Таёжные были

Всё равно я радовался этому малому, но трудному успеху, и своему, и своей собаки, которая загорелась на глазах, рвалась в тайгу – она почувствовала азарт и увлеклась поиском белок. В ней зашевелился охотничий инстинкт. Уже хотелось что-нибудь серьёзнее добыть, но пока не удавалось – глухарь близко не подпускал. Иногда только по шуму крыльев было слышно, что спугнули – собака метнётся, да поздно. Следы соболя попадались, но собака по нему ещё «не проснулась» и не проявляла особой заинтересованности к этому зверьку. Пока хозяин идёт по следу, и собака идёт. Я сошёл – она бросает. Иногда видели следы маралов, которые начали мигрировать в высокогорья. Часто встречались и лосиные переходы. Загря к копытным проявил большую заинтересованность, чем к мелочёвке. Однажды, почуяв близость лося, ушёл по следу, утянув за собой и Азу. Мы с Мишей ждали в напряжении, в надежде услышать голос собак. Они не заставили себя долго ждать: через десять минут услышали звучный басовитый голос Загри и хриплый, едва слышимый – Азы. Мы подхватились бегом в гору. Пули были припасены на крайний случай. Начальник участка дал добро на добычу этих рогатых и обещал обеспечить лицензиями. Но не добежали до «заветной мечты любого хозяина», когда его собака остановит крупного зверя. Наши собаки уже возвращались, не сумев по неопытности удержать сохатого.

Мы бродили по тайге, упиваясь свободой, ограниченной разве что рамками собственных физических возможностей, наслаждаясь красотой алтайской тайги, поглощая всё новое и новое пространство этой неизвестной ещё земли. И радовало, что никто нам не мешает, что правильно мы поступили, согласившись на самостоятельную практику. Не было слышно чужих выстрелов, не было видно и чужих человеческих следов.

На третий день мы решили пойти по первоначальному маршруту, но углубиться дальше и выйти на круг к зимовью уже новым следом.

Погода стояла пока относительно тёплая, без заморозков, и недавно выпавший первый снежок местами утратил свою белизну и вновь приоткрыл бурую травку и жухлую листву. Следы уже трудно было отличить по свежести, но ещё неплохо просматривались на подтаявшем снегу.

Пройдя всего около километра от избушки, неожиданно наткнулись на следы, похожие на следы охотника, обутого в местные алтайские ичиги из самодельно выделанной лосиной кожи, но без подошвы.

– Вот тебе и свободный участок! – с разочарованием в голосе проговорил я. – Только вчера радовались, что никто не ходит, не мешает. А тут, посмотри, в такую даль кто-то забрался. Наверное, браконьер какой-нибудь. А, Миш? Как думаешь? Похоже, из коренных.

– Ну что же, им тоже надо охотиться. Они у себя дома. Ермолин говорил, что вон за тем перевалом, километрах в двадцати отсюда, посёлок есть. Почти одни коренные алтайцы живут. Наверное, оттуда пришёл – для них это не расстояние, – рассудил Миша.

На этом и успокоились, пошли дальше. Возвращались не так уж и поздно, часа два до сумерек ещё. Выходили к избушке с востока, почти в полутора километрах от утренних следов. Но и тут мы наткнулись на эти же странные следы.

– Вот чёрт! Натоптал вокруг. Что ему тут надо? Что-то вокруг нашего зимовья крутит? Как-то странно, вовсе он не похож на добродушных алтайцев, – рассуждали мы. – Надо по следам пройти, пока видно.

– Смотри, Миш, собаки что-то хвосты прижали и осторожно идут по следу, нюхаются. К чужому человеку что ли так относятся, – в недоумении проговорил я, поёжившись. Как-то неуютно мне стало. – Что же это за ерунда?

– Снежный человек это прошёл, дружище, – развеселился от мелькнувшей догадки Миша, – вот собаки и трусят. Я читал, на Алтае экспедиция работала по поиску снежного человека. Якобы следы тоже видели, – уже серьёзнее проговорил напарник, начиная верить в собственную фантазию.

– Миша, надо фотоаппарат принести, у тебя же есть в мешке. Глядишь, и в историю впишут как первых очевидцев, – поддержал шуточную версию и я.

Мы шли по следу всё дальше, рассуждая на эту тему и никак не вникая в другую: может быть, это не человек вовсе прошёл. И даже пули в стволы не загнали. Вот уж воистину наивные лопухи! Так прошли несколько сотен метров. След то пропадал на растаявшем снегу, то вновь проявлялся в гуще тёмного леса. Впереди наш путь преградила валежина – след вёл через неё. Мы сунулись также через неё, не отходя далеко, чтоб не сбиться. Вдруг я увидел некоторую странность в этих следах, наклонился к стволу упавшего дерева и стал внимательно рассматривать. На подтаявшем снегу, сохранившемся на стволе, я увидел чёткий отпечаток когтей.

