Таинственные превращения. Тайна его глаз. Свидание (сборник)

– Что все это значит, господин граф?

– Все очень просто, – ответил Лионель с отвратительной, торжествующей улыбкой.

– Просто?

– Ну да, просто и объяснимо! Это называется раздвоением личности!

– Ах, вот что! – протянул Обри.

Глава VIII. Альбом

Чуть брезжил рассвет, первые воробьи шумно приветствовали друг друга, когда Лионель де Праз вернулся домой.

В общем, это для него было вполне обычно. И если бы его кузине Жильберте, случайно проснувшейся на заре, пришло в голову высунуться в окно для того, чтобы насладиться красотой рождающегося дня, она не нашла бы ничего подозрительного в том, что молодой кутила окончил свой день, когда другие его только начинают.

Однако ее удивило бы, что вместо того, чтобы направиться в буфетную и выпить там прохладительную и пенистую смесь, Лионель прошел прямо в библиотеку, порылся в каталоге и снял с полки несколько книг в суровых переплетах. Он спрятал их под полой своего пальто, как будто стесняясь своей благородной ноши, и с необычайными предосторожностями поднялся к себе в комнату.

Мадам де Праз услышала его шаги. У нее был тонкий слух и чуткий сон, и притом еще, хоть она и спала прекрасно, ей не давала покоя мысль о Лионеле и Обри, стерегущих особняк Жана Морейля. Что они делали? Что узнали? Может быть, ничего… Эта мысль тревожила ее сквозь сон, точно глухое тиканье будильника.

В ранний час, когда вернулся Лионель, несущий с собой надежду или разочарование, будильник шумно зазвенел. Мадам де Праз охватило сильное желание вскочить с постели, накинуть пеньюар, бесшумно открыть дверь… Да, дверь мешала ей удовлетворить любопытство. Мадам де Праз чувствовала себя неловкой в роли следователя. Замок мог щелкнуть, петли заскрипеть, дерево – издать треск. Эти несносные звуки резко раздадутся в утренней тишине сонного дома и разбудят племянницу, спящую поблизости. А мадам де Праз так же, как и Лионель, понимала, что не следует делать ничего такого, что может возбудить в Жильберте недоверие к ним. Наоборот, надо стараться поддерживать во всем обычный порядок. Какая-нибудь неосторожность могла все погубить: Жильберта была из тех своенравных девушек, которые могут выйти за человека из-за того только, что семья этому противодействует; мадам де Праз не строила на этот счет иллюзий. Для того чтобы разбить надежды Жана Морейля, надо зародить желанное решение в самом сердце Жильберты. Необходимо, чтобы она до самого конца чувствовала себя независимой и свободной в своих действиях. Если не удастся представить ей факт, который вызвал бы в ней полный переворот, нечего и думать повлиять на нее. Нет, нет! Полная осторожность во всем! Никаких хождений к Лионелю в необычное время! Никаких подозрительных звуков при первых проблесках зари!

Впрочем, мадам де Праз вспомнила довольно кстати, что Жильберта должна рано проснуться, чтобы ровно в девять отправиться на прогулку верхом. Так она условилась с Жаном Морейлем накануне. У него имелась восхитительная ирландская лошадь, умная, хорошо объезженная, – идеальная лошадь для молодой девушки. В девять утра он должен привести лошадь Жильберте, и они отправятся в Булонский лес до завтрака. Во время этой сентиментальной прогулки мадам де Праз и Лионель успеют наговориться.

Обдумывая таким образом и перебирая в своей седой голове всевозможные предположения и козни, мадам де Праз дождалась обычного часа. Наслаждаясь тем сопротивлением, которое она оказала своему жадному любопытству, эта женщина, так хорошо владеющая собой, заставила себя с особой тщательностью проделать свой утренний туалет.

Когда она входила в свой кабинет, у ворот дома послышался конский топот. Сторож широко раскрыл ворота, и Жан Морейль въехал во двор верхом. С ним был мальчик, ведший под уздцы лошадь для Жильберты. Жан Морейль спрыгнул с седла и направился к двери.

– Который час? – прошептала мадам де Праз. – Половина девятого…

Жан Морейль остановился, когда Жильберта весело окликнула его из окна первого этажа:

– Вы поторопились!

