Так поступают только девочки

Элла, прекрасно знавшая, что такое серная кислота, начала поспешно раздеваться. Когда осталась в чем мать родила, ребята принялись обливать ее холодной водой. Но и этого было мало.

– Срочно беги в санчасть!

И она побежала. Через плац, прикрывая голое тело тряпкой.

В санчасти ее поставили под душ. За это время в лаборатории выяснили, что, «к счастью», в бутыли оказалась простая вода.

После этого пыл ревнительниц командных отношений заметно поостыл.

* * *

Надя Карамзина, крупная девушка с большими зовущими глазами с первых дней совместного пребывания, не отставала от Эдика Мещерякова, грубоватого, не очень ладно сложенного парня. Любовь любовью, но всегда аккуратная Надя требовала от Эдика четкого выполнения его обязанностей по лаборатории.

Однажды она выговаривала ему в очередной раз и в очередной раз по делу. Тот отвечал «Заткнись». Она не заметила, что он уже солидно навеселе и перешла на высокие ноты.

Он слушал, слушал, и как только она приступила к угрозам и упоминанию своего офицерского звания, толкнул ее. Она отлетела к стене и упала, задев лицом стол. Он повернулся и ушел.

Не сказав никому ни слова, Надя отправилась в штаб к полковнику. Губа у нее распухла, и полковник сразу понял, что произошло. В это время у него в кабинете сидел Игорь Колесов. От него все и узнали, как протекала беседа.

Надя на наказании не настаивала:

– Я понимаю, что он погорячился. Парень он хороший. Он ничего особенного не сделал, просто толкнул, а я упала. Наказывать его не надо. Просто поговорите, чтобы он больше не допускал подобного. Другого ничего мне не надо.

Полковник поморщился, немного подумал, потом заговорщически подмигнул Игорю и суровым голосом изрек:

– Пишите рапорт. Сразу после того, как я получу рапорт, вы можете ехать домой. Честь офицера, которому солдат нанес оскорбление, не позволит вам более носить погоны. На суд вы прибудете в гражданском.

– Какой суд? – испугалась Надежда.

– Сразу же после получения от вас рапорта Мещеряков будет арестован. Мы не можем оставлять на свободе солдата, который при наличии отягощающих обстоятельств может быть приговорен к самому строгому наказанию.

– К какому? – обомлела Надежда.

– В военное время его бы расстреляли.

Надежда обалдела:

– Эдика расстреляют?

– Солдат поднял руку на офицера.

– Эдика из-за меня расстреляют?

– В военное время.

Этого она перенести не могла и решительно заявила:

– Я не буду писать никакого рапорта.

– А действительно он вас толкнул? Есть свидетели? Учтите, что за лжесвидетельство – трибунал. Словом, подумайте, взвесьте все как следует и, если сочтете нужным, приходите.

Надя стрелой вылетела из кабинета.

Полковник повернулся к Игорю:

– На всякий случай найдите девчонку, которая сказала бы, что именно она толкнула эту дуру. А то, неровен час, явится в санчасть, и тогда шуму не оберешься. Найдете?

– Найдем, товарищ полковник.

Тем временем Надежда, влетев в лабораторию, заорала:

– Эдик, я только что спасла тебе жизнь.

И начала, сгущая краски, пересказывать беседу с полковником, из которой выходило, что тот уже было написал приказ об отправлении Эдика под трибунал, где того должны были расстрелять, и только она слезно упросила пожалеть бедного