Та сторона времени

Обойдя отель, я нашел служебный вход и проделал немалый путь по коридору, прежде чем наткнулся на стройную мулатку, которая сообщила мне, где я могу найти Майка Скиннера, и, ни о чем не спрашивая, ушла. Всю дорогу до репетиционного зала я размышлял, смог ли бы я прожить, работая горничной. Мне не хватило нескольких метров, чтобы прийти к каким-либо выводам. Толкнув дверь, я вошел в зал.

Я знал, что это он. Он полулежал в кресле, окруженный несколькими кубиками аппаратуры, в стереонаушниках, покачиваясь в ритме неслышимой для меня музыки. Потянув носом, я не ощутил запаха травки, что противоречило моим представлениям о музыкантах. Я подошел ближе, чтобы толкнуть заслушавшегося ударника, но, заметив, что глаза Скиннера открыты, лишь подвигал несколько раз челюстью. Видимо, он понял, поскольку щелчком пульта выключил аппаратуру, а затем, садясь, движением головы сбросил наушники.

— Майк Скиннер, я полагаю?

— Да, мистер Стэнли.

Каждый звук, доносившийся из его горла, сопровождался легким шуршанием, словно кто-то шаркал ногами, ходя по дну бассейна. С такой хрипотцой он мог бы быть неплохим исполнителем старых блюзов.

— Вы знакомы с Бонни Ле Фей? — Я достал пачку сигарет и протянул ему. Он взял одну, подождал огня и лишь затем кивнул, ожидая дальнейших вопросов. — Не знаете, где можно ее найти?

— Нет.

— А вы с ней увидитесь в ближайшее время?

— Нет.

Диалог не выглядел чересчур оживленным. Я выпустил струю дыма в потолок.

— Сегодня я нашел эту подвеску. — Я достал из кармана золотую безделушку и показал Майку: — Это ее?

— Угу.

— Хочу ей вернуть, но она уехала из гостиницы.

— Кто вы, Стэнли? — спросил он, отцепляясь от нескольких проводов.

— Прошу. — Я достал из кармана лицензию и показал ему. — Бонни меня никоим образом не интересует, я встретил ее совершенно случайно в этом вашем кратере. Я хотел бы только отдать ей подвеску, или вы ей отдайте. — Я пожал плечами.

Он встал, присел на усеянный клавишами пульт, держа сигарету во рту и слегка наклонив голову, чтобы дым не попадал в глаза, и некоторое время размышлял, скрестив руки на груди.

— Что она делала в кратере?

— Она была там по делу — совершала самоубийство.

Он кивнул и открыл рот, но в то же мгновение раздался мелодичный гонг, пробежав по всему ряду громкоговорителей.

— Можете подождать пять минут? Мне нужно доиграть партию ударных для сегодняшнего выступления.

Когда я кивнул, он показал на большое кресло несколько в стороне, а сам, уже не обращая на меня внимания, сел в свое и повернулся к пульту. Клавиш, кнопок, потенциометров хватило бы для кабины лунного челнока. Я опустился в кресло. Скиннер некоторое время манипулировал какими-то ручками и движками. Пульт осветился. Меня так и подмывало начать предстартовый отсчет, но тут из полутора десятков колонок полилась музыка. Скиннер немного посидел неподвижно, затем осторожно передвинул кресло и положил пальцы на клавиатуру ударных. Он пошевелил ими, и к мягкой, гармоничной мелодии добавилось несколько звуков, отмечавших ритм. Не знаю почему, но я был настроен скорее скептически в отношении Майка и его способностей, однако теперь мне за четверть минуты пришлось пересмотреть свои взгляды. Он великолепно подчеркивал колышущийся, певучий ритм, извлекал из клавиатуры собственную мелодию, идеально вплетавшуюся в записанную ранее. Композиция завершалась его полуминутной бравурной сольной партией. Я был полон восхищения, о чем ему и сказал, когда он отодвинулся от клавиатуры и повернулся ко мне. Он поблагодарил кивком.

— До сих пор мне казалось, что клавишные ударные — это просто инструмент для ленивых музыкантов, — добавил я.

Похоже, он понял, что я вовсе не собираюсь ему льстить, поскольку неожиданно широко улыбнулся и сказал:

— Если дашь еще сигарету, докажу тебе, что кое в чем ты ошибаешься.

Я бросил ему пачку. Майк махнул рукой и пошел вперед. В зале значительно меньших размеров находились обычные ударные и маленький пульт. Четыре угла зала занимали мощные колонки. Скиннер закурил и отдал мне пачку, после чего сел на табурет перед барабаном и взял в руку палочки. Они завертелись у него в пальцах, он подмигнул и сказал:

— Нажми пуск.

