Таинственная незнакомка

— Вот и прекрасно, моя ищейка. Я уже слышу рычание. Ты еще не разучился выслеживать и хватать? Но хочу предупредить тебя. Я твои штучки знаю. Ты, конечно, притащишь мне жертву, даже две, три или сколько я потребую. Ты всегда работал под девизом: «Лучше один, пусть даже невинный, чем совсем никого». Но теперь я хочу получить действительных виновников. Подозреваются многие, почти все.

«Наконец-то он перешел к делу», — думает Пауль Пихотка, не отваживаясь, однако, задать ни одного вопроса.

Бригадефюрер опять ухмыляется:

— Не торопись. Сначала мы насладимся еще раз незабываемым букетом этого «Эннесси». — Он поднимает свою рюмку, с наслаждением смакует коньяк, проглатывает и без всякого перехода, совсем другим тоном продолжает: — Где-то в столице рейха обосновались смертельные враги фюрера. Они выведывают важные секретные военные и политические сведения и передают их большевикам. Где находятся эти преступники, мы не знаем, пока не знаем. Может быть, в штабе верховного командования вермахта, в генеральном штабе, в министерстве экономики, на военных заводах, среди дипломатов Риббентропа, в организации Тодта, среди чванливой клики летчиков Геринга — они могут быть везде, даже в ставке фюрера. Как я уже сказал, мы этого еще не знаем. Офицеры штаба с Бендлерштрассе, это высокомерное отродье, уже подняли переполох. Они хотят загнать зверя без нас. Но моя ищейка не допустит этого, не так ли? Я этого не желаю! Я хочу видеть преступников здесь, в моем кабинете, причем скоро, Пихотка!

Шелленберг чуть приподнимается из своего кресла, и Пихотка вскакивает, вытягивает руки по швам. Им владеет не только страх, но и желание продвинуться, его подстегивает жажда охоты на людей.

— Бумаги возьмите с собой, господин советник уголовной полиции. Вы отвечаете за них головой. Я жду вашего скорейшего доклада о выполнении задания, тогда мы и выпьем за старшего советника. Встретимся ли мы еще раз добрыми друзьями, зависит только от вас.

Шелленберг садится за свой письменный стол и тут же забывает о присутствии Пихотки, который прячет бумаги в портфель, отдает по всем правилам честь и выходит из комнаты.

В своем бюро в главном полицейском управлении на Александерплац Пихотка сразу развивает бурную деятельность. Он звонит по телефону, отдает приказы и указания, разбрасывая свою гигантскую сеть, мобилизует целую армию ловких шпиков, пускает в ход бесчисленных доносчиков и устанавливает строжайший контроль во всех учреждениях и предприятиях. Чтобы спасти свою шкуру, он готов положить под нож гильотины всякого, на кого падет тень хоть малейшего подозрения.

В ресторане отеля «Адлон» Хильда Гёбель просит официантку Соню Кляйн принести бефстроганов. Расплачиваясь, она вместе с бумажными деньгами незаметно передает Соне билет в кино.

Хильда уже сидит на своем месте в ложе, когда в темном зале кинотеатра появляется Соня. Идет киножурнал. Два оставшихся в ложе места Хильда тоже купила. Сегодня демонстрируется новый фильм-ревю с участием Марики Рокк. И пока кинозвезда танцует, распевая свои песенки на экране, молодые женщины могут поговорить, не рискуя быть услышанными.

— Хильда, я обслуживала прощальный вечер. Его давал капитан Трендельштайн, он отправляется секретарем посольства в Иран, в Тегеран. Ты его не знаешь. Он не из министерства иностранных дел, а из ведомства Канариса. С ним были только офицеры. Из твоего учреждения никого не было. Этот Трендельштайн должен сколотить в Иране и Афганистане диверсионно-саботажную группу из бывших белогвардейских офицеров, их будут использовать на русском фронте. В Тегеране Трендельштайн будет работать не под своей фамилией, а как Фолькер Гунтерманн.

— Он что, заявил об этом во всеуслышание прямо в «Адлоне»? — В голосе Хильды легкий упрек.

