Таинственный цилиндр

– Ну, ладно, ладно, – холодно сказал Велье. – Но держите язык за зубами, ясно? Что вы вообще расклеились? Возьмите себя в руки! Так что. Доил?

– Трупа никто не касался, с тех пор, как я встал здесь, – ответил Доил не без гордости. – Разумеется, кроме доктора Статтгарда. Я вызвал его из публики, чтобы он установил смерть этого человека. Он сделал это, и с тех пор никто к телу не приближался.

– Вы проявили служебное рвение, не так ли, Доил? Я позабочусь, чтобы вам не пришлось пожалеть об этом, – сказал Велье.

Он резко повернулся к Панцеру – так резко, что тот испуганно отшатнулся.

– Вам, господин директор, лучше пойти на сцену и обратиться к публике. Скажите, пусть вся компания остается там, где она есть, пока инспектор Квин не отпустит всех по домам, ясно? Скажите им, что жаловаться не имеет смысла. Жалобы только отнимают время. Они будут задерживать сами себя. Объясните им, кроме того, что все они должны оставаться на местах, и что каждый, кто сделает хотя бы одно подозрительное движение, пусть пеняет на себя.

– Ладно.., ладно.. Бог мой, какая катастрофа! – простонал Панцер, направляясь к центральному проходу, чтобы выйти на сцену.

В этот миг через дверь в конце зала быстро вошла небольшая группа людей и сомкнутым строем зашагала по ковру.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой один Квин работает, тогда как другой предается созерцанию

Если судить по внешнему виду, инспектор Ричард Квин не представлял собой ровно ничего особенного. Это был невысокий пожилой мужчина, с приветливым лицом, изборожденным морщинами. При ходьбе он слегка наклонялся вперед и имел несколько задумчивый вид, которому вполне соответствовали пышная седая шевелюра, усы, слегка затуманенные серые глаза и худые, интеллигентные руки.

Быстро шагая по ковру, инспектор Квин был весьма далек от желания произвести какое-то особенное впечатление на любопытных, которые так и пожирали его глазами. Тем не менее простота и достоинство, с какими он держался, возымели эффект, а еще больший – спокойная и приветливая улыбка – она была настолько неожиданной в данной ситуации, что по залу прошел легкий ропот, волною катившийся впереди инспектора Квина.

При его появлении заметно изменилось и поведение подчиненных. Доил потихоньку стушевался и отступил в угол, к выходам из зала с левой стороны. Сержант-детектив Велье, который только что склонялся к трупу, цинично и холодно окидывал взором толпу и совершенно не обращал внимания на грозящую разразиться массовую истерику, сразу же слегка расслабился – так, как будто был счастлив уступить место в самом центре сцены, в свете всех прожекторов и отойти на второй план. Полицейские в форме, которые охраняли выходы из зала, с подчеркнутым старанием отдали честь. Публика, буквально минуту назад полная возмущения, ропщущая и возбужденная, вдруг, сама не ведая почему, с облегчением опустилась в свои кресла.

Инспектор Квин подошел к Велье и подал ему руку. – Честное слово, мне жаль, Томас, мальчик мой. Я слышал, ты уже совсем собрался домой, когда все это стряслось, – сказал он негромко, повернулся и наградил отеческой улыбкой Доила. Затем с некоторым состраданием поглядел на человека, лежавшего на полу.

– Томас, все выходы охраняются? – спросил он.

Белье кивнул.

Квин с интересом оглядел весь зал – много времени ему на это не потребовалось. Затем тихо задал Велье какой-то вопрос, в ответ на который тот опять кивнул. После этого инспектор поманил к себе Доила.

– Доил, где те люди, которые сидели вот на этих местах?

Он указал на три кресла рядом с креслом покойного и на четыре пустых кресла прямо перед ним.

Полицейский, кажется, растерялся.

– Я тут никого не видел, инспектор…

Квин постоял несколько секунд, затем отослал Доила; и негромко сказал Велье:

– И все это в переполненном зале. Не стоит об этом забывать.

Велье недоуменно поднял брови.