Я нажал. Несколько секунд было тихо, затем раздался короткий свист, и неожиданно Скиннер заиграл, начав с простого, монотонного ритма и постепенно добавляя к нему как бы побочные, дополнительные. В этом не было ничего выдающегося, но чувствовалось, что этот парень знает, что такое брейк-машина, в отличие от тысяч увлеченных клавишами коллег по профессии. К ударным подключилась музыка из громкоговорителей, и Майк Скиннер вдохновенно взялся за дело. Несомненно, это была композиция, написанная специально для хорошего ударника, а он был хорош, работал как сумасшедший, все четыре конечности двигались независимо друг от друга, словно под управлением мини-компа, но это была человеческая музыка, которую самая лучшая машина не в состоянии подделать. Я стоял, восхищаясь способностями худого парня с бритой головой и словно плывя на волнах музыки, выходившей из-под палочек. Лишь когда он закончил, я набрал в грудь воздуха и долго не выпускал. Майк в это время, не ожидая аплодисментов, выключил магнитофон и подошел ко мне.

— Зря талант пропадает в этом отеле, верно? — усмехнулся он.

— Несомненно.

Он стукнул меня пальцем в грудь и показал на дверь за спиной. Мы вернулись в первый зал. Когда мы снова уселись в свои кресла, он почесал шею.

— Ну? Что ты хочешь знать?

Я пожал плечами.

— Ничего. Хотел отдать ей подвеску.

— Не знаю, как это сделать. Четыре дня назад мы распрощались. По обоюдному согласию. Мы уже полностью съели друг друга, и нужно было утереть рот.

— Ты знал, что она работает на ТЭК?

— Само собой, — фыркнул он. — Она меня даже как-то раз привела на свое «выступление». Неплохой номер, да? В этой стране каждый, кто захочет, надувает собственных сограждан.

— А как она здесь оказалась?

— Хотела стать журналисткой. Вертелась вокруг ТЭК, поскольку тут теплее всего.

— ТЭК? — Я покачал головой. — Ведь об этом ничего нового написать уже не удастся. Некоторые давно зарабатывают тем, что пишут только о ТЭК, и притом весьма неплохо.

— Она утверждала, что кое-что еще осталось. Знаешь, она старалась пробиться к тем ученым, которых отобрали для работы внутри шара, но, естественно, охрана там такая, что у нее не было никаких шансов. ТЭК тщательно заботится, чтобы исключительные права имели их чертовы газеты.

— Довольно-таки наивно она подходила к этому вопросу, — пробормотал я.

— Ага. Но у нее, как она говорила, был один козырь. А именно один из тех типов, что отказались. Его звали… — Он поднял глаза к потолку и несколько раз причмокнул. — Ммм… А! Богг. Сол Богг отказался, не согласился продлить свою жизнь, а Бонни выпросила у него согласие на интервью. Вот только он взял да и смылся. И бедняжка целый год все свое свободное время и все деньги тратила на поиски Богга. Когда я с ней познакомился, она объедалась арахисовыми орешками, не могла без них жить, а когда Богг исчез, отказалась даже от этого, чтобы иметь больше денег — ну, вы знаете: детективы, объявления в прессе, поездки по всем Штатам, и так далее, и так далее. И ничего. Ноль.

— А дома, в Дулуте? Может, она туда поехала?

— Нет! — возразил он. — Там у нее никого нет, она сирота.

Я посмотрел на часы, встал и, достав подвеску, подбросил ее на ладони.

— Так что? Оставлю тебе? Может, она вернется?

— Нет, нет! — Он поднял обе руки, словно отгораживаясь от моего предложения. — Во-первых, она меня наверняка не навестит, а во-вторых, я уезжаю, и притом, скорее всего, в Евразию. У нас нет никаких шансов встретиться.

— Что ж, ничего не поделаешь. — Я положил подвеску в карман и подошел к Майку. — Всего доброго, и желаю успеха. По-моему, ты его заслуживаешь.

Он пожал мне руку и, неожиданно придержав ее, потянул носом и посмотрел на мой карман. Театрально вздохнув, я достал сигареты и сунул пачку ему в руку.

В коридоре я никого не встретил. На автостраде я подключился к сети и в полудреме, потягивая пиво, вернулся в отель. Мини-комп проинформировал меня, что Яйо получил мое сообщение, а Клод до сих пор не отвечает на звонки, но была только половина девятого. Подвеску я бросил в чемодан, а сам отправился в бассейн. Призрак свисающего живота был сильнее, чем все чаще охватывавшая меня лень. В начале десятого я приветствовал у себя в номере Яйо Радера, а стоило нам наполнить свои стаканы, как появился и Клод. Мы удобно расселись в креслах.