Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

В тоже время 8 мая английское правительство вновь обратилось к СССР, по сути, с провокационным предложением о том, чтобы Советское правительство взяло на себя одностороннее обязательство, оказать помощь Англии и Франции, если они, выполняя взятые на себя обязательства в отношении некоторых восточноевропейских стран, окажутся вовлеченными в войну. При этом Запад не желал брать на себя никаких обязательств по отношению к Советскому Союзу. Москва, естественно, отказалась брать на себя такие односторонние обязательства.

В этих условиях советское правительство решило обратиться со своими предложениями непосредственно к Варшаве. 10 мая заместитель наркома иностранных дел СССР Потемкин во время встречи с Беком сообщил: «СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала». Однако на следующий же день польский посол в Москве Гжибовский явился к Молотову и заявил, что Польша не желает англо-франко-советских гарантий и «не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР». 25 мая советский полпред в Польше Шаронов вновь вернулся к этой теме в беседе с Беком: «Мы, конечно, готовы были бы помочь, но чтобы помочь завтра, надо быть готовым сегодня, т. е. заранее знать о необходимости помогать». Но Бек оставил это заявление без ответа.

19 мая в английском парламенте состоялись дебаты по вопросам внешней политики, на которых с резкой критикой правительственной позиции в вопросе о соглашении с СССР выступил Черчилль:

«Я никак не могу понять, — заявил он, — каковы возражения против заключения соглашения с Россией… против его заключения в широкой и простой форме, предложенной русским Советским правительством?

Предложения, выдвинутые русским правительством, несомненно, имеют в виду тройственный союз между Англией, Францией и Россией… Единственная цель союза — оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии. Я не вижу, что в этом предосудительного?.. Ясно, что Россия не пойдет на заключение соглашений, если к ней не будут относиться как к равной и, кроме того, если она не будет уверена, что методы, используемые союзниками… могут привести к успеху…

Перед нами предложение — справедливое, и, по-моему, более выгодное, чем те условия, которых хочет добиться наше правительство. Это предложение проще, прямее и более действенно. Нельзя допускать, чтобы его отложили в сторону, чтобы оно ни к чему не привело».

Так что есть все основания считать, что если бы Черчилль стал во главе английского правительства на год раньше, то англо-франко-советское соглашение могло быть принято, после чего Гитлер уже не смог бы начать ВМВ.

Однако Чемберлен имел совсем иную точку зрения на обсуждавшиеся проблемы. В заключение парламентских дебатов он выступил с заявлением по вопросам внешней политики, в котором сформулировал основные принципы своего правительства:

«Я все же прошу палату представителей помнить, что в данном вопросе мы стремимся не к альянсу между нами и другими странами, а к созданию мирного фронта против агрессии, и мы бы не имели успеха в такой политике, если бы, гарантируя сотрудничество одной страны, изображали другую как беспокойную и нежелающую сотрудничать с нами».

Так что не входило в планы Чемберлена создание военно-политического альянса с СССР. Достаточно сказать, что в те дни Кадоган записал в своем дневнике: «Премьер-министр заявил, что он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами». Английский премьер желал создания «мирного фронта против агрессии», под которым понимал переговоры между Берлином и Варшавой под патронажем Англии и Франции. А переговоры в создавшейся ситуации могли идти только относительно уступок части польской территории в пользу Германии. Английские «гарантии», по мысли Чемберлена, должны были лишь сдержать Гитлера от попытки решить германо-польские проблемы военным путем. Поэтому он и не желал изображать фашистскую Германию «как беспокойную и нежелающую сотрудничать с нами»страну.

Для того чтобы принудить Лондон отказаться от его обструкциониской позиции Сталин предпринял демонстративные шаги по нормализации политических и экономических отношений с Германией. Вскоре такая тактика начала приносить свои результаты. В Лондоне вдруг осознали, что его отказ от конструктивных переговоров с СССР может привести к заключению соглашения между Москвой и Берлином. В результате 27 мая Запад дает свое согласие на проведение переговоров о заключении англо-франко-советского договора о взаимопомощи.

Оппоненты Сталина, часто, утверждают, что если бы СССР послушался Запада и подписал предложенный Лондоном вариант договора то, несмотря на его фиктивность, фашисты, опасаясь одновременной войны с Советским Союзом и с Западом, не посмели напасть на Польшу. Однако такие утверждения совершенно голословны и ничем не подкреплены. Ведь Варшава неоднократно публично заявляла, что не допустит пропуска по своей территории войск Красной Армии для боевого соприкосновения с немцами.

Польское руководство русских боялось больше чем немцев. И определенные основания для таких опасений у поляков были. Ведь именно Польша в 1919 году начала агрессию против Украины, Белоруссии и Литвы, силой отторгла и аннексировала территории Западной Украины и Западной Белоруссии, преимущественно заселенные белорусами и украинцами. И это положение назвать нормальным было нельзя, даже по западным меркам. Достаточно было вспомнить о признанной в Лондоне и Париже линии Керзона.

Гитлеру все это было прекрасно известно, поэтому он с очень большой вероятностью мог полагать, что СССР просто не сможет прийти на помощь Варшаве, как в свое время Москва не смогла прийти на помощь Чехословакии. В этой связи все советские гарантии Польше в глазах Гитлера могли бы стать не более чем пустой бумажкой.

О такой позиции фюрера свидетельствуют множество документов. Прежде всего, это относится к самому плану Вайс, где черным по белому (по Вайсу) было записано:

«Содействие России, если она вообще окажется на него способна, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом».

Тем временем опрос общественного мнения, проведенный в Англии в конце апреля — начале мая, показал, что 87% населения страны выступало за заключение союза между Англией, Францией и СССР. Только после подписания германо-итальянского стального пакта 22 мая, английское правительство фактически против своей воли оказалось вынужденным, наконец, дать согласие на начало переговоров с СССР о заключении англо-франко-советского политического соглашения.

Какие цели английское правительство преследовало при начале этих переговоров хорошо видно из секретного меморандума Форин офиса, датированного 22 мая. Если будет заключен подобный договор, отмечается в меморандуме, то может сложиться впечатление, что «правительство его Величества окончательно отказалось от всякой надежды добиться урегулирования с Германией». А ведь именно это и было главной целью политики Чемберлена.

Другой «минус» трехстороннего пакта составители меморандума усматривали в следующем. После его заключения, как говорится в цитируемом документе, могла возникнуть ситуация, когда Англия:

«В результате неспособности Польши или Румынии оказать сопротивление германскому нападению или в результате нападения Германии на Советский Союз морем или через прибалтийские государства может быть втянута в войну не с целью защиты независимости какого-либо малого европейского государства, а для оказания поддержки Советскому Союзу против Германии».

А поддержка СССР в войне с Германией уж никак не входила в планы Чемберлена.

На заседании правительства 24 мая лорд Галифакс был вынужден признать, что срыв переговоров Англии и Франции с СССР может побудить Гитлера начать войну против Запада. Однако тут же было решено сделать целый ряд оговорок, которые должны были фактически свести на нет значение будущего договора.

В результате на переговоры в Москву была отправлена английская миссия во главе с Уильямом Стрэнгом — дипломатом, работавшим ранее в посольстве в Москве и хорошо говорившего по-русски, но малоизвестным как у себя в стране, так и за ее пределами. Тот факт, что сотрудника столь низкого ранга поставили во главе миссии, которой предстояло вести переговоры напрямую с Молотовым и Сталиным, ясно давал понять русским, что Чемберлен не принимал всерьез идею создания союза, способного остановить Гитлера.