Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Шрифт:
– Оставь меня! Не хочу! Прочь!
– порывается она уйти. Он не верит ей: знаем, мол, вас! Смеется и держит за руку - не вырвешься. Это не насилие. Это игра, правила которой надо соблюдать: или веди себя по этим правилам, или не приходи, сиди себе дома одна и жди...
Кого ждать? Этот ясен, он весь перед тобой, парень, в общем, неплохой, отличный шофер, зарабатывает хорошо... Что ему еще надо? Чего ей еще нужно? Сколько таких парней Таня повидала в Ленинграде, будто и не уезжала из своего глухого поселка, будто она здесь родилась и выросла. Эти парни ясны, даже симпатичны ей, но неужели ради них она приехала в город на Неве?
Встречались Тане и другие, чаще из клиентов, может быть, умные, добрые, но тихие, как она их называла. Таня их невольно чуждалась, с ними ей становилось
«Кого ждать? Как быть?» - все раздумывала Таня в полной растерянности, когда наконец ее нашел Олег Терехин.
Как странно, необычно было Тане, когда она прибежала на свидание с ним, как они условились, на Невском, у памятника Екатерине II. Она в вельветовых брюках, модная мягкая сумочка через плечо, как на сцене театра встретились, если вспомнить перелесок у поселка - то их первое свидание, будто лет двадцать тому назад... Этот контраст и радовал ее, и отчего-то было грустно, и Тане подумалось, что не эту ли грусть иной раз она ловит в глазах Анатолия Николаевича, который, правда, больше посмеивался над нею - чуть свысока.
Таня с тихой радостью на лице подошла к скамейке, где среди случайных соседей сидел Олег и что-то рисовал на листке блокнота. Он с живостью показал на памятник Екатерине:
– Гляди, Таня, скорей! Видишь Потемкина? Голубь сел ему на голову! Потемкин словно чувствует его, а?
Таня рассмеялась: в самом деле, хоть голубь улетел, а Потемкин все поглядывал вверх. Именно в ее смехе Олег снова узнал прежнюю Таню, природное, разумное существо, с простодушной прелестью, как в малом ребенке. Он взял ее за руку, и они слились с толпой на Невском, внешне такие же, как все юные и молодые горожане. Но они были далеко, в мире их детства, где то и дело всплывали грезы и видения реки, леса, березовой рощи, далекого летнего неба.
Таня не могла отнести Олега ни к простым парням, ни к «тихим». Он был и прост и совсем не прост. Он рос, как и она, в селе, копался на огороде, носился на мотоцикле, разгоняя медлительных гусей, ходил в ту же школу, и родители его были такие же простые люди, как у Тани, а вместе с тем он рос интеллигентным мальчиком, как будто приехал из города... И в Ленинграде ориентировался уже так, словно родился здесь. А Таня, к удивлению Олега, не удосужилась даже побывать в Эрмитаже.
– А в «Пассаже» небось была?
– сказал Олег.
Таня только засмеялась.
Как ни увлекала Олега студенческая жизнь, еще полная для него новизны, о Тане он помнил и время от времени испытывал сильное желание увидеть ее. Ее чистый образ (глаза - как незабываемые цветы!) не совпадал с живой, реальной Таней, с ее чуть простонародным, или провинциальным, обликом. К тому же брюки в обтяжку слишком ее облегали, и хотя она не была вульгарна, некоторая двойственность облика Тани смущала Олега и по-своему привлекала.
Но и Таня очень неровно относилась к нему: то радовалась ему по-детски, смотрела на него нежно, когда была в хорошем настроении, то едва терпела его и все отсылала от себя. Сердилась она, может быть, не на него. Просто он тоже задевал в ней кем-то уже задетые струны, и его присутствие причиняло ей боль. Иногда Таня упорно отказывалась от встреч, отнекивалась по телефону как-то свысока или небрежно. И за всеми приливами и отливами ее настроения он улавливал, угадывал течение ее жизни, спонтанное, неровное, таинственное и для нее самой подчас, очевидно, не на шутку мучительное.
Они живо ощущали, как связывает их свежесть и сила прежней, теперь почти родственной, юности в деревне, их неприкаянность и одиночество в большом городе. Эту связь они легко могли бы назвать любовью. А любовь разве не сближение - интересов, желаний и целей жизни? Они же все дальше отходили друг от друга с каждой встречей и с каждой разлукой, иной раз весьма продолжительной.
