Таинственная невеста

Ответов не было. А когда Мурин пробовал задумываться о них, голова его тяжелела, точно была набита мокрым песком.

«Что со мной такое?» — хотел бы он знать. «Я ли это?»

Может, его и окликали, любезно приглашая присоединиться к завтраку. Господин офицер? Только он не слышал.

Вокруг горячего самовара шел свой разговор. Три немолодых лица отражались в самоваре печеными грушами. Одинаково подрагивали брыли, когда их хозяин или хозяйка принимались жевать кусок калача или пряник. Одинаково вытягивались трубочкой губы, чтобы втянуть горячую жидкость. Чашки то и дело замирали в воздухе, забытые в увлечении предметом обсуждения. Сплетничали.

— Сейчас многие если не разорены прямо, то на грани разорения. Только они этого нипочем не покажут. Мне еще покойная Юхнова советовала…

— Ах, сударь мой. — Дама отняла руку от моськи и прижала к своей пышной груди. — Как покойная? Вы про старую Юхнову?

— Про нее.

— Неужто она померла?

— Недавно схоронили. Вы не знали разве?

— Откуда, сударь мой? Я еще летом к дочери в Казань уехала.

— Бонапартия испугались? — живо и ядовито осведомилась вторая дама. — Да, не все, не все наши помещики обнаружили в себе силу духа и твердую веру в государя и силу русского воинства, чтобы остаться в своих имениях и разделить судьбу отечества. Но только тот, кто вкусил горечь лишений, по-настоящему утоляет себя теперь сладостью любви к отечеству. Не так ли?

Она гордо выпрямилась. Дама с моськой несколько растерялась. Захлопала глазами, осмысляя новое положение вещей. Мир определенно изменился. Те, кто остались и «разделили судьбу отечества», претерпев невзгоды, сбились в партию себе подобных и выказывали презрение тем, кто при известии о нашествии поспешил убраться подальше и переждать исторические события в покое и даже удобстве. Моська, почувствовав напряжение своей госпожи, подняла кудлатую голову и сказала: «р-р-р-р».

— Вовсе я не испугалась, — виновато засуетилась дама из «уехавших», поглаживая собачку. — Я верила в государя. А дочь моя на сносях тогда была, вот и попросила приехать. Я желала остаться в имении и довериться силе нашего воинства. Но дочь так настаивала, умоляла, известное дело, в ее положении, не могла же я ей отказать. Я же мать!

— Да я вас и не обвиняю ни в чем, и никто вас здесь не обвинит, — пожала тощими, вернее, отощавшими плечами дама из «оставшихся».

Тон ее говорил: обвиним, и еще как. За месяцы войны они пережили столько, что теперь желали дать выход своим чувствам и обрушить их на тех, кто ничего подобного не пережил. Чтобы у бедной беглянки не осталось в этом сомнений, она добавила елейно:

— Как можно обвинять кого-то в естественных проявлениях человеческой природы?

— Это в каких же? — с вызовом спросила дама с моськой.

— Как говорится, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.

Дама с моськой стала пунцовой.

— Вы, сударыня… — начала она, а вторая дама изготовилась.

Стало ясно, что вот-вот полетят пух и перья. Но господин в жилете дипломатически поспешил подсунуть этим фуриям другую тему:

— О! Так, значит, вы еще не слыхали о странной смерти Юхновой?

Обе обернулись на него.

— Странной? — ответила дама с моськой.

— Ах, ну и померла, так что ж? — отмахнулась худая дама. Но Модест Петрович не сдался так легко:

— Не просто так она померла.

— Мы все когда-нибудь помрем. Царствие ей небесное.

— Отправиться в царствие небесное ей кое-кто помог.

Дама с моськой наконец сообразила, что ей бросили спасительный круг, и вцепилась в него обеими руками:

— Что вы такое говорите? Помогли? Кто? Как?

Модест Петрович скроил значительную физиономию:

— На этот счет у нас говорят, конечно, разное.

— Кэль кошмар… Что ж говорят?

— А вы бы не повторяли сплетни, Модест Петрович, — недовольно перебила худая дама.

— Это не сплетни. Мне доктор Фок сказал.

— Однако, — худая дама отняла от губ чашку. Мизинец оттопырен, тон не вызывал сомнений. От него стыл чай. — Доктор Фок?

— Уж доктора в таких вещах разбираются.

— Однако. Не очень-то мило со стороны доктора Фока так поступать. Он получает доступ в дома к страждущим людям в их слабости, а потом носит по городу сплетни о своих пациентах. Непременно дам ему это понять!

— Полностью согласна с вами, сударыня, — вдруг поддержала ее дама с моськой.

Пока эти двое пикировались, она обдумала свое новое положение. Выход из него был один: расположить к себе свою мучительницу. Голос дамы с моськой сделался подобострастным:

— Доктора так поступать не должны. Куда это годится? Есть вещи, которые должны оставаться в тайне.

— Вот-вот, о чем и я толкую, — буркнула худая дама.

Они переглянулись — уже как союзницы. Господин в жилете растерялся. Этой коалиции он не ожидал, пошел на попятную:

— Ну, доктор Фок не то чтобы рассказал. А так, намекнул.

— Еще хлеще! Сперва он входит в доверие к пациентам, а потом роняет повсюду намеки. Нет, я положительно сделаю доктору реприманд! Поразительно, как он сам таких простых вещей не понимает. Это не ком иль фо.

— Совсем не ком иль фо! — подхватила дама с моськой.

Господин опешил:

— Да я… Да доктор… Да на самом деле, он и не говорил ничего. Тут любой сообразит. Старая Юхнова ничем она не хворала. А напротив того, была весьма бодра. С чего бы ей вдруг помирать, если только не…

— Фуй. Как вам не совестно повторять сплетни.

— Вовсе я не повторяю. А просто сложил два и два! Разве вы не думали, что больно уж странно Юхнова померла?

Худая строго поджала губы:

— К одним смерть приходит внезапно, а другим дает возможность уладить дела и проститься с ближними.

Господин с надеждой воззрился на вторую даму. Она очень хотела послушать, что нынче болтают о таинственной кончине энской богачки Юхновой. Но остракизма со стороны худой дамы боялась еще больше. Оказавшись между этих двух огней, она замялась, порозовела. Но внезапно увидела выход:

— Ну и нравы у нынешней молодежи, — показала глазами она. — Только поглядите на этого ферта.

Все трое покосились на англомана.

Господин в жилете понял, что она дружески возвращает ему шанс восстановить мир, и шепнул соседкам:

— А давайте проучим этого нахала?

Они вытянули шеи. Глаза их заблистали в ответ. Мурин увидел, как три головы почти соприкоснулись лбами. Потом дамы стали искать в ридикюлях. Сунули что-то господину в жилете. Он подмигнул, вышел.

Мурин терялся в догадках, что за шутку они затеяли.