– Простите. Лошади были готовы, и я тоже. Мне было скучно.

– Чудесно! Я даже рада, знаете? Вы хорошо выспались?

– Великолепно.

– Подождите меня в гостиной. Согласны? Я скоро! Через двадцать минут я буду готова!

Мадам де Праз приготовилась уже выйти в гостиную, чтобы принять Жана Морейля, как вдруг перед ней очутился Лионель.

– Подождите! – прошептал он. – Я видел, как приехал Морейль, поэтому поскорей спустился, чтобы вам сказать… Есть новости. Но я хотел бы еще удостовериться. Словом, я предпочитаю, чтобы вы были в курсе того, что я знаю, что я видел. Это только начало, но оно много обещает…

Мадам де Праз прошептала:

– Скорее!

Это замечательно, слышите! – сказал Лионель, смеясь отвратительным смехом. – Замечательно!

Мадам де Праз смотрела на него не мигая, наперед предвкушая наслаждение.

– Знаете ли вы, что такое раздвоение личности? – продолжал Лионель, издеваясь. – Что такое переменное сознание?

На лице мадам де Праз выразилось радостное изумление.

– Не может быть! – неистово обрадовалась она. – Жан Морейль?..

– Как я вам доложил, маман!.. Значит, вам известно, что это такое?

– Я видела на сцене «Прокурора Галлерса»…

– Я тоже. Вот это-то мне все и объяснило. Только не будем слишком увлекаться. Когда я вам все расскажу, вы увидите, что у нас еще много работы. Я догадываюсь, я чую тайну, которую мы, конечно, используем. Но сейчас я знаю только одно: этой ночью Жан Морейль вышел из своего дома под видом какой-то темной личности и отсутствовал несколько часов.

– Небо, благослови нас! – дрожащим голосом прошептала графиня.

– Я хотел вас предупредить сейчас же, прежде чем вы увидите Морейля.

– Ты очень хорошо сделал.

– А теперь пойдите к нему. Как только он уедет, мы продолжим наш разговор. Я не покажусь. Но мне хотелось бы видеть его физиономию после того, что произошло сегодня ночью. Какую мину он скорчит?.. Позвольте!.. Ведь я могу видеть его через стеклянную дверь, а сам останусь незамеченным…

– Интересное испытание. Попробуем! – сказала графиня.

Особняк был построен давно, в эпоху Второй империи, когда архитекторы считали еще вполне возможным оставлять в доме темные коридоры. Один такой коридор шел вдоль гостиной. Чтобы осветить его, Гюи Лаваль прибегнул к единственно возможному средству – стеклянным дверям. Это было не очень удачное решение, так как мелкие стеклянные рамы, выходившие во мрак коридора, не представляли собой ничего приятного для того, кто находился в гостиной, хотя хозяева и старались замаскировать их высокими растениями.

Темный коридор, устланный мягким ковром, облегчал дело нескромному наблюдателю. Мадам де Праз и ее сын шли неслышными шагами. Они видели все, что происходило в гостиной, через стекло, замаскированное листьями пальм.

Жан Морейль сидел возле окна. Он взял со стола альбом с фотографиями и медленно перелистывал его. Он выглядел совершенно отдохнувшим. Свежий цвет лица, ясные глаза говорили о здоровье спортсмена, только что проснувшегося от десятичасового сна без сновидений. Ярко освещенный лучами раннего солнца, тонкий и грациозный в своем костюме для верховой езды, Жан Морейль как будто позировал художнику, чувствовалось, что этот молодой человек одарен врожденным изяществом. Даже если бы он очутился в самой убогой обстановке, он все равно был бы таким же… И все-таки!

Лионель вспомнил виденного ночью апаша: как непохож он был на этого молодого человека, этого двуликого Януса, который обратил к нему свой светлый лик после того, как показал уже прежде темный. Им овладело странное оцепенение, которое он испытал уже однажды в ту ночь, когда Жан Морейль появился на балконе своего кабинета. Но после этого Лионель успел порыться в книгах. Теперь он знал тайну этого человека, знал, какое чудовищное психологическое явление заключает в себе раздвоение личности. И, не умея черпать душевного спокойствия в ученых трудах, он вынес из них только еще более сильное недоумение и недовольство. Он сомневался в своих чувствах, в памяти, в разуме…