Таинственная история Билли Миллигана (др. перевод)

«Я начал чуть больше верить в нашу систему правосудия. Мне уже не кажется, что весь мир против меня».

Кевин Бургер в шестичасовых новостях отметила, что курс терапии, который Миллиган проходит в Центре психического здоровья Афин, вызывает оживленную полемику и резкую критику, но Билли при этом начал ощущать себя членом общества.

«Сейчас жители Афин вызывают у меня более приятные чувства, – сказал он. – Люди узнали меня получше и не так враждебно настроены. И уже не боятся меня как тогда, когда меня сюда только перевели. К тому же этот страх еще подстегивался… другими средствами…»

Миллиган отметил, что очень тщательно подбирал картины, которые предстояло выставить на общественное обозрение. Что-то на выставку не попало, поскольку он боялся, что кто-то попробует анализировать его через работы. Билли признался, что очень беспокоится, как оценят его творчество. «Я надеюсь, что люди пойдут на выставку не в поиске острых ощущений, а потому, что их интересует искусство».

Миллиган добавил, что ему хотелось бы пойти учиться, чтобы усовершенствовать свое мастерство, но он боится, что из-за его репутации в колледж его не возьмут. Может, когда-нибудь ситуация изменится. Он готов подождать.

«Главное, что я теперь смотрю в глаза реальности», – сказал он репортеру.

По ощущениям Билли персонал клиники благоприятно отреагировал на вечерние выпуски новостей, в которых, помимо интервью, показали, как он развешивает картины. Уже почти все относились к нему доброжелательно; лишь некоторые открыто критиковали. Миллигану даже стало известно о том, что некоторые из тех, кто раньше относился к нему враждебно, стали положительно оценивать результаты его терапии. Билли удивляло, что ему рассказывали о том, что говорилось на собраниях и записывалось в его карте.

И он понимал, что после палаты номер пять прошел большой путь.

В субботу, 4 августа, Миллиган направлялся к двери отделения ПИТ, как вдруг зазвучала аварийная сигнализация лифта. Между четвертым и пятым этажами застряла девушка с задержкой умственного развития. Увидев, как искрит, гудит и шипит внешний распределительный щит, Билли понял, что, вероятнее всего, произошло короткое замыкание. В коридоре уже собралось и несколько других пациентов, а застрявшая девушка стала кричать и колотить по дверям. Билли позвал на помощь, и когда подошел один рабочий, они вместе открыли внешние двери лифта.

На шум вышли Кэтрин Джиллот и Пэт Перри. На их глазах Билли полез в шахту лифта, протиснувшись через потолочный люк. Спрыгнув на пол рядом с девушкой, он заговорил с ней, стараясь успокоить. Пока ждали лифтера, Билли занялся ремонтом изнутри.

– Ты какое-нибудь стихотворение знаешь? – спросил он девушку.

– Я знаю Библию.

– Почитай мне какие-нибудь псалмы, – попросил Билли.

И они около часа обсуждали Священное Писание.

Когда лифт наконец запустили, они вышли на четвертом этаже.

– Я хочу газировки, – сказала девушка, посмотрев на Билли.

В следующую субботу Билли встал рано. Его радовали мысли о выставке, но расстраивала статья в «Диспэч», в которой, как всегда, все написали по-своему: что он – «насильник с расщеплением личности» и что у него их десять. Миллигану приходилось привыкать к смешанным чувствам, которые были для него внове, – трудные, но необходимые для достижения психической стабильности.

Утром он решил пробежаться до кафе при университете и купить пачку сигарет. Хотя понимал, что идея не лучшая. Раньше сигареты курил только Аллен. Но казалось, что это необходимо. Когда вылечится, избавится и от этой вредной привычки.

Выйдя из клиники и спустившись по лестнице, Билли заметил напротив входа машину, в которой сидели двое мужчин. Он подумал, что это чьи-нибудь родственники. Но когда перешел через дорогу, машина проехала мимо него. И, завернув за угол, он снова ее увидел.

Миллиган пересек свежескошенный газон, вышел к пешеходному мосту над речкой, протекавшей по границе больничной территории, и уже в четвертый раз заметил ту же машину: она выехала на Дейри-лейн, которая вела от ручья к кафе, и после моста Билли предстояло идти именно по этой улице.

Когда он остановился на мосту, окно в машине опустилось, и появилась рука с пистолетом. Кто-то выкрикнул его имя.

Билли замер.

И распался на части.

Рейджен развернулся и прыгнул в речку, так что пуля в него не попала. Вторая тоже. И третья. Рейджен подобрал со дна палку, выбрался на берег и ударил по заднему стеклу. Оно разбилось вдребезги, и машина уехала.

А Рейджен еще долго стоял, его просто трясло от ярости. Учитель на мосту замер, повел себя как человек слабый и нерешительный. Если бы Рейджен не выскочил в пятно и не предпринял решительных действий, все были бы мертвы.

Рейджен медленно побрел в обратно в клинику, обсуждая по пути с Алленом и Артуром план действий. Надо сказать доктору Колу. В клинике они – легкая мишень. В любой момент их могут найти и убить.

Аллен рассказал об этом доктору Колу и высказал мнение, что теперь ему как никогда важна возможность уезжать из больницы, чтобы подыскать себе безопасное место на время слушания по вопросу аннулирования сделанного им признания вины. А после этого Билли сможет уехать из Огайо в Кентукки, чтобы продолжить лечение у Корнелии Уилбур.

– Очень важно, – сказал Артур Аллену, – чтобы об этом нападении никто не узнал. Если газеты будут молчать, это обескуражит стрелявших. Они испугаются, что Билли сам что-нибудь замышляет.

– А писателю скажем? – спросил Аллен.

– Не должен знать никто, кроме доктор Кол, – настаивал Рейджен.

– У Учителя встреча с ним в час. Он появится?

– Я не знаю, – ответил Артур, – Учителя не видно. Наверное, ему стыдно, что он так растерялся там, на мосту.

– И что я скажу писателю?

– Ты хорошо язык болтаешь, – ответил Рейджен, – притворись сам, что Учитель.

– Он догадается.

– А ты представься Учителем, – добавил Артур. – Он тебе поверит.

– Что, соврать?

– Он ведь расстроится, если узнает, что Учитель распался и исчез. Они сдружились. И мы не можем поставить под угрозу книгу. Все должно идти точно так же, как до этого покушения.

Аллен покачал головой.

– Вот уж не ждал, что вы велите мне врать.

– Когда это делается в благих целях, – ответил Артур, – чтобы человек не страдал, то это, по сути, и не ложь.