Таежный бродяга
Шрифт:
В бане, исполненной адской духоты и насквозь пропитанной запахом рыбьего жира!
Рыбий жир здесь очень популярен. Его любят не только люди, но и собаки; они жадно вылизывают каждую пролитую его каплю. Его используют не только в кулинарии, но и при других надобностях. Он помогает при ожогах, ссадинах, нарывах. Он благотворно действует на кожу, размягчает ее, делает гладкой и шелковистой — и потому играет важную роль в туземной косметике.
Ибо женщины — всюду женщины. Стремления у них, в принципе, одинаковы. (Разница только в критериях, в восприятии вещей.) И если, в отличие от европейских своих сестер, якутские и чукотские женщины почти никогда не купаются —
У них вы можете встретить немало всяких мазей и притираний на рыбьем и животном жиру. Кстати, ведь именно от них, от северных женщин, проник в европейскую косметику секрет знаменитого «спермацета»: особого, нежнейшего, очень ценного кашалотового жира. И «спермацетом» назвали его уже в Европе — непонятно, почему (по глупости? или ради приманки?), так как к сперме продукт этот не имеет ни малейшего отношения, и добывается у кашалота из головы.
И они, также первыми, задолго до нас, были осведомлены о таинственных, благодетельных свойствах талого снега, весенней воды…
Приятель мой, Алеша (киномеханик, с которым мы вместе разъезжали по стойбищам) заметил однажды:
— Вся здешняя цивилизация — на рыбьем жиру!
Сказано было остроумно, но — зло. И это тем более выглядело странным, что сам-то он, по матери, был якутом.
Имелся у него, впрочем, и отец, и тоже якут… Но в действительности Алеша родился не от него (он сам мне в этом признался). Я спросил с осторожностью:
— От кого же — если не секрет?
— Не секрет, — усмехнулся он, — от какого-то проходимца… Наверное, от такого же, как и ты! У нас ведь женщины дают всем, кто придет, кто захочет. А мужья не препятствуют. Наоборот!
И потом — щуря узкие свои глаза:
— Да ты наверняка сам уж попробовал, убедился… Так ведь?
— Так…
— Сколько ж раз?
— Это неважно. Ты мне вот что скажи: почему мужики-то не препятствуют, а? Что ж они, вовсе без самолюбия?
— Ну, тут не так все просто, как кажется, — задумчиво проговорил Алеша, — и дело не в самолюбии… Я как-то разговаривал со здешним шаманом. Есть у нас такой старичок — и он объяснил. Это с древности повелось. Племена-то ведь наши — небольшие. И раньше они жили обособленно, замкнуто. С чужими не смешивались. Ну и постепенно каждое племя стало как бы превращаться в одну общую семью понимаешь? Вот тогда-то и возникла надобность в том, чтобы старую кровь — разбавить свежей, чужою… И появилась поговорка: "если муж изменяет — это брызги из дома, а если жена — брызги в дом!" Да это потом уж и изменой перестало считаться. Вошло в обиход. Ну, а места у нас, на побережье, бойкие! Корабли ходят часто. И часто останавливаются. И в общем тут много народу успело побывать — и побрызгать…
Он наморщился, дернул плечом. И глядя на него, я понял вдруг, что этот парень — весь исполнен комплексов. И судя по всему, он не очень-то любит здешнюю жизнь и маленький свой народ.
— А чего тут любить? — сказал он в ответ на мое замечание. — Я, все-таки, не дикарь. Человек начитанный. Окончил десятилетку, — потом — курсы механиков в Якутске. Теперь вот хочу поступать в институт. Недавно послал бумаги… И если примут — сбегу отсюда с радостью. И навсегда. Чего мне тут любить? Рыбий жир? Эти брызги?..
— Ну, что ж, тебе видней, — сказал я. — Но мы не договорили! Все-таки мне непонятно. Женщины, значит, пользуются полной свободой. Ну, а мужья — они-то
как же? Ничем своих потерь не компенсируют?— Нет, почему ж, — возразил Алеша, — они тоже стараются…
— Но как? И где? Заезжих женщин здесь почти не бывает.
— Они пользуются местными… Из соседних племен… Однако, дело тут вовсе не в банальном блядстве, нет! Речь идет скорее о своеобразном обмене.
— Обмене — женами?
— Если хочешь… Но главная цель все же не в этом…
— А в чем же еще? — прищурился я.
— В детях! Ритуал здесь простой. Отдавая тебе свою жену якут или, скажем, чукча, сразу приобретает право и на твою, — понимаешь? И когда ваши жены потом рожают, вы становитесь не соперниками, а как бы родственниками.
И он добавил, помолчав:
— Конечно, с человека проезжего, случайного — какой с него спрос? Тут процесс, так сказать, односторонний. Но если ты живешь неподалеку и адрес твой известен…
— Ага, — пробормотал я, — так вот оно, в чем дело!
Я почему так заинтересовался данной темой? Дело в том, что недавно, как-то вечером, мне случилось забрести в один местный дом… (Алеши со мной не было, он ушел куда-то к родне; у него она имелась тут повсюду!) Встретила меня якутка — весьма миловидная, круглолицая, молоденькая. Я поинтересовался: "Где хозяин?" Она беззаботно махнула рукой: "Не знаю. Уехал куда-то". Я попросился — переночевать. И она, ни слова более не говоря, ввела меня в жарко натопленную комнату и указала на широкую, заваленную звериными шкурами, постель. Было поздно уже, и я сильно устал и зазяб. И улегшись — вытянулся с наслаждением. Незаметно стал задремывать… Но кто-то внезапно завозился рядом, легонько вздохнул. Еще не вполне осознавая реальность происходящего, я протянул руку — и пальцы мои ощутили горячее тугое женское бедро, скользнули по шелковистой коже.
И тут я окончательно проснулся!
Хозяйка, оказывается, успела раздеться и лечь со мною. Она лежала навзничь — вольно раскинувшись и полуприкрыв ресницы. Углы ее маленького пухлого рта были чуть приподняты в загадочной, выжидательной, неподвижной улыбке. Я глядел на нее, и мы оба молчали. Я — от растерянности, а она — не знаю уж, почему. Вероятно, она считала, что в такой ситуации любые слова излишни…
Она хороша была, эта азиаточка, что говорить! Одно лишь портило все, мешало мне, — густой, тяжелый запах рыбьего жира.
Я еще не привык к нему тогда, не вошел во вкус. Он поднимался, вызывая во мне спазмы — душил меня! И понадобилось время, пока я освоился и собрался с силами.
Побудило меня к действию, — должен заметить, — какое-то особое, сложное чувство. Определить его не так-то легко… Чувство ответственности, что ли? Ничего не поделаешь, — думал я, склоняясь над ней, — надо! Запах, конечно, мерзкий… Но куда ж деваться? Все-таки, это женщина! И если я не смогу, я потом всю жизнь себе этого не прощу. Да и судьба тоже мне не простит… Ведь не даром же существует старая заповедь: чего хочет женщина — того хочет Бог!
И вот, только я собрался с силами, — снаружи, со двора, донесся скрип полозьев, собачий визг, топот шагов.
Это вернулся хозяин.
Войдя в комнату, он искоса глянул на нас и быстро, коротко сказал что-то по-якутски. Жена ответила ему, так же коротко и весьма безмятежно. И лениво потащила на себя какую-то шкуру — зарылась в меха…
Он же медленно прошел к столу. Уселся грузно. И вытащил из-за пояса длинный, широкий, синевато поблескивающий нож.
А я, смятенно, — не сводя с него глаз, — вскочил и начал одеваться.