Таинственный город за туманами

— Вовсе нет! Это для гнома… самого маленького гнома, которого я знаю… Он пьёт чай из скорлупы грецкого ореха. Я думал купить ему этот сервиз на день рождения, — ответил мальчик.

Лина пожалела, что дразнила его.

— Ты очень добрый.

При этих словах Лины мальчуган смущённо улыбнулся. Его лицо, покрытое веснушками, стало очень милым.

Лина рассказала Мандэю о маленьком демоне и попросила отложить для него сервиз. Мандэй, казалось, знал, для кого он предназначен.

— Думаю, у этого гнома рост не больше двадцати сантиметров. Он самый маленький из всех знакомых мне гномов, и самый учёный, — сказал Мандэй.

Лина разделила с Сандэем подаренные ей конфеты и разрешила ему сходить за Тамой. Вскричав от радости, мальчик помчался в магазин Сикки.

В тот день они продолжали работу над кэндамой, связывая шары с молоточками при помощи верёвочек. Сандэй и Мандэй совали в рот одну конфету за другой. Гора сладостей таяла прямо на глазах. Рот у Тамы стал весь липкий от сладкого сиропа, поскольку он ни на шаг не отходил от мальчика.

После обеда Лина, решив, что Мандэй с сыном едят слишком много сладостей, предупредила их:

— Хоть конфеты и очень вкусные, но это не значит, что вы должны ими объедаться.

Мандэй и Сандэй не обратили на её слова никакого внимания и продолжали уплетать сладости. В конце концов Лина спрятала конфетницу.

— Лина, — сказал Мандэй, — человек, который делает игрушки, должен рассуждать, как ребёнок, иначе он не сможет создать то, что нравится детям. Вот почему я ем конфеты вместе с Сандэем.

Под этим странным предлогом Мандэй пошёл в магазин Токэ и снова купил огромное количество сладостей. Лина пыталась запретить Сандэю есть эти конфеты, но безуспешно. Она строго ругала мальчишку и притворялась, будто не слышит его нытья. Тогда Сандэй отправился в магазин Токэ и вернулся оттуда с такой кучей сладостей, что едва мог удержать её в руках.

Лина поведала Ит-тяну историю о Мандэе, его сыне и конфетах, а потом поинтересовалась, что тут можно сделать. Она собиралась было поговорить с Токэ и попросить её продавать этой парочке поменьше конфет.

— Мой друг, это всего лишь слабость Мандэя и его сына, — сказал Ит-тян, подражая голосу Джона, чем рассеял беспокойство Лины.

Девочка рассказала Ит-тяну о живой изгороди с западной стороны дома.

— Это сейчас моя главная проблема. Бабушка Пикотто снова сегодня устроила мне взбучку, потому что ранние летние цветы не желают цвести как следует. — И Ит-тян с отвращением посмотрел на плиту.

Лина подчеркнула, насколько прекрасна изгородь и как бы она хотела, чтобы эта чудесная изгородь цвела круглый год.

— Ну и ну! Никогда не думал, что здесь появится вторая бабушка Пикотто! — сказал Ит-тян, глядя на Лину. Глаза его при этом почему-то светились от счастья.

* * *

На следующее утро Лина вышла из усадьбы Пикотто раньше обычного. Девочка медленно шла, наслаждаясь видом прекрасной живой изгороди. Неожиданно она повстречала бабушку Пикотто, которая совершала утреннюю прогулку.

— О, ты что, уже уходишь? Ты сегодня что-то рановато, — удивилась бабушка Пикотто.

— Просто я хочу перед работой не спеша осмотреть изгородь, — ответила Лина.

Они молча разошлись. Подойдя к деревянной калитке, бабушка Пикотто обернулась и сказала:

— Кажется, девочке тоже нравится изгородь.

Лина никогда не узнала, что при этих словах старушка улыбнулась.

* * *

Войдя в магазин Мандэя, Лина была поражена. И Мандэй, и Сандэй прижимали руки к щекам и стонали. У них болели зубы.