– Я еще просто не вник в это дело по-настоящему, – дружелюбно продолжал инспектор. – Все, что я вижу пока – один мертвец и толпа потных людей, которые шумят изо всех сил. Распорядитесь, пусть Хессе и Пиготт наведут порядок.

Велье передал приказ двум мужчинам в штатском, которые появились в театре вместе с инспектором. Те проложили себе дорогу в конец зала, раздвинув толпу в стороны. За детективами в штатском следовали полицейские. Актерам тоже пришлось отступить назад. В середине зала меж рядами протянули толстый шнур и в образовавшееся между ними пространство препроводили примерно пятьдесят мужчин и женщин. Люди инспектора встали рядом и велели каждому из зрителей предъявить билет, а затем пройти на место, в нем указанное. Спустя пять минут никто из публики уже не стоял на ногах. Актеров попросили временно оставаться за шнуром.

Инспектор Квин опустил руку в карман пальто, осторожно Извлек оттуда коричневую украшенную резьбой табакерку и с явным наслаждением понюхал табаку.

– Вот так-то лучше, Томас, – сказал он довольно. – Ты же знаешь, как меня раздражает этот шум… У тебя есть хоть малейшее представление, кто этот бедняга на Полу?

Велье покачал головой.

– Я за него еще не брался, инспектор, – сказал он. – Я тут появился всего на несколько минут раньше вас. Кто-то из участка на 47-й улице позвонил мне и сообщил о том, что Доил просит помощи. Кажется, Доил тут взял все дело в свои руки. Лейтенант сильно его нахваливал.

– Ах, вот как, – сказал инспектор. – Доил! Подойдите, Доил!

Полицейский подошел и отдал честь.

– – Что здесь… – сказал невысокий седовласый человек, удобно располагаясь в кресле, – что здесь конкретно произошло, Доил?

– Все, что я могу сказать, – начал Доил, – это то, что за несколько минут до конца второго акта вот этот человек… – он указал на Пьюзака, который с невыразимо жалобным видом стоял в углу, – ..вот этот человек подбежал ко мне сзади – к тому месту, откуда я смотрел спектакль, и сказал: «Офицер, убили человека!.. Убили!» Он чуть не плакал, прямо как ребенок, я даже подумал, что он пьян. Но быстро подошел сюда. Было темно, на сцене кричали и палили вовсю. Я увидел этого парня на полу. Я не стал его трогать, только пощупал пульс – там уж никакого пульса не было. Чтобы знать наверняка, что с ним закончено, я спросил, нет ли в зале врача, и отозвался некий доктор Статтгард.

Инспектор Куш внимательно слушал, сдвинув, словно попугай, голову набок.

– Отлично, – сказал ой. – Отлично, Дойл. Я допрошу доктора Статтгарда позже. Что случилось потом?

– Потом, – продолжал полицейский, – потом я оная билетершу, которая стояла в проходе, в кабинет директора театра Пандора. Луи Панцер – вон там, прямо впереди. Он – директор.

Квин поглядел на Панцера, который в нескольких метрах от них, в задней части зала разговаривал с Нельсоном, и кивнул.

– Значит, это – Панцер. Хорошо,.. Хорошо… Эллери! Ты получил мое сообщение?

Он рванулся вперед, отодвинул Панцера, скромно посторонился, и хлопнул по плечу высокого молодого человека, который незаметно вошел через главный вход и теперь не спеша оглядывал зад. Старший взял младшего под руку.

– Я доставил тебе беспокойство, сын мой? Какой книжный магазин ты сегодня вечером обследовал? Нет, в самом деле, Эллери, я рад, что ты здесь!

Он полез в карман, снова достал табакерку я взял понюшку табаку – настолько изрядную, что даже чихнул.

– Собственно говоря, – ответил Эллери, не переставая озираться, – я не могу вернуть тебе комплимент. Ты в самом деле вытащил меня сюда из настоящего книжного рая. Я даже уговорил хозяина продать мне бесценное первоиздание Фальконе – попросил отложить его, потому что у меня с собой не было нужней суммы, и собрался в управление – занять у тебя. Позвонил туда – и вот я здесь. Первоиздание Фальконе! Ну ладно. Оно от меня никуда не денется, думаю.