Так далеко, так близко...

– Несчастный случай. То есть, все считали, что это несчастный случай. Она упала с лестницы в подвале на ферме у Себастьяна. Мгновенная смерть. Она сломала шею.

– Почему ты говоришь «все считали, что то несчастный случай»? И таким странным тоном! Как будто ты сам так не думаешь? – Кэтрин внимательно смотрела на меня.

Я промолчал и отвел глаза.

– Ты думаешь, ее убили?

– Я никогда не знал, что думать, – ответил я наконец, поворачиваясь к ней. – Странно, что она пошла в подвал. Рано утром. Но если ее толкнули, кто мог это сделать? Кому это понадобилось? Себастьян был в Нью-Йорке. По делам. На ферме был Элдред. Дворецкий. Мы были здесь. Люциана и я. И ее нянька. И экономка. Себастьян приехал около семи. Из Нью-Йорка. Он сказал, что хотел приехать пораньше, чтобы покататься с Антуанеттой верхом. Я часто думал обо всем этом.

– Ты полагаешь, что это Себастьян толкнул ее?

– Не знаю. Я раньше никому не признавался в своих сомнениях. – Я глубоко вздохнул. Потом сказал, словно в воду бросился: – Он мог.

– Но почему?

– Не знаю.

Кэтрин покачала головой.

– Тень Эми Робсарт.

– Кто эта Эми Робсарт?

– Она была замужем за лордом Робертом Дадли, и восьмого сентября 1560 года ее тело нашли у подножия лестницы в Камнор Холле, где она жила. Ее смерть вызвала ужасный шум в те времена, стала чем-то вроде притчи во языцех и потрясла всю Англию. Видишь ли, Роберт Дадли был очень близким другом английской королевы Елизаветы. Они были знакомы с детства, он был ее любимым товарищем, всегда рядом с ней. Став королевой Англии, она осыпала его всяческими милостями, она занимал должность при дворе и был шталмейстером…

– И говорили, что он был любовником королевы. Если я верно помню историю Англии, – вмешался я.

Кэтрин кивнула.

– Эта так. Смерть Эми таинственна, и ко-кто попытался обвинить Роберта Дадли. Подозревали даже королеву. Но поскольку в тот день сэр Роберт был при дворе, лично он не мог быть замешан в преступлении.

– Но он мог нанять кого-то… ты это хочешь сказать?

– В общем, да. Ставка была слишком велика.

– В каком смысле?

– После смерти жены Роберт Дадли стал свободен. Он мог жениться на королеве.

– А разве это возможно?

– По конституции, да. И королева любила его. Также как и он ее. Но Елизавета Тюдор не хотела выходить замуж. Они ни с кем не хотела делиться властью. Во всяком случае, я думаю, что он не имел отношения к смерти своей жены. Как и королева. елизавета была слишком умна, чтобы участвовать в таких делах. Ты, конечно, знаешь, что у меня докторская степень по истории Англии, но я никогда не говорила тебе, что моя специальность – эпоха Тюдоров. Я пришла к заключению, что Эми Робсарт Дадли убила себя сама. У меня об этом была большая статья.

– потому, что ее муж был любовником королевы?

– Нет. Известно, что у нее был рак груди. Она была смертельно больна и, должно быть, осознавала это. Во всяком случае, я так полагаю. Она покончила с собой, бросившись с лестницы.

– Но Антуанетта не была больна, – заметил я, размышляя вслух. – Вскрытие это показало бы. Поэтому, скорее всего, ее смерть все-таки всего лишь несчастный случай.

– Наверное. Я не знала твоего отца, но я очень сомневаюсь, что он мог совершить такое преступление. Или нанять кого-то, кто сделал бы это. Зачем? Какие у него могли быть мотивы? Женат на Антуанетте он не был, если бы он захотел с ней порвать, он мог сделать это достаточно легко – просто расстаться с ней. И не было нужды прибегать к преступлению.

– Ты права, дорогая.

Кэтрин придвинулась ко мне, обняла и прижалась ко мне.

– Ты, наверное, с тех пор только и думал об этом? Не надо, перестань.

– Постоянно думал, ты угадала, – согласился я.

Тут Кэтрин выбралась из постели и пошла в ванную.