Лина кинулась обратно в усадьбу Пикотто, взяла у Джона лёд, у Ит-тяна — лекарства, а у встревоженной Кину-сан — полотенца. Девочка приложила к щеке Мандэя лечебный компресс, обернула подбородок полотенцем и завязала на макушке, как делают больному свинкой. Мандэй выглядел очень забавно: высокий, с широкой белой лентой на огненно-рыжих волосах, он корчился, стонал и охал. Если бы Джон увидал его, то весь день катался бы по полу от смеха.

С Сандэем дела обстояли хуже. Он ни за что не хотел снимать маску. Мальчик соглашался приподнять её лишь до уровня рта, так что Лина не могла приложить компресс к его щеке или нанести лекарство на больной зуб. Как бы девочка ни упрашивала и ни уговаривала Сандэя, он не желал снимать маску. Увидев, что мальчик плачет от боли, Лина тоже заплакала.

— Что мне сделать, чтобы ты её снял? — спросила она, ненавидя в душе эту шутовскую маску.

— Мама сказала, что снимет её с меня. Я никому не позволю это сделать, кроме мамы. Мама!!! — закричал Сандэй ещё громче, чем прежде.

Лина спросила Мандэя:

— А если позвонить его матери? Где его мать?

Мандэй, казалось, колебался, а потом пробормотал:

— Ну, раз Сандэй так хочет её видеть… но мы не знаем, где она…

Затем он как будто передумал и решительно покачал головой.

— Нет, я могу сам позаботиться о Сандэе. Не волнуйся за нас. И тебе сегодня не следует заходить в заднюю комнату, — хмуро сказал Мандэй, поднял мальчика на руки и ушёл.

Лина сидела в магазине. Она всё ещё слышала плач Сандэя. Хоть Лина и понимала, что мальчик сам во всём виноват, ей было жаль его. Если бы девочка знала, где сейчас его мать, она бы ей сразу позвонила.

Вдруг Лине на глаза попалась кукла-невеста, стоящая в углу среди «товаров не для продажи». Поскольку Мандэй не позволил ей заботиться о Сандэе, как бы она ни старалась, девочка решила заняться куклой, уже давно не дававшей ей покоя, хоть и понимала, что ей за это попадёт. Растрёпанные волосы куклы падали на большие тёмные глаза, отчего их взгляд казался печальным. Лина смутно чувствовала, что уже где-то встречала человека с такими глазами. Девочка позаимствовала краски у Ит-тяна и шкатулку для шитья у Кину-сан. Кину-сан с тревогой спросила, как идут дела в магазине Мандэя. Лина ответила, что Сандэй не позволяет никому, кроме матери, снять с него маску и всё ещё капризничает. Кину-Сан ответила: «Ох» и поглядела в сторону магазина Мандэя.

Лина старательно очистила куклу от пыли. Та стала такой белоснежной, что казалось, будто это другая кукла. Девочка выправила ей шею и хотела привести в порядок волосы, но так как не имела понятия, какая изначально у куклы была причёска, то оставила эту затею. Лина лишь скрепила волосы заколками и поправила свадебный головной убор, так что кукла стала выглядеть вполне прилично. Девочка накрасила ей губы красной краской и нанесла немного розовой на щёки. Глаза куклы, незадолго до этого казавшиеся печальными, теперь весело улыбались.

Услышав голос Мандэя, ругавшего сына, Лина торопливо поставила куклу на место и вернулась в усадьбу.

Глава 8. Подарки на память

Когда Лина вошла в усадьбу Пикотто, Кину-сан снова спросила у неё о делах в магазине. Лина рассказала ей, что Сандэй всё ещё плачет, а Мандэй, кажется, только и делает, что ругает его. Эти слова очень расстроили Кину-сан.

За ужином собрались, как обычно, все обитатели усадьбы. Не было только Кину-сан. Её подождали, но она так и не пришла. Лина предложила сходить её поискать, но Ит-тян и Джон холодно ответили, чтобы она оставила Кину-сан в покое. Бабушка Пикотто произнесла своим обычным тоном: