Так называемая личная жизнь

–  Под утро прошел слух, что туда ночью просочились немцы.

–  Вот именно,- перебил его Пантелеев,- об этом я и спрашиваю.

Кудинов чуть заметно пожал плечами.

–  По полученным нами предварительным сведениям, это не соответствует действительности, но я дал приказание, чтобы в дальнейшем уточнили окончательно.

–  Предварительно... окончательно...
– пробурчал еле слышно, но сердито Пантелеев,- а конкретно - порядок там у вас или нет?

–  Порядок!
– набрав полную грудь воздуха, отчеканил генерал.

–  Ладно,- сказал Пантелеев, вставая и протягивая ему руку. Дожидайтесь командующего и воюйте.

–  А вы?
– удивленно спросил Кудинов.

–  А я поеду на Арабатскую Стрелку, раз у вас там все в порядке.

Он сказал это с грубоватой иронией, к которой Лопатин начинал привыкать,- она означала, что Пантелеев ни на грош не верит в тот порядок, о котором ему доложил генерал.

–  А может быть, позавтракаете в ожидании приезда командующего - там, на хуторе, у меня все приготовлено, а, Андрей Семенович?

Кудинов гостеприимно повел рукой в сторону белевшего на бугре хуторка. Он был зол на Пантелеева, но желание загладить вчерашнее было сильнее обиды.

–  Нет уж, поеду. Спасибо, - буркнул Пантелеев.
– А позавтракать все ж таки надо, - зевая и потягиваясь, сказал он вскоре после того, как они отъехали от кудиновского штаба.
– Вы кушали?

Лопатин подумал, что этот вопрос относится к нему, и хотел ответить, но, оказывается, Пантелеев спросил не его, а шофера.

–  Немножко подзаправился, - ответил шофер.

–  На немножко далеко не уедешь, - сказал Пантелеев и обратился на этот раз уже к Лопатину:

–  А вы?

–  Не успел, - сказал Лопатин.

–  И мы с Велиховым тоже не завтракали, - кивнул Пантелеев на адъютанта.
– Я у Кудимова отказался - боялся, что хоть и на хуторе, а все же куда-нибудь в щель засадит. Сворачивайте к копне, вон к той, дальней... показал он шоферу.

Машина стала и теин огромной копны сена. Высоко над степью кружился немецкий разведчик. С разных сторон по нему лениво постреливали из пулеметов и винтовок.

Велихов открыл чемоданчик, раскинул на сене салфетку, достал помидоры, огурцы, хлеб, крутые яйца и термос с чаем. Разложив все на салфетке, он подошел к шоферу и стал злым, хорошо слышным шепотом снова, как в Симферополе, пилить его, требуя, чтобы тот развернул машину не так, как она стоит, а как-то по-другому, чтобы она стояла на ходу и ее не было видно сверху. Во всем этом не было никакой необходимости - и тени копны машины сверху и так не было видно, а в открытой степи она, как ее ни поверни, все равно стояла на ходу.

Пантелеев достал из чемоданчика пузырек с тройным одеколоном, вытер руки сначала одеколоном, потом насухо платком и сел. Нарезая ломтями хлеб и толстыми ломкими пальцами быстро очищал одно за другим яйца, он прислушивался к разговору.

Наконец обиженный шофер не выдержал и огрызнулся.

Лопатин смотрел на сидевшего рядом с ним Пантелеева - ему было интересно, как тот поступит.

Пантелеев дочистил последнее яйцо и сложил скорлупу в обрывок газеты:

–  Давайте кушать.

Велихов подошел и сел, а шофер обиженно отошел в сторону, сделав вид, что предложение Пантелеева к нему не относится.

–  А вы, - сказал Пантелеев, - идите кушать!

–  Нет, спасибо, - ответил шофер.
– Я не хочу кушать. Но могу.

–  Почему же не можете? Со мной не хотите, что ли?
– спросил Пантелеев, расстегивая воротничок и поудобнее примащиваясь на охапке сена.

–  С вами я могу, а с ними не хочу.
– Шофер пальцем показал на адъютанта.

–  Тут я, а не он хозяин, - сказал Пантелеев.
– Стол-то мой, раз я зову, давайте кушать.

Шофер покосился на адъютанта, подошел и присел на корточки рядом с Лопатиным.

Завтракали минут двадцать. Еле видные в небе разведчики теперь гудели сразу в нескольких местах, в небе лопались белые шарики зенитных разрывов.

–  Вы на Западном фронте были?
– поглядев на небо, спросил Лопатина Пантелеев.

–  Был с июня до августа.

–  А я до сентября. Я здесь неделю всего.
– Пантелеев снова посмотрел на небо.
– Там, на Западном, на это уже и внимания не обращают, а здесь в щели лезут. Дело привычки; но, пока один привыкает, другого уже убивают. Так и вертится чертово колесо... Собирай, Велихов, да поедем, - кивнул он на салфетку и оставшуюся еду.

–  Так по-вашему, что дороже на войне, - вставая, спросил Пантелеев у Лопатина (Велихов и шофер уже пошли к машине), - храбрость или привычка?

–  Привычка, - не думая, ответил Лопатин. Пантелеев покачал головой.

–  Что, неправда?

–  Правда, но жалко, - сказал Пантелеев.
– Жалко, что много храбрых людей до этой привычки не доживают. Сколько раз я на маневрах был, десятки раз, а на поверку вышло: война как вода, - пока не нырнешь в нее, плавать не научишься. Как там, уложились?

3

К переправе на Арабатскую Стрелку подъехали только в одиннадцатом часу. На месте переправы берег был отлогий, мелкая вода пролива играла прохладной осенней рябью. Вдали, в семи километрах, над серой водой поднималась желтовато-серая полоска Арабатской Стрелки.

Рыбаки из Геническа, здоровые, шумные парии в закатанных до колен штанах, выскакивая из лодок, одну за другой подтаскивали их по мелководью поближе к берегу. На лодки грузилась стрелковая рота. Красноармейцы, так же как и рыбаки, разувались, подсучивали штаны и, держа в руках сапоги, перебирались в лодки. Немного подальше на берегу сидела еще одна рота, ждавшая переправы.

Переправой распоряжался толстый немолодой полковник - южанин по виду. Увидев выходящего из машины дивизионного комиссара, полковник подобрал толстый живот, сделал несколько шагов навстречу, вытянулся и, почему-то Лопатин еще не понял почему - уже заранее волнуясь, доложил, что он командир полка полковник Бабуров и что во вверенном ему полку все в порядке.

–  Чем сейчас заняты?
– спросил Пантелеев, внимательно глядя на него.

Полковник сказал, что сейчас он занят тем, что отравляет вот эти две роты на Арабатскую Стрелку и сам тоже переправляется туда.