Таинственный город за туманами
Шрифт:
— Вовсе нет! Это для гнома… самого маленького гнома, которого я знаю… Он пьёт чай из скорлупы грецкого ореха. Я думал купить ему этот сервиз на день рождения, — ответил мальчик.
Лина пожалела, что дразнила его.
— Ты очень добрый.
При этих словах Лины мальчуган смущённо улыбнулся. Его лицо, покрытое веснушками, стало очень милым.
Лина рассказала Мандэю о маленьком демоне и попросила отложить для него сервиз. Мандэй, казалось, знал, для кого он предназначен.
— Думаю, у этого гнома рост не больше двадцати сантиметров. Он самый маленький из всех знакомых мне гномов, и самый учёный, — сказал Мандэй.
Лина разделила с Сандэем подаренные ей конфеты и разрешила ему сходить
В тот день они продолжали работу над кэндамой, связывая шары с молоточками при помощи верёвочек. Сандэй и Мандэй совали в рот одну конфету за другой. Гора сладостей таяла прямо на глазах. Рот у Тамы стал весь липкий от сладкого сиропа, поскольку он ни на шаг не отходил от мальчика.
После обеда Лина, решив, что Мандэй с сыном едят слишком много сладостей, предупредила их:
— Хоть конфеты и очень вкусные, но это не значит, что вы должны ими объедаться.
Мандэй и Сандэй не обратили на её слова никакого внимания и продолжали уплетать сладости. В конце концов Лина спрятала конфетницу.
— Лина, — сказал Мандэй, — человек, который делает игрушки, должен рассуждать, как ребёнок, иначе он не сможет создать то, что нравится детям. Вот почему я ем конфеты вместе с Сандэем.
Под этим странным предлогом Мандэй пошёл в магазин Токэ и снова купил огромное количество сладостей. Лина пыталась запретить Сандэю есть эти конфеты, но безуспешно. Она строго ругала мальчишку и притворялась, будто не слышит его нытья. Тогда Сандэй отправился в магазин Токэ и вернулся оттуда с такой кучей сладостей, что едва мог удержать её в руках.
Лина поведала Ит-тяну историю о Мандэе, его сыне и конфетах, а потом поинтересовалась, что тут можно сделать. Она собиралась было поговорить с Токэ и попросить её продавать этой парочке поменьше конфет.
— Мой друг, это всего лишь слабость Мандэя и его сына, — сказал Ит-тян, подражая голосу Джона, чем рассеял беспокойство Лины.
Девочка рассказала Ит-тяну о живой изгороди с западной стороны дома.
— Это сейчас моя главная проблема. Бабушка Пикотто снова сегодня устроила мне взбучку, потому что ранние летние цветы не желают цвести как следует. — И Ит-тян с отвращением посмотрел на плиту.
Лина подчеркнула, насколько прекрасна изгородь и как бы она хотела, чтобы эта чудесная изгородь цвела круглый год.
— Ну и ну! Никогда не думал, что здесь появится вторая бабушка Пикотто! — сказал Ит-тян, глядя на Лину. Глаза его при этом почему-то светились от счастья.
* * *
На следующее утро Лина вышла из усадьбы Пикотто раньше обычного. Девочка медленно шла, наслаждаясь видом прекрасной живой изгороди. Неожиданно она повстречала бабушку Пикотто, которая совершала утреннюю прогулку.
— О, ты что, уже уходишь? Ты сегодня что-то рановато, — удивилась бабушка Пикотто.
— Просто я хочу перед работой не спеша осмотреть изгородь, — ответила Лина.
Они молча разошлись. Подойдя к деревянной калитке, бабушка Пикотто обернулась и сказала:
— Кажется, девочке тоже нравится изгородь.
Лина никогда не узнала, что при этих словах старушка улыбнулась.
* * *
Войдя в магазин Мандэя, Лина была поражена. И Мандэй, и Сандэй прижимали руки к щекам и стонали. У них болели зубы.
