Таинственная незнакомка
Шрифт:
Хильда пытается скрыть свою нервозность. Но она чаще поглядывает на дверь и на стойку, чем в свою тарелку.
Ее спутник следит за ней, тоже забывая отдать должное вкусно приготовленным яствам. Он думает, что Хильда все еще занята мыслями о дезертире, и пытается развлечь ее. Он даже не теряет надежду на приятный вечер и, когда Хильда поднимается из-за стола, тоже встает, чтобы проводить ее.
Они допивают бутылку токайского, но вместо столь желанного тет-а-тет происходит лишь официальная беседа. Советнику удалось установить новые связи. Он получил важные и подробные сведения из самого штаба верховного командования вермахта.
— Раньше вы были более разговорчивой, — замечает он.
В ответ Хильда кокетливо поднимает ресницы:
— А что бы вы хотели от меня услышать, мой милый Удо?
— Вы просто не принимаете меня всерьез. Я, во всяком случае, представлял себе уик-энд вдвоем совсем иначе.
— И ответственность за ваши представления вы хотите возложить на меня?
— Зная характер нашего сотрудничества, я мог бы рассчитывать на большее доверие.
— Вы имеете в виду доверие или уступчивость?
Удо фон Левитцов начинает раздражаться;
— Мне известно ваше пристрастие к точным формулировкам, уважаемая фрейлейн. Ну что ж, давайте говорить точно. Я имел в виду и то, и другое. Если угодно, могу разъяснить подробнее.
— Нет, спасибо, достаточно. — Она смотрит на взрослого мужчину, который надулся, как мальчишка. Почему он никак не хочет понять? — Мы сотрудники, Удо, а не любовная парочка.
Он бросает на нее внимательный взгляд и меняет той:
— Вы считаете, что мы настоящие сотрудники? Почему же вы тогда умалчиваете о подлинной причине, побудившей нас приехать на уик-энд в это богом забытое место? Разумеется, потому, что не доверяете мне. Но не считайте меня полным идиотом. Я же вижу, вы здесь что-то выжидаете. Для того чтобы поговорить, мы могли бы встретиться и в Берлине.
— Удо, вы прекрасно знаете: наша собственная безопасность требует, чтобы каждый знал как можно меньше.
— Безопасность? Да разве я не рискую своей головой точно так же, как вы? — Советник в возбуждении ходит из угла в угол. Он закуривает сигарету, глубоко затягивается и наконец останавливается перед Хильдой: — Дорогая сотрудница, я даже не знаю, для кого таскаю каштаны из огня!
— Для победы антигитлеровской коалиции.
— Ах вот как! Ну что ж, спасибо за исчерпывающее объяснение. Конечно, о точной информации не может быть и речи. А вы не слышали последней сводки? На чьей стороне победа? Во всяком случае, не на стороне русских.
— Пока еще не на их стороне, — возражает Хильда, не сводя с него вопрошающего взгляда. Она чувствует, что о главном он еще не спросил.
— Когда мы ожидали вторжения немцев в Англию, вы не были так уверены, что Гитлер останется в проигрыше.
— Победить Советский Союз невозможно.
— Да? Вы так хорошо разбираетесь в этом вопросе?
— Почему вы ходите вокруг да около, Удо? Скажите прямо, что вас беспокоит?
— Хорошо, скажу. Но я сомневаюсь, что вы ответите.
— И все же попытайтесь.
— Кто переводит английские фунты на мой счет в швейцарском банке? С тех пор как Гитлер напал на Советский Союз, перечисления прекратились.
Хильда чувствует облегчение. Значит, его волнуют деньги.
— Об этом можете не беспокоиться.
И все-таки она его недооценивала. Это доказывает его реакция.
— Да плевал
я на деньги, черт побери! Я собирал информацию и выполнял ваши поручения, потому что я против нацистов, да-да, против нацистов! Но должен ли я поэтому быть за русских?Теперь Хильда знает, что его тревожат серьезные мысли, он переживает кризис. О себе она в этот момент не думает. Она спрашивает:
— Вы хотите выйти из игры?
Он в замешательстве смотрит на нее, потом саркастически смеется:
— Из чего мне выбирать? Я могу пойти в гестапо или повеситься — это одно и то же.
— Вы изменили свое мнение о Гитлере?
— Я ненавижу его, он хуже чумы! Он ведет Германию к гибели!
Теперь смеется Хильда, но не так, как он.
— Так давайте поможем тем, кто победит Гитлера.
— Честно говоря, победителей я представлял себе иначе.
— Ваш сэр Роберт тоже войдет в их число.
Удо фон Левитцов успокаивается. Он снова восхищается стройной симпатичной женщиной, которой по плечу любое дело. Он берет ее руку:
— Почему вы с самого начала не сказали мне всей правды? Почему не сказали, что мы работаем на русских, а не на британскую секретную службу?
«Он опять говорит «мы», — отмечает про себя Хильда. Она чувствует облегчение и в то же время сильную усталость, поэтому слегка прислоняется к его плечу, словно ищет опоры:
— Господин фон Левитцов, с которым я много лет назад познакомилась в Варшаве, был консервативным дипломатом старой школы. А сегодня у меня есть друг Удо, который многому научился.
— Благодарю, фрау учительница.
— Нет, Удо, если честно, вы могли до войны представить себе Сталина и Черчилля в роли союзников?
— Никогда!
— А мы с вами понимаем друг друга ненамного лучше, чем эти двое.
— Но это два пожилых человека. В то время как вы — молодая хорошенькая женщина, а я — мужчина. — Он чувствует, что сбился на фальшивый тон, потому что она тут же отстраняется и внимательно смотрит на него.
— Вы видите во мне награду, которая по праву причитается вам за хорошую работу?
— Хильда, простите меня, ради бога.
После этого у них не получается ни серьезного разговора, ни простой беседы. Вскоре Удо желает ей спокойной нови и отправляется к себе. Он долго не может заснуть, думает о своей сотруднице, своей начальнице, о женщине, которой он восхищается, поклоняется, верит, но которую так часто не понимает. «Так было всегда, — думает он. — Я ошибся в ней с самой первой встречи. Тогда я был лишь первым секретарем нашего посольства в Варшаве. В молоденькую, живую журналистку были влюблены все мужчины посольства. Я тоже ничего не имел против легкого увлечения. Что же она сделала? Она отшила меня, а затем предложила мне другое, политическое приключение, вероятно, самый большой шанс в моей жизни». Он понял это только теперь.
Это случилось незадолго до прихода Гитлера к власти.
«Я отыскала прелестное кафе в старой части города, господин секретарь. Единственное, чего мне недостает, — это спутника», — проговорила Хильда, озарив его улыбкой.
Пожирая ее глазами, он уже представлял себя торжествующим победителем среди других ее поклонников. Об этом же он рассуждал за кофе с коньяком так свободно и непринужденно, как никогда не говорил о своих взглядах и мнениях.
Она спокойно выслушала его, а потом перевела разговор в нужное ей русло.