Таэ эккейр!
Шрифт:
Что бы ей раньше пустить в ход Право Королевы! Когда Ренган произнес свой немыслимый запрет – ведь она могла отменить его одним-единственным словом «дозволяю»! Право Королевы превыше Долга Короля. Ее дозволение сильнее его приказа. Стоило ей перекрыть запрет своим дозволением ходить за перевал и знаться с людьми, и ничего подобного не случилось бы даже в воображении! Она должна была… но так и не произнесла решающего «дозволяю» – потому что знала, что за боль исторгла из уст Ренгана пресловутый запрет. Отменить его? Она не могла, не могла сделать с Ренганом еще и это! Иннерите как никто другой понимала его терзания… да что там понимала – чувствовала! Ведь супружеская любовь – не сказка, хоть ее и отрицают те, кому посчастливилось меньше, чем им с Ренганом… посчастливилось? Да, несмотря ни на какую боль – это счастье. Счастье любить так сильно и слиянно, что нет нужды оборачиваться или спрашивать. Когда двое продолжают разговаривать, мысленно или вслух, только потому, что это приятно, а не для того, чтобы стало понятно. Понятно все и без разговоров – разве может одна рука не
Иннерите, конечно, не надеялась, что Ренган когда-нибудь отойдет сердцем. Тем более не надеялась она, что он позабудет. Но даже самая лютая и незабвенная скорбь, если только она не убивает сразу, со временем уходит в какой-то потаенный уголок памяти и живет там, словно сказочная принцесса в хрустальном дворце – не переступая его порога. Только так возможно жить и дышать. И лишь когда хрустальные двери затворятся окончательно… лишь тогда дозволение, отменяющее запрет, не пробьет их, выпуская былую боль наружу. До тех же пор не обязательно произносить дозволение – довольно попросту смотреть сквозь пальцы на все попытки нарушения запрета… тем более что они такие несерьезные, такие мальчишеские! Пусть мальчики время от времени отлучаются за перевал. А когда придет пора, Иннерите подтвердит дозволенность этих отлучек Правом Королевы.
Пора эта казалась такой близкой, решение таким верным… оно было ошибочным насквозь. Ведь запрет нарушает не всякий, кому он мнится нелепым – даже если он и в самом деле нелеп. Чтобы решиться пойти наперекор велению, определенный характер нужен. За перевал утягивались далеко не все юноши. Как раз те, кому бы отлучка пошла на пользу, сидели дома и кляли запрет на все корки. А самовольно пренебрегали запретом, как легко было догадаться, самые бесшабашные, беспечные, легкомысленные, самые горячие головы – те, от кого можно, неровен час, и беды дождаться. Те, кому не грех бы как раз дома посидеть, от излишнего пыла охолонуть. И ничего нет странного в том, что трое безответственных мальчишек, у которых еще ветер в голове гуляет, поддались на заклятие вывертня. Самая подходящая для него мишень. Скорее уж стоит тому дивиться, что остальные трое устояли.
При мысли об этих троих губы Иннерите сложились в печальную улыбку. Аккуратист и чистюля Аркье, слегка помешанный на пристойности и хороших манерах. Застенчивый тихий Ниест, молчун и тяжелодум – на свой, особый лад, впрочем, весьма неглупый и основательный. Шалопай Лэккеан, неправдоподобно, солнечно добрый – и оттого инстинктивно уверенный в ответной доброте мироздания. Хорошие мальчики, ничего не скажешь – но и только. Что дало им силу выстоять, не соблазниться, не поддаться? Зря на них Арьен так сердился… впрочем, второй раз он уже подобной ошибки не совершит, можно ручаться. Да и – полно, ошибка ли это? Ведь если бы не гнев Арьена, заставивший его сбросить троим уцелевшим видения самых жутких моментов своих странствий, Иннерите и сейчас пребывала бы в неведении. Она и посейчас думала бы, что беда – это все, что обрушилось на Долину. Однако беда одна не ходит.
Вместе с бедой в Долину пришел неведомый прежде стыд.