— Конечно нет. Я даже уверена, что эту кличку не знал никто из присутствовавших. Мне только бросилось в глаза, что, когда швейцар позвал к телефону господина Фолькера Гунтерманна, никто не отозвался, а Трендельштайн заметно встревожился. Через несколько минут он извинился, вышел из-за стола и незаметно направился к телефонной будке в холле. Я сделала вид, что мне тоже нужно выйти, и, навострив уши, пошла следом за ним. Он набрал номер и назвался Гунтерманном. Больше я ничего не слышала.

— Ты просто умница, Соня, спасибо.

— Когда мы увидимся?

— Ты заметишь меня, когда я снова сяду за твой столик. Если будет что-то срочное, то ты знаешь, как меня известить. Всего доброго тебе!

— Ты уже уходишь?

— Надо. А ты досмотри фильм до конца.

И в то время как Хильда торопливо идет по темным улицам, по крупицам данных составляя картину планов агрессора, в то время как на ее родине сотни тысяч людей, не разгибая спины, работают на войну, а многие тысячи на предприятиях, в лагерях и тюрьмах оказывают сопротивление, в то время как бесчисленное количество солдат погибает на поле боя, кинозвезда поет под ликующие звуки скрипок: «Пусть мир всегда будет прекрасен, как сейчас…»

Портниха Мария Крюгер качает головой. Костюм вновь придется переделывать: с прошлого раза Хильда Гёбель опять похудела.

— Если так пойдет и дальше, вы станете королевой стройности!

— Я думаю, нет, сейчас слишком велика конкуренция.

— Это так, фрейлейн Гёбель. В наше славное время ни у кого нет проблем с фигурой, разве что у толстяка Геринга.

— Хотела бы я знать, какой дурак придумал сказку о том, что от забот человек толстеет.

Портниха сравнивает новые мерки со старыми, сделанными несколько месяцев назад, и вздыхает:

— У всех моих заказчиц одно и то же. Либо перешивание старых вещей, либо траурное платье. Когда я училась, черные платья заказывали в основном пожилые женщины. А сейчас молоденькие заказчицы приносят мне красивые цветные отрезы, чтобы я перекрасила их в черный цвет!

Хильда смотрит на невзрачную худенькую женщину, которая одна решает все свои проблемы, поддерживает других в их горе и находит в себе мужество помогать Хильде.

— К сожалению, слезы ослепляют, Мария. До тех пор пока в своих объявлениях они будут писать о гордой скорби, их печаль не превратится в ненависть, а ненависть не перейдет в сопротивление.

Разговор смолкает. Мария Крюгер молча заканчивает свою работу. Впрочем, женщины понимают друг друга и без слов. Когда они начинают прощаться, Хильде кажется, что портниха хочет поделиться с ней своими нелегкими, печальными мыслями. На ее ресницах блестят слезы. Но она пересиливает себя и улыбается:

— Одну минутку, фрейлейн Гёбель. У меня есть кое-что для вас. Последние журналы мод из Швейцарии. Можете взять их с собой и спокойно просмотреть дома. Конечно, для таких моделей у меня нет материала и прежде всего заказчиц. Тем не менее просмотрите их внимательно!

Журналы уже аккуратно свернуты. Мария Крюгер обернула их экземпляром сомнительной газеты «Глаубе унд шенхайт».

«Она все это приготовила заранее, — догадывается Хильда. — Ведь не думает же она, что я действительно очень интересуюсь последними швейцарскими новинками?» Этот вопрос занимает Хильду на протяжении всего пути домой. Она чувствует, как в ней нарастает нетерпеливое беспокойство. Но все же она ни в чем не изменяет своим привычкам. Она раздевается, умывается, надевает фартук, греет воду для чая, делает два бутерброда. Маленькое кресло она подтаскивает ближе к окну, ставит чайные чашки и маленькие тарелочки для ужина на небольшой круглый стол и только тогда развязывает сверток с журналами. «За едой не читают, — думает она самокритично, но ей так хочется посмотреть хоть несколько картинок. Она листает журнал, разглядывает так и этак заинтересовавшую ее элегантную модель, но мысли ее о другом. — Может быть, я заблуждалась?»