Так навсегда!
Шрифт:
И в тот же миг — каратэ было забыто (а затем и снова запрещено. Не исключаю, что и из-за нас в том числе). А мы, взяв себе звучные имена из озвученного Фиолетовым списка, яростно включились в борьбу с ненавистными ковбоями. За свободу и независимость нашего гордого индейского племени.
…Я сидел в засаде, поджидая ковбойский разъезд. Все было наготове: лассо, лук со стрелами, бумеранг и верный нож. От схватки и неминуемого поражения ковбоев не могло спасти ничто, а в крайнем случае я всегда был готов секретным курлыканьем вызвать подкрепление. А вот, кстати, и они — движутся с той стороны забора. Странно, но лица их кого-то мне смутно напоминают… но никак не могу сообразить, кого именно… где-то я их определенно встречал, не может же мне так казаться…
— Сынок, ты что, нас совсем
— Да он тут совсем одичал, я смотрю! — весело сказал отец. — Во, и не разговаривает почти… отвык, что ли?
Нет, а что я мог ответить? Что настоящие индейцы исповедуют в одежде именно такой стиль: джинсы, клетчатая рубашка, но не застегнутая, а завязанная узлом на пупке, и уж конечно — никаких «сандаликов»? А что до зубов, то не будешь же с собой в «секрет» брать щетку, тем более что и пасты-то нет, моей пастой ночью Алексей Кузнецов измазал коварно изменившую ему Анну… Нет, в самом деле — что? Мать этот эпизод тоже любит мне припомнить, но я считаю, что правда на моей стороне. Обещали, что «отдохнешь, подружишься с ребятами, наберешься сил…» — так и вышло: и отдохнул, и подружился. И, что характерно, набрался…
И только в электричке, слегка отойдя и отмякнув, я тихо спросил отца:
— Пап, а как ты считаешь: если Чингачгук будет с копьем, а Ояма просто так, безо всего, то кто победит?
Пиво и другие хозтовары
Осенью второго класса произошло Событие, во многом определившее ход всей дальнейшей истории. Если и не всего человечества в целом, то моей персональной — уж точно. Внешне, как это часто и бывает, — незначительное, почти незаметное, занявшее всего несколько секунд Времени и с десяток квадратных метров Пространства. Но сумевшее соединить в себе очень многие сюжетные линии этого отчасти сумбурного (я допускаю) текста и проложить магистральные векторы развития далеко-далеко вперед. Знаковое, одним словом. «Месседж». И началось все с того, что встал на ремонт продовольственный магазин На Шоссе…
Вообще, домашне-хозяйственные поручения на уровне «пакет молока и батон белого хлеба» я выполнял с первого класса. Причем довольно охотно. Даже несмотря на то, что мать сперва (для простоты, как ей казалось) давала денег под расчет, «чтоб без сдачи», — в результате чего дважды приходилось мучительно краснеть на кассе… Один раз — схвативши шестипроцентное молоко вместо обычного, а другой — нарезной батон за двадцать пять копеек против регулярных шестнадцати. А со второго класса — уже доверяют иногда брать сметану! Это значит, что надо взять с собой стеклянную банку, подойти к специально обученной тете за прилавком и в условно белом фартуке, и она щедро зачерпнет тебе из бидона и более-менее аккуратно оботрет края тряпкой, а главное — выпишет бумажку с результатами «завешивания»! И ты пойдешь, и будешь размышлять, что если прийти со своим куском чековой ленты и так же размашисто написать на ней химическим карандашом, но не ту цифру, а поменьше, то можно будет эту тетку вполне себе надурить, а с законно отжатой «дельты» взять мороженое! Ну или жвачку… все равно ведь видно, как они эту сметану разбавляют!
Если говорить в целом о схеме обеспечения нашего Района продуктами народного потребления и повседневного спроса, то выглядела она так. На Шоссе располагался продовольственный магазин самообслуживания. Гордого статуса «Универсам» он не имел, числясь по ассортименту рангом пониже — просто «самообслуживания», с соответствующей синей табличкой «Правила» у входа. Там-то я и краснел, и среди аборигенов он так и назывался — «На шоссе». А уже настоящий, всамделишный «Универсам» был По Ту Сторону Шоссе, возле «Еревана», и нам там стоило появляться лишь в сопровождении взрослых, но на самом деле делать-то нам было в нем особо и нечего.