Аркье, Ниест и Лэккеан не потаили ведь того, что узнали от Эннеари. Тем более, что они и сами были очарованы Лерметтом, который так решительно за них заступился… не говоря уже о том, что не будь его, и мальчикам навряд ли довелось бы вновь увидеть Долину. И не только им. Иннерите захолодела, когда Аркье передал ей полученное от Арьена видение. Ее сын мог умереть, самое малое, дважды. Сначала – погребенный в снегах на перевале. И потом, когда его придавило камнем… ведь он еще слишком молод, он пока не знает, что надо делать, если останешься без ног! Этого он бы залечить не сумел, нечего и надеяться. Ведь камень просел каким-то ничтожным мгновением спустя… а даже если бы и нет! Смерть безногого на горной тропе или долгая и мучительная смерть от голода – все едино смерть. И еще раз, когда человек, оседлавший Белогривого, крикнул: «Стреляй!» Если бы не этот смертный мальчик, никогда бы Иннерите не увидеть своего сына живым, даже тела его мертвого не обнять – а Лерметта выгнали, не дав ему толком и войти в Долину! В Долину, которая его впустила, раскрылась перед ним… и как только Арьен со стыда на месте не сгорел! Разве только поиски Лоайре отвлекли его на время от мыслей об утраченном друге и понесенном бесчестье. Поиски Лоайре – которого, к слову сказать, тоже ведь нашел смертный юноша, нашел, не глядя! Арьену оставалось лишь пойти и вызволить Лоайре – но найден Веселый Отшельник был еще прежде, чем Эннеари вернулся домой. Ее сын, ее народ, она сама благодарна Лерметту до смертного своего часа… тому самому Лерметту, которого отправили прочь одного, когда ему грозит опасность… во всяком случае, Арьен в этом неколебимо уверен!
Довольно.
Пусть даже хрустальные двери и разбиты настежь, пусть былая боль вырвалась на волю… все равно. Так дальше продолжаться не может. С этим надо покончить. И не только во имя чести или благодарности. Ради Ренгана. Нужно исправить хотя бы то, что еще возможно.
Потому что боль позволяет дышать, а позор – нет. И если нужно совершить невозможное, если нужно причинить Ренгану боль, чтобы избавить его от мучительного стыда… что ж, пусть будет боль.Иннерите встала и медленно пошла к дому, не стряхивая с платья лепестки жасмина. Она их просто не замечала.
Где искать мужа, королева даже не сомневалась. Долгие годы взаимной любви не оставляют места для таких сомнений. Конечно же, в доме. Конечно, в самой ими обоими любимой комнате – той, что с огромным, от пола до потолка окном, выходящим на восток, на заросли жасмина, по которым каждое утро струится розовое золото рассвета. Той, куда сейчас, хотя солнце еще не склонилось к закату, уже вошли спасительные сумерки. Именно там она и найдет Ренгана.
И Ренган действительно был там. Он сидел на краю постели, уронив лицо в ладони. И при виде изломанной линии его плеч у королевы мигом вылетели из головы все тщательно продуманные, старательно заготовленные слова. Она порывисто шагнула к нему – неслышно, совершенно неслышно, она готова была двадцать раз в том поклясться! – но Ренган услышал ее, как слышал всегда, будь она хоть на другом краю света. Он отнял ладони от лица, посмотрел на жену, словно бы не вполне веря собственным глазам, а потом поднялся ей навстречу – и Иннерите обняла его, обняла без малейшего намека на нежность, крепко до боли, обхватив ладонями его плечи, словно рукоять меча в последнем бою. Лицо Ренгана потерялось в темноте ее волос, и это было правильно. И то, что руки его сжимали ее так же больно, так же крепко, тоже было правильно. Держи меня, любовь моя, сжимай меня крепче, сердце моего сердца, душа моей души, держи меня, не отпускай, крепче обними, еще крепче – как берега обнимают реку… потому что не будет иначе ни реки, ни берегов… потому что река без берега расточится и иссохнет в своем бесплодном разливе – а берег без реки мертв… так разомкни же губы и пей, пей утренние туманы и вечерние росы, и держи меня, мой берег, я твоя река, я теку сквозь тебя, я в тебе, со всеми своими омутами и перекатами, держи меня, крепче держи, тогда я смогу сделать то, что должна, крепче держи, чтобы прохладные ладони течения могли упереться и вывернуть вот этот валун, под которым исподтишка завелась промоина, выпяленный торчком валун, грозящий обвалом – а вот не будет обвала, не будет! – ты только доверься течению, ты только держи меня, берег, держи, сжимай сильнее, еще сильнее, до боли в побелевших пальцах – держи меня, берег мой желанный, любовь моя…
Не разжимая объятий, королева подняла лицо навстречу взгляду мужа.