Я лежал и размышлял о своем отце. Лучше бы она не вспоминала о нем, по крайней мере ночью. Мы ведь обсуждали это дело полдня с тех самых пор, как позвонила Вивьен.

Я тяжело вздохнул: все это мне порядком осточертело. Хорошо, что Вивьен собирается на этой неделе в Нью-Йорк. Там она вцепится в кого-нибудь со своими расспросами и оставит меня в покое. По временам Вивьен доводит меня до бешенства.

Кэтрин вернулась, скользнула в постель, обвилась вокруг меня, чмокнула в щеку.

– Ведь тебе больше не хочется, милый? – она взяла из моих рук бутылку бренди и поставила ее на столик рядом с кроватью.

– Ну… – начал я, но она губами остановила поток моих слов.

Она начала целовать меня, сначала легко, потом ее поцелуи стали жарче, страстнее. Ее язык ласково и легко коснулся моего. Я поцеловал ее, сжал в объятиях и перекатил на себя. Ее лицо словно светилось надо мной. Так мы лежали какое-то время, мне было удивительно хорошо и покойно. Потом я чуть отодвинулся в сторону, обхватил рукой ее тяжелую грудь и прижался губами к соску. Кэтрин слегка застонала и откинулась назад.

Спустя минуту она приникла ко мне и начала медленное и упоительное путешествие по моей груди и животу. Она касалась меня губами, целовала, ласкала языком, опускаясь все ниже и ниже. Словно со стороны я услышал свои стоны. Кэтрин – удивительная любовница, воображение у нее богатейшее. Безмозглое траханье не в ее стиле, к счастью.

Ее длинные волосы рассыпались по моим ногам, теперь она целовала меня, совершая губами сладострастные круги. Я закрыл глаза, я погружался в ее тепло и нежность. Обычно я воспламенялся через несколько мгновений после того, как она начинала ласки. Сегодня этого не произошло. Я был бессилен.

Предварительная игра затянулась, я быстро понял это. Кэтрин устала. Вдруг, подавленный, злясь на себя самого, я остановил ее попытки помочь мне. Я ласково отстранил ее от себя.

Она посмотрела на меня удивленно.

– Я сейчас, – пробормотал я и направился в ванную.

Заперев дверь, я прислонился к ней.

Дышать было трудно. Ужасное, знакомое, мерзкое чувство охватило меня. Я хорошо его знал. С минуту мне казалось, что меня вырвет. Бренди. Я чувствовал дурноту, головокружение. Я старался побороть их. Наконец, все прошло, пока я стоял в темной ванной, схватившись за дверной косяк.

Я не могу. Опять. С Кэтрин у меня было такое только два раза до этой ночи. В начале нашей связи. С тех пор не повторялось. Я уже почти поверил, что все в порядке. Значит, нет. Дерьмо, пробормотал я. Закрыл глаза. Дерьмо, повторил я.

Наконец, паника прошла. Я немного успокоился. Зажег свет, подошел к умывальнику. Плеснул на лицо холодной воды, вытерся и уставился на себя в зеркало.

Лицо, отраженное в нем, не было моим. Это было бледное подобие Себастьяна Лока. Я был очень похож на него сейчас. Нечего и сомневаться, чей я сын. Но хотя черты лица были те же, они были не такими определенными. Да, глаза тоже голубые. Но какие-то прозрачные, водянистые. У него они были ослепительными. Сверкали на всегда загорелом лице. У меня кожа светлее, вид всегда какой-то вылинявший. У него волосы были темные, густые и волнистые. У меня они тоже темные. И прямые. Нет во мне той энергичности-динамичности. А в нем – были. И зовом пола, как у него, я тоже не обременен. Зовом, которому невозможно противостоять.

Уж он-то мог всегда, думал я, продолжая разглядывать себя с нескрываемым презрением. У него все всегда было наготове.

Отвратительно – быть бледной копией этого человека. Отвратительно быть его сыном. Ненавижу самую память о нем.

Выпив стакан холодной воды, я пришел в себя, заглушил свой гнев. Загнал его глубоко вовнутрь. еще раз схоронил. Совершенно овладев собой, я распахнул дверь и медленно вошел в спальню.

Кэтрин надела халат. Она лежала перед камином. Глядя на языки пламени. С задумчивым, растерянным видом. Я взял свой шелковый халат и накинул на плечи. Сел рядом с ней на ковер.