Лина кинулась обратно в усадьбу Пикотто, взяла у Джона лёд, у Ит-тяна — лекарства, а у встревоженной Кину-сан — полотенца. Девочка приложила к щеке Мандэя лечебный компресс, обернула подбородок полотенцем и завязала на макушке,
как делают больному свинкой. Мандэй выглядел очень забавно: высокий, с широкой белой лентой на огненно-рыжих волосах, он корчился, стонал и охал. Если бы Джон увидал его, то весь день катался бы по полу от смеха.С Сандэем дела обстояли хуже. Он ни за что не хотел снимать маску. Мальчик соглашался приподнять её лишь до уровня рта, так что Лина не могла приложить компресс к его щеке или нанести лекарство на больной зуб. Как бы девочка ни упрашивала и ни уговаривала Сандэя, он не желал снимать маску. Увидев, что мальчик плачет от боли, Лина тоже заплакала.
— Что мне сделать, чтобы ты её снял? — спросила она, ненавидя в душе эту шутовскую маску.
— Мама сказала, что снимет её с меня. Я никому не позволю это сделать, кроме мамы. Мама!!! — закричал Сандэй ещё громче, чем прежде.
Лина спросила Мандэя:
— А если позвонить его матери? Где его мать?
Мандэй, казалось, колебался, а потом пробормотал:
— Ну, раз Сандэй так хочет её видеть… но мы не знаем, где она…
Затем он как будто передумал и решительно покачал головой.
— Нет, я могу сам позаботиться о Сандэе. Не волнуйся за нас. И тебе сегодня не следует заходить в заднюю комнату, — хмуро сказал Мандэй, поднял мальчика на руки и ушёл.
Лина сидела в магазине. Она всё ещё слышала плач Сандэя. Хоть Лина и понимала, что мальчик сам во всём виноват, ей было жаль его. Если бы девочка знала, где сейчас его мать, она бы ей сразу позвонила.
Вдруг Лине на глаза попалась кукла-невеста, стоящая в углу среди «товаров не для продажи». Поскольку Мандэй не позволил ей заботиться о Сандэе, как бы она ни старалась, девочка решила заняться куклой, уже давно не дававшей ей покоя, хоть и понимала, что ей за это попадёт. Растрёпанные волосы куклы падали на большие тёмные глаза, отчего их взгляд казался печальным. Лина смутно чувствовала, что уже где-то встречала человека с такими глазами. Девочка позаимствовала краски у Ит-тяна и шкатулку для шитья у Кину-сан. Кину-сан с тревогой спросила, как идут дела в магазине Мандэя. Лина ответила, что Сандэй не позволяет никому, кроме матери, снять с него маску и всё ещё капризничает. Кину-Сан ответила: «Ох» и поглядела в сторону магазина Мандэя.
Лина старательно очистила куклу от пыли. Та стала такой белоснежной, что казалось, будто это другая кукла. Девочка выправила ей шею и хотела привести в порядок волосы, но так как не имела понятия, какая изначально у куклы была причёска, то оставила эту затею. Лина лишь скрепила волосы заколками и поправила свадебный головной убор, так что кукла стала выглядеть вполне прилично. Девочка накрасила ей губы красной краской и нанесла немного розовой на щёки. Глаза куклы, незадолго до этого казавшиеся печальными, теперь весело улыбались.
Услышав голос Мандэя, ругавшего сына, Лина торопливо поставила куклу на место и вернулась в усадьбу.
Глава 8. Подарки на память
Когда Лина вошла в усадьбу Пикотто, Кину-сан снова спросила у неё о делах в магазине. Лина рассказала ей, что Сандэй всё ещё плачет, а Мандэй, кажется, только и делает, что ругает его. Эти слова очень расстроили Кину-сан.
За ужином собрались, как обычно, все обитатели усадьбы. Не было только Кину-сан. Её подождали, но она так и не пришла. Лина предложила сходить её поискать, но Ит-тян и Джон холодно ответили, чтобы она оставила Кину-сан в покое. Бабушка Пикотто произнесла своим обычным тоном: