Невилл? — спросил я.

Он остановился, внимательно окинул меня взглядом и кивнул.

— Это я хотел с вами поговорить. Две минуты, шеф знает.

— Коп? — спросил он. Голос у него был низкий и чуть хриплый.

— Частный детектив. — Чувствуя, что он мне не верит, я достал лицензию и махнул у него перед глазами.

— Можно посмотреть? — спокойно спросил он. Я сунул лицензию ему под нос.

— И что?

— Я хотел узнать, дружил ли с кем-нибудь Алекс Робинс.

— Нет, — немного подумав, ответил он, вовсе не удивившись вопросу.

— Девушка? — подладился я под его лаконичную манеру.

— Эдна Энсель. Работает в итальянском ресторане, тут за углом. — Он ткнул в сторону длинным пальцем.

— Что-нибудь между ними было?

— Они были близки несколько раз. Потом, когда Робинс стал известной персоной, он пришел к ней, забрать какие-то мелочи. Вел себя совершенно по-хамски.

— А как так получилось, что о ней ничего не было в прессе?

Он пожал плечами.

— Что-нибудь еще? — бросил он и начал поворачиваться ко мне спиной.

— Вы прекрасно информированы, — сказал я уже его спине. — Такие подробности интимного свойства… Спасибо!

— Это моя жена, — буркнул он.

Меня перестало удивлять отсутствие информации об Эдне Энсель. Я тоже по крайней мере задумался бы, если бы он запретил мне о ней говорить. Но он не стал ничего запрещать. Сев в машину, я выехал на улицу. Сразу же за углом, так, как и сказал Боб «Космонавт» Невилл, я увидел плоский цветной экран с бегущей надписью «Корсо». Я остановился у края тротуара и вышел из машины.

— Добро пожаловать! — защебетала дверь, которую я толкнул.

Я вошел и огляделся по сторонам. Было удивительно чисто и опрятно. Столики, накрытые клетчатыми скатертями, стены, почти полностью скрывающиеся под огромными связками каких-то трав и полками с неисчислимым множеством порошков и листиков. Из кухни доносился слабый, но чертовски аппетитный запах мяса. Я почувствовал, как мой рот наполнился слюной. Проглотив ее, я сел за столик возле окна и вздрогнул, услышав позади голос:

— Что желаете?

Рядом со мной стояла пышная блондинка с блокнотом в руке. У нее был слегка вздернутый нос и пухлые щеки. Следов косметики на ее лице я не заметил. Она мне сразу понравилась, и очень захотелось, чтобы это и была та Эдна Энсель, которую я искал.

— А что у вас есть?

— Вы пришли немного рано, большого выбора нет, но, например, из закусок: оливки по-сицилийски, пьемонтский салат; из горячих блюд: итальянский плов, римский шницель с сыром, — она перевернула страницу и пробежала ее взглядом, — равиоли…

— О! — Я поднял палец и кивнул. — Салат и равиоли. И какого-нибудь белого вина, хорошо?

— Конечно. Равиоли предпочитаете чуть более поджаристые?

— Средне, — улыбнулся я. — Не знаю, говорит ли это вам что-нибудь.

— Я тоже люблю средне, — серьезно сказала она и ушла.

Я выкурил треть сигареты, когда она вернулась с салатом. Я проглотил его молниеносно, хотя картошка была порезана чуть слишком толсто. Зато трюфели были свежие и ароматные. Едва я отставил тарелку, появилась гора равиоли, накрытых слоем расплавленного сыра. В первое мгновение мне показалось, что я смогу съесть самое большее треть порции, но по мере того, как я ел, планка поднималась все выше. В конце концов тарелка опустела. Я глубоко вздохнул и прополоскал рот вином.

— Можно вас? — позвал я.

Она вышла из-за стены и подошла ко мне со счетом в руке. Пять двадцать. Первое, что могло мне тут не понравиться.

— Я ищу Эдну Энсель, — сказал я, протягивая ей шесть долларов.

— Это я. — Она сунула купюры в карман и полезла в другой, за монетами. Я остановил ее руку.

— Вы не могли бы со мной немного поговорить? Ваш муж против этого не возражает.

— Можно. — Она села на стул рядом.

Она владела собой не хуже, чем ее муж. Видимо, они были идеальной парой.