Так начинался "Аквариум"

Зато с Бакатей и Бориной матушкой Людмилой Харитоновной Джордж и виделся, и общался не так уж редко. Людмила Харитоновна занималась социологией, она работала в организации с пугающим названием НИИКСИ, однако это ничуть не мешало ей быть женщиной изящной, остроумной, эффектной, очаровательной и обворожительной, как десяток голливудских кинозвёзд вместе взятых. И разговаривать с ней можно было не только о разных мелких школьно-институтских заморочках, но и о более интересных вещах. Гребенщиковы выписывали журнал «Иностранная литература», и Джордж иногда брал почитать то, что ему хотелось. Например, журналы с «В ожидании Годо» Беккета или с «Носорогами» Ионеско.

Когда берёшь чужие книги и журналы, то следует их возвращать. Джордж всегда возвращал. Но вот однажды так расположились звёзды, что Джордж пошёл отдавать сразу несколько журналов. К тому времени школу Джордж уже успел закончить. Быть может, он учился в медицинском, причём даже не на первом курсе, а также не исключено, что и с медвузом он тогда успел завязать. Однако в момент похода в соседнюю парадную, в хорошо ему знакомую квартиру 44, Джордж пребывал в расстроенных чувствах. Потому что какая-то из его любовных лодок как бы села на гнилую мель. Поэтому Джордж злобно удолбался колёсами типа циклодола. Следует заметить, что таким способом он редко выходил за грани обыденного. Ну, пятновыводитель «Сопалз», ну, трава – это ещё куда ни шло. А с колесами вообще-то шутки были плохи…

Однако надо было идти к Людмиле Харитоновне.

Боба дома не было. Джордж отдал журналы, Людмила Харитоновна угостила его чаем. О чем-то стала спрашивать. Джорджа уже крутило от этих чёртовых колес со страшной силой, чуть ли не двоилось у него в глазах, но самым ужасным было то, что начиная какую-то фразу, он тут же забывал, о чём же только что говорил. Вроде бы Людмила Харитоновна ничего тогда не заметила, но… это чаепитие далось Джорджу большой кровью.

Теперь, миллион миллиардов лет спустя, Джорджу всё чаще кажется, что с годами Боб становится всё больше похож на своего папу. Наверное, это в самом деле так.

Джордж говорит, что благодаря отцу Боба им удалось летом 1973 года очень качественно отдохнуть в Репино. Жили они в самой обычной палатке. Только всё равно, прежде никогда у них не получалось так круто выйти за пределы изжёванного и скучного общечеловеческого быта. Нет, не следует думать, что Борис энд Джордж предавались бурным – чудовищным – беспредельным – оргиастическим излишествам. Ну а ежели даже какие-то мелкие излишества и имели порой место, то смело можно сказать, что это был всего лишь самый обычный, простецкий, бесхитростный полусельский бабл-гам.

Отец Боба в то время был директором небольшого завода. Этот завод имел дом отдыха в Репино. Режим Боб и Джордж мало соблюдали и нечасто вставали утром к завтраку. Начальник палаточного лагеря Гена не очень врубался в образ жизни, мысли и быта двух странных палаточников, которые никому и ничему не мешали, не хулиганили, не буянили.

– Всё нормально? – иногда спрашивал начальник Гена у Боба и Джорджа.

– Всё нормально, – отвечали они.

И ведь в самом деле, всё было в наивысшей степени нормально.

Одновременно с жизнью в палатке Джордж, ещё учившийся в мединституте, проходил раз в трое суток практику в больнице имени Чудновского и иногда делал во время этой практики – не слишком умело – утренние уколы больным. Бог весть, чем эти больные болели, Джордж не слишком был в курсе. Однако они (больные) явно не косили и лежали в больничке по-настоящему. Становилось ли им легче после джорджевских уколов? Едва ли. К тому же Джордж не очень хорошо умел делать внутримышечные уколы. А внутривенные инъекции он – к счастью для больных, и для себя – вообще не пытался делать.

У Боба же в то восхитительное палаточное лето тоже, видимо, была какая-то практика. Ведь он тогда учился на примате. Из-за коротких поездок в город Джордж и Боб ненадолго разлучались. Но потом они…

БЫТЬ МОЖЕТ В РЕПИНО, НА ПЛЯЖЕ

Снова встречались в Репино.

К ним в гости приезжало немало разного своего народа

АКВАРИУМ тогда был в самом-самом начале. Медленно разгонялся. Постепенно набирал свои обороты.

Однажды Джордж ждал знакомых из Первого медицинского. Уйдя из палатки на пляж, он оставил такую записку: «Быть может в Репино, на пляже, найдёшь ты труп остывший мой, спеши к нему, играй и пой, для мира это не пропажа». Вскоре к Джорджу приехали Вадик Васильев, первый клавишник АКВАРИУМА, вместе со своей симпатичной подругой Олей. Они прочитали оставленное для них послание, отправились на пляж, где и обнаружили «труп остывший».

Вадим жил на улице Желябова. В доме номер пять, вход во двор. Или в доме три. Или в доме семь. В АКВАРИУМЕ пробыл не слишком долго. Несмотря на фамилию Васильев, он был евреем с фамилией Аронов, скрытой от глаз и ушей общественности. Потом – попозже – вскоре – в тоже время – появился в АКВАРИУМЕ другой Васильев – то есть Файнштейн. Который тоже – как и положено, похоже, некоторым Васильевым – не был чистокровным русским. Фан играл на чешском басу.

Когда на примате, где базировался ранний АКВАРИУМ, однажды случилась в мае 1974 года совместная запись с группой ZA, то Леонид Тихомиров (лидер ZA) беззлобно назвал в кулуарах Вадима «сукой». За не слишком совершенную игру на пианино в эпохальной джемовой композиции «Electric Птица». К счастью, Вадим об этом не узнал, да и по жизни он «сукой» вовсе не был. Даже совсем наоборот. Во время обучения в медицинском институте, в перерывах между лекциями, он садился к пианино – ежели оно было где-то поблизости – и играл «Битлз». Вся прогрессивная часть лечебного курса собиралась в это время где-нибудь поблизости. Слушали, мечтали, шутили, смеялись. Но Джордж помнит, что Вадим, в джем-сессии на примате, и в самом деле сыграл хило, не очень ритмично и вообще «не туда». Он всё-таки не был профессионалом. Как, кстати, и все остальные музыканты из тогдашнего АКВАРИУМА. Который только-только начинался

В то время в Первом меде учился Александр Розенбаум. Популярность в студенческом кругу у него была немалая. Джорджу нравились песни Баума, однако многие другие песни были интересны гораздо больше. В конце семидесятых. Джордж пересёкся с Баумом в ДК «Невский», где несколько лет работал админстратором. Работа у Джорджа была не очень сложная. Платили мало. Но кому, где и за что тогда платили много?

Джордж учился на театроведческом факультете, на заочном отделении. В «Невском» часто показывали свои спектакли различные ленинградские театры – Малый драматический, Ленсовета, БДТ, ТЮЗ. Джордж перезнакомился с театральными администраторами и имел возможность посмотреть многие спектакли не только на выезде. Для студента-театроведа это было существенно и особенно пригодилось во время написания диплома, посвящённого театральным работам Олега Басилашвили. Некоторые постановки – «История Лошади», «Пиквикский клуб», «Дядя Ваня» и другие – Джордж запросто смотрел по три-четыре раза, тогда, в годы расцвета БДТ, это не каждый театрал мог себе позволить.

С Бобом Джордж общался мало и редко. Иногда встречались и пересекались спонтанно и бессистемно. Контакты с остальными «аквариумистами» – с Дюшей, с Фаном, с Севой, также стали случайными. АКВАРИУМ тогда выступал не очень часто. Преобладали квартирники. Во время квартирников возникала совершенно особенная атмосфера, уникальная и неповторимая, напоминающая о словах из стихотворения Пола Оуэна: «Счастлив тот, кто в царство сна принесёт восход».

В те безвременные времена в ДК «Невский» репетировали АРГОНАВТЫ. Джордж заходил на их репетиции, хотя золотые годы, бурная эпоха Военмеха и прочие весёлые сейшена прошлых лет были у группы позади. На репетиции нередко приезжал Розенбаум, на «Скорой», в белом халате. Но сотрудничество Розенбаума с АРГОНАВТАМИ не дало особенно качественных результатов. Вскоре он ушёл на профессиональную сцену. Правда, когда в 1981 открылся рок-клуб, то АРГОНАВТЫ в него вступили и дали несколько концертов. Только они уже доживали свой век.