– Ты должен отменить запрет, – бесстрашно произнесла она то, что боялась сказать бесконечно долгие годы. – И… ты должен попросить прощения.
– Да, – ответил Ренган. И прохладные пальцы реки коснулись, исцеляя, окровавленной пустоты на том месте, где еще мгновением назад был валун, скрывающий потайную промоину.
Глава 33
Попросить прощения! Это, знаете ли, легче сказать, чем сделать. И не потому, что так трудно склонить голову и вымолвить покаянные слова. Напротив, когда Ренган принял решение, казавшееся ему таким немыслимым, на душе у него сразу же прояснилась. Вовсе нет, просто невозможно ведь попросить прощения у отсутствующего – а Эннеари словно в воду канул. Арьена не было ни в одном из его излюбленных мест. Его не было дома. Он не сидел возле умирающих. Его не было ни в компании Аркье, ни с Ниестом, ни с Лэккеаном, ни даже в обществе Илери. Даже возле чудом им найденного Лоайре, и то Арьена не оказалось. Все, что удалось обрести королю взамен невесть где запропавшего сына, так это смутные заверения в том, что Арьен «вот только что был здесь». И что теперь делать прикажете? Не по следу же его искать – здесь, в Долине, где тысячи тысяч следов дрожат и переливаются в воздухе, словно радуги над утренней росой!
Заглянув домой на всякий случай в третий уже раз по счету, Ренган снова не нашел Арьена – однако его присутствие там, по крайней мере, обозначилось. Со стены исчез новый колчан с полным запасом стрел (так вот оно что!) и, как ни странно, оружейный пояс. Странным это Ренгану показалось, ибо Эннеари прежде всегда предпочитал пояса узкие, почти как веревка – а на сей раз он отчего-то остановил свой выбор на широком наборном ремне из тех, какие отродясь не нашивал… где-то Ренган видел похожий пояс, и совсем недавно… что значит – где-то? У Лерметта был почти такой же, только пряжка другая… другая, непохожая на ту, что поблескивает, брошенная в угол торопливой рукой… вот, значит, оно как…
Выбор Арьена говорил сам за себя. Колчан и оружейный пояс не могут понадобиться мальчику в Долине. Значит, он собрался Долину покинуть, причем в самое ближайшее время. И если не поторопиться, если не перехватить его, пока еще не поздно… А где перехватить, догадаться несложно. Все излюбленные уголки Арьена король обыскал, повсюду заглянул – и только в одном он не был. Не посчитал нужным. Он ведь не знал, что Арьен уехать хочет. А раз так, искать его следует там, где он привык седлать коня в тех случаях, когда собирался куда-то верхом. Искать его нужно возле зарослей ив у верхнего течения ручья.
Арьен и в самом деле оказался там. Коротко и резко насвистывая в такт собственным мыслям, он заканчивал седлать Черного Ветра. Заслышав шаги, он обернулся, гневно дернул плечом, но прервал собственное движение на середине, с видимым трудом отвернулся и поправил стремя.
Ренган не стал окликать его издали. Он подошел вплотную. Эннеари обернулся снова, и у короля заныло в груди при виде того, как напряглась, закаменела спина Арьена, хотя мальчик и смолчал – может, именно оттого, что смолчал?