– Миша, медведь! – почти закричал я, но тут же перешёл на полушёпот. – Это же медведь, чёрт возьми, а не человек в ичигах! Смотри, когти видны. Ну и лапища у него! А я думаю: алтаец-то косолапый какой-то! Прошёл-то он недавно – наверное, на берлогу пошёл. Догнать можно. Может, рискнём, а, Миш? – разжигал я сам себя.

Со стороны, наверное, было видно, что я хорохорился, а внутри поджилки тряслись. Но и азарт уже захлёстывал, овладевал разумом. Моё настроение передалось Мишке, будто не медведь громадный шёл впереди. Однако в нём неожиданно сказалась неизвестно откуда взявшаяся уверенность бывалого охотника. Он закурил, прищурился от дыма и рассудительно произнёс:

– Только помощник из меня с этой пукалкой несерьёзный, да и время уже к вечеру клонит. А вообще, я был бы не против узнать, что это такое – охота на медведя. Давай на завтра отложим, может быть, не уйдёт далеко.

Миша своей рассудительностью остудил немного мой пыл. Против такой железной логики трудно возражать.

Утром, чуть свет, быстро перекусив и собрав рюкзачок, собрались вдогонку. Накануне подзарядили пулевых патронов для Мишкиной одностволки. У нас была такая решимость, что все сомнения отметались сразу. Подумалось: «Из бывалых медвежатников и то не каждый, наверное, так уверенно себя чувствует, преследуя медведя». А мы, два молодца, скорее от абсолютной неопытности, как глупые щенята, ещё не зная ни малейшего страха от встречи с медведем, уже через полчаса стояли на вчерашнем следу, в том месте, где накануне его оставили. Решили покурить, «обмозговать» план действий, тем самым невольно сбив с себя излишнюю прыть. Насладившись и слегка успокоившись, тронулись по следу, который местами хорошо был заметен, благо, что чуть подморозило. Временами нужно было очень тщательно вглядываться, чтобы увидеть отпечатки, порой возвращаясь на несколько шагов назад. На собак рассчитывать особо не приходилось, хотя они иногда и указывали своим видом: приподнятой шерстью на загривке, опущенными хвостами, осторожными трусоватыми шажками и частым принюхиванием – зверь прошёл здесь. В молодых собаках, в отличие от их хозяев, инстинкт самосохранения явно преобладал над охотничьим.

Вскоре мы обратили внимание, что забрели уже в незнакомое урочище. Я, на правах более опытного, шёл впереди, двигаясь уже не спеша, внимательно вглядываясь в чащу и часто прислушиваясь. Мне понятно было, что за истекшие сутки зверь мог уйти далеко, но неизвестность всё-таки настораживала, в голове витала мысль, что косолапый мог где-то рядом уже и залечь. По моему мнению, место для берлоги здесь вполне подходящее: заметен был небольшой склон на солнечную сторону, часто встречались валежины с большими корневыми выворотнями и воронками от них. Но у хозяина тайги, видимо, на этот счёт был свой план. Его следы вели вперёд и вперёд, практически в одном направлении. Медведь шёл спокойно и размеренно, не отвлекаясь ни на что.

Тем временем под ногами у нас слегка похрустывало – под утро стало прохладнее, оттого талый снег подстыл – создавалось много шума. Это обстоятельство также слегка убавило прыти. Решили немного переждать, чтоб слегка обмякло и снег перестал «греметь». Выбрали валежину посуше, присели, закурили.

– Далеко уже ушли, а он всё топает и топает, будто на юг собрался, – посетовал я. – И чем ему здесь место не нравится? Думаю, если через пару километров не достанем, придётся бросать. Как ты, Миш? – обратился я к другу.

Миша расплылся в хитрой улыбке, соображал, признаться или нет:

– Честно говоря, мне что-то расхотелось. Да я с самого начала не уверен был, зачем нам это надо. Опять же, если логически рассудить: вот, допустим, подстрелим мы его, а дальше что? Куда мясо девать? Тепло ведь ещё, испортим. А потом, мы одни ведь в тайге, и, если что-то пойдёт не так, никто не поможет. Полезно думать! – заключил Мишка почти торжественно.

Я смотрел с удивлением на своего напарника: мы уже второй год учились вместе, но впервые увидел его таким. Раньше он казался бесшабашным авантюристом, искателем приключений. Я был старше года на два, но сейчас вдруг почувствовал, что друг обошёл меня в мудрости сегодня.