Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

Он поспешно написал на листке из записной книжки номер своего телефона и отдал ей.

– Галка! Непременно позвони. Я буду ждать!

– Да, хорошо! – И она протиснулась в автобус. И сразу ее заслонили, затолкали. Саня чуть не взвыл и пожалел, что послушался ее и не отправился ее провожать. Обычно спокойный и несколько меланхолично настроенный, Саня подпрыгнул на месте, махнул рукой, очевидно, в досаде на себя и зашагал куда глаза глядят.

Весь день ему казалось, что в жизни его что-то переменилось к лучшему, что-то очень хорошее произошло… Поздно вечером он добрался до дому, уже буднично настроенный, и Галка отодвинулась куда-то далеко. Конечно, она замужем, дети, наверное, муж из интеллигентов, иначе бы Галка не переменилась к лучшему настолько, что ее просто не узнать, - небо и земля… В семье своей она вполне счастлива, а то, что была грустна или тихо серьезна, - это от усталости, а может быть, от сознания счастья, когда человек не впадает в самодовольство и снобизм.

Саня включил приемник и сел за стол почитать на сон грядущий. Как человек думающий, горячо, хотя и подспудно, переживающий многие события и явления жизни, он засыпал плохо. За столом, над книгой, правда, он мог и вздремнуть, но в постели сон отлетал… И вот буквы замелькали то ярче, то слабее, будто водил он перед глазами лупой, как вдруг зазвонил телефон.

– Алло! Алло! – Женский голос просил и требовал его как можно скорее отозваться.

– Галка! – узнал он.

– Это я, - отвечала она. – Что ты делаешь? Ты один? А голоса?

– Минутку. – Он выключил приемник.

– Я звоню из автомата, - заторопилась она.

– Откуда?

– У метро “Площадь Восстания”.

– А где ты вообще живешь?

– Вообще далеко.

– Я сейчас к тебе подъеду.

– Разве ты так близко?

Он сказал где.

– Сиди, - рассмеялась она. – Я сама подъеду. Не удивляйся. Я все тебе объясню.

Она подъехала на такси. Он встретил ее на улице и привел к себе. При ней, когда они встретились на Невском, кажется, ничего не было. Теперь – сумка и модный матерчатый баул.

– Ты куда это собралась на ночь глядя? – спросил Саня.

– В командировку, - рассмеялась она.

Расспрашивать в его положении было неудобно, а Галка не пускалась в объяснения, присматриваясь к нему.

– Ты живешь один. Как хорошо! Ух, совсем забегалась.

– Кофе? Чай?

– Ах да! Ведь я ничего не ела с того часа, как мы расстались на Невском…

– Так идем на кухню. Сообразим что-нибудь.

– Сообразим? – рассмеялась она.

На ней было нарядное, светло-серое платье, в котором она выглядела и стройнее, и женственнее, чем прежде, однако с той же молодой силой, столь памятной для него.

– По правде, я бы не отказалась выпить немножко вина. Найдется?

Нашлись и вино, и кое-какая еда. Гостья, несомненно таящая в себе какое-то несчастье, повеселела, оказалась настоящей красавицей, молодой и яркой.

– Ох! – говорил Саня, ударяя себя по лбу. – Уж не снится ли это мне?

– Я совсем не пью и вот опьянела, смотри-ка!

Саня уже начал между тем побаиваться, что это отчаянное веселье кончится слезами, истерикой, к чему он был совершенно непривычен. Но она точно забыла все беды, если они и были… Говорила о Фолкнере, о Михаиле Булгакове (“Мастер и Маргарита”), авторах столь же трудных, как и модных, читала даже стихи наизусть… Казалось уже невероятным, что это Галка. Она и не она, скорее всего не она.

– Галка, можно у тебя спросить?

– По секрету?

– Да.

А она вдруг произносила:

Что ж делать?.. Речью неискусной Занять ваш ум мне не дано… Все это было бы смешно, Когда бы не было так грустно…

– Послушай, ты Галка?

– А кто же я? Не знаешь? Я, может статься, привидение. Нынче снова поветрие на чудеса.

– Привидения не бывают столь прекрасны, как ты. Ты и не греза моя, это я знаю точно.

– Хочется мне произнести сейчас одну из “Молитв” Лермонтова. Знаешь, какую?

Я, матерь божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью иль покаянием, Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного…

Она буквально молилась, со слезами на глазах.

Тут он встал из-за стола и, подойдя к гостье, опустился на колени.

– Дай и мне произнести стих из Лермонтова, - сказал он.

– Какой? – с живостью отозвалась она.

– А вот:

Расстались мы, но твой портрет Я на груди моей храню: Как бледный призрак лучших лет, Он душу радует мою.

– Хорошо, - сказала она и закончила:

И, новым преданный страстям, Я разлюбить его не мог: Так храм оставленный – все храм, Кумир поверженный – все бог!

Произнесла она стих вопросительно. Саня в упоении, с неведомым волнением обнял ее за талию. О, еще никогда он не был так счастлив, исполненный любви и желания. Молодая женщина прижала его голову к груди и вздохнула.

– Галка, у тебя тяжесть какая-то на сердце? Откройся, - проговорил он, обнимая молодую женщину все радостнее и нетерпеливее.

– У меня все хорошо. Ты только обещай мне: не расспрашивать меня ни о чем больше и, слышишь, никогда не искать.

– Почему же?

Она поцеловала его, лаской заставляя замолчать.

– Скажи, какое у тебя самое заветное желание в этот час?

– Чтобы ты не уходила, чтобы ты осталась у меня.

– Слушаю и повинуюсь, - ответила она шутя, а между тем голос ее вздоргнул.

– О Галка!

– Мне надо, пока не забыла, позвонить.

“Папа, - сказала она совсем иным тоном, - я буду завтра. Не спрашивай. Алешка спит? Хорошо. Не волнуйся. Спокойной ночи!”

Опустив трубку, она некоторое время со смущенным видом просидела за столом, словно не до конца уверенная в принятом решении. Неловкость и волнение почувствовал и Саня. Между тем в эту минтуту раздумья или невольного, столь естественного колебания Галка была особенно хороша. Он быстро подошел к ней, она вышла из-за стола, и они обнялись, пряча друг от друга глаза. Трепет и юность – девяти лет как не бывало!

– Мне надо принять душ, а лучше ванну, - сказала она. – Можно?

Саня разложил диван и сменил белье. Выключив люстру, он оставил лишь лампу на столе, краем она освещала подушку, так что можно было читать лежа. Раздевшись, Саня бросился в постель и сладко растянулся… “Господи! Господи! Почему я еще девять лет назад не влюбился в Галку и не женился? Почему? Разве она не удивляла меня еще тогда детской чистотой своего облика и силой, силой нежного, юного существа, созданного для любви и счастья? Что в ней была еще некоторая неловкость подростка, что за беда? Зато все эти годы она составляла бы мое блаженство, и жизнь моя была бы исполнена высокого смысла… Она бы меня поддерживала во всем, служила опорой и идеалом…”