А было чего — в культовом магазине «Культтовары», где мы приобретали всяко-школьно-письменные принадлежности, модели для
склеивания, разборных индейцев и книжки серии «Пионеры-герои». А приобретя — шли в музыкальный отдел и там от души пялились на пластинки таких популярных вокально-инструментальных ансамблей, как «The Beatles», «Pink Floyd», «KISS»… а, стоп — не было там таких. Тогда пялились на модную звуковоспроизводящую «аппаратуру», «видаки» там всякие, «сони», «панасоники»… а, тоже не было. Но, как бы то ни было, пялились от души.Имелся, между прочим, неизвестно по какому пункту Продовольственной программы занесенный на нашу северную рабочую окраину фирменный магазин кондитерской фабрики «Ударница». Даже с кофе-террием. Там, кстати, тоже довелось однажды залиться краской… совершенно случайно с мамой зашли, и вдруг — «выбросили» пиво! То есть не просто пиво — а ИМПОРТНОЕ, в БАНКЕ! Шестьдесят копеек за крошечную, но такую яркую баночку! Но мы, конечно, решили порадовать родителя «чешским бархатным», и мать поставила меня в очередь на «пробить», а сама отошла, а очередь как-то несвойственно ей быстро продвинулась, и надо было «что-то решать, Глеб!», и я мужественно звякнул мелочью на прибитое стальное блюдечко…
— Шестьдесят копеек во второй отдел, пожалуйста… (тихо-тихо).
А тетка в кокошнике, учуяв недобрый умысел, даже приподнялась, чтобы получше разглядеть, и громовым, на всю «Ударницу» голосом поинтересовалась:
— А что это тебе, МАЛЬЧИК, нужно во втором отделе и именно за шестьдесят копеек?!
— Пиво… (ведь они убьют его!!!)
— Хозяйка, пробивай давай, не задерживай, всем опохмелиться надо, и мальцу небось, он ведь тоже мужик! — весело выкрикнул какой-то дядька из хвоста очереди, которая уже загибалась так, что хвост оказался как раз возле нас…
Но тут, по счастью, подоспела мать и исчерпала инцидент, и увела меня, пунцового — сперва от неловкости, а потом и от гордости: «Мужик!»
Само собой, овеянный и покрытый славой, легендами и мифами магазин с тематическим названием «Мясо №7», но он овеян и покрыт всем этим добром настолько, что рассказ о нем придется вывести в отдельное делопроизводство.
Ну и, наконец, овощной полуподвал, для краткости — просто «Подвал». Посещение «Подвала» в сольном режиме связано с определенным риском: на нашей Улице — две школы, наша — в самом ее начале, а ближе к концу — «шестисотка», и «Подвал» находится уже довольно глубоко в акватории и сфере влияния «шестисотой», ну вы понимаете… но я всё равно люблю в него ходить. Там в углу стоит настоящая, огромная бочка, и на весь подвал просто ослепительно, до легкого головокружения пахнет солеными огурцами… а главное — там «берут» картошку! И приказчик виртуозно и очень быстро нагребает в пластмассовый тазик запрошенные «три кило» и с размаху ставит на весы, заставляя метаться их стрелку… а ты волнуешься, потому что надо точно подгадать момент, когда подставить сумку к картофелепроводу, и успеть расправить края, чтобы не полетело мимо, и крепко взяться за ручки, чтобы удержать… но не заранее, иначе придется какое-то время стоять враскоряку, а вдруг в этот момент сзади подкрадется кто-то из «шестисотки»… но вроде все рассчитано точно, тазик опрокидывается во входное отверстие на прилавке, и картошка с грохотом и пылью сыплется… Здорово!
Да, негусто… но с голоду вроде никто не умирал, это факт. Это потом уже, в «лихие девяностые», когда каждое более-менее… (тут автора несет в лирическое отступление класса «флэш-форвард» и «назад, в будущее», до каковых отступлений он крайне сентиментален и падок, но уж потерпите: художник имеет право на слабости. — Прим. ред.) когда каждое более-менее «свободного назначения» помещение замигало призывными разноцветными огоньками витрин с трофейными товарами… Особенно одно, круглосуточное, уже вроде и не палатка, хотя еще и не магазин, как раз рядом с почившей в бозе перепрофилирования «Ударницей»… Трижды горевшее в пламени суровой конкурентной борьбы, первый раз даже со сторожем, а потом уже чуть более гуманно, но все равно дотла… Но проходила пара недель, и возвращаешься поздно вечером домой, автобусы редко ходят, садишься на первый попавшийся, все равно быстрее дойдешь, хоть и топать от самого Шоссе, глянешь — ан снова стоит, как феникс из пепла, и ни в чем не бывало! И все так же — широчайший выбор, приемлемые, едва ли не «социальные» цены и дружелюбный, несмотря на стальные решетки в два пальца и охранника чуть ли не на вышке с крупнокалиберным пулеметом, интерфейс… А потом все это снова куда-то исчезло… м-да. Но вернемся уже назад, в осень 1981 года.