Так прошли три-четыре года. Как-то Аркаша и Маргарита заехали к Тане и во второй раз увидели Олега Терехина.
Таня жила на улице Восстания, неподалеку от
Невского. К тому времени Савичевы уже жили в новом районе, и приехать в центр для ребят было путешествием, исполненным всевозможных приключений. Заглянули в магазин «Восточные сладости» купить что-нибудь вкусное для Тани, впрочем, всем вместе полакомиться. Глаза разбегались, хорошего так много. С тех пор как Таня получила комнату, она всегда звала их в гости и очень обрадовалась им. Но они смутились - у нее был гость.Олег Терехин, сидя в кресле за маленьким столиком, просматривал тетрадь, очевидно с лекциями. Поздоровавшись с ними без особого внимания, он продолжал свое дело с некоторым усилием. Он отпустил бородку, похудел и выглядел старше своих лет, этаким небрежным счастливцем и интеллектуальным мучеником противоречивых тенденций и веяний эпохи.
А как вынесла это его превращение Таня? Она у себя дома, в обществе молодого человека, предстала совсем в ином свете. К родным в гости приезжала молоденькая девушка, скорее смущенная и стеснительная, чем свободная и веселая. А здесь встретила их молодая женщина, слегка осунувшаяся, мягкая, вся такая привлекательно слабая, до ногтей женщина и больше ничего. Маргарита и Аркаша невольно переглянулись. Таня как бы в свое оправдание сказала:
– Я нынче с утра ходила в баню, - и встряхнула головой, ее волосы вспыхнули нежным блеском.
– Зато ничего не успела сварить.
– Да обедал я!
– вдруг подал голос Олег.
– Давай нам чаю.
Тут Маргарита достала из сумочки кулек со сластями, сама выражая живейшую радость. Олег бросил на нее пристальный взгляд, и Маргарита первая улыбнулась ему.
Между тем Таня ласково отметила, как Аркаша вырос: молодой человек! Аркаша покраснел и спросил у Тани, как идет ее жизнь.
– Да как, Аркаша? Сказать по правде, не очень весело, - отвечала она искренне и захлопотала о чае.
Маргарита, помогая Тане, на кухне спросила у нее горячим шепотом:
– Жених?
– Не-а!
– отвечала Таня с таким беззаботным видом, точно она как раз утверждала обратное.
– А кто же?
– Сероглазый король! Помнишь, у Анны Ахматовой? Впрочем, я не разобралась, кто у нее сероглазый король. Вроде не муж... Надо спросить у студента.
Нынче Таня, как и Маргарита, кончала школу, только вечернюю. Она не втянулась в среду, где жила и работала, может быть, из-за Олега, который уводил ее в сторону, приоткрывая ей совсем иной мир тревог, забот, мыслей. Но она не вошла и в мир Олега, отвлекаемая заботами своей собственной жизни. С Олегом они сто раз объяснялись в любви и тут же в сто первый раз ссорились, даже не понять из-за чего. Не проще ли было им отдаться любви или даже пожениться? Но именно эти вопросы, самые мысли и желания на эту тему порождали недоразумения. Похоже, Таня не очень верила ему. Чем горячее он добивался ее ласки, тем недоверчивее она становилась. А иногда сама ласкалась до головокружения. Наконец, они так измучились, что сочли за благо реже встречаться и вовсе не говорить о любви.
Конечно, они любили друг друга, но как-то на старинный лад - страстно, мучительно и целомудренно. Или это было отголоском их деревенского детства?
После чая они выбрались на Невский. Перед ними возник город, осененный влажным пологом весеннего неба. Был еще далеко не вечер, но свежо и как-то особенно светло, как бывает на закате. В это время оказался на Невском и Анатолий Николаевич. Он быстро шел куда-то, а множество людей, идущих мимо, обгоняющих его, едущих в переполненных автобусах, это множество словно говорило ему, что оно молодо, юно, а он стар и одинок. Впрочем, нет, он не чувствовал себя ни старым, ни одиноким. Просто мир обновился на его глазах. Даже защемило сердце, столь красивой, прекрасной ему показалась жизнь вокруг: город вечный, эти витрины, эти кинотеатры, где в фойе так славно посидеть на низких креслах. Интересны и люди! Молодежь! Он приглядывался к прохожим и чувствовал себя в ином мире, словно в кино. Ему хотелось крикнуть на весь Невский: «Красиво живете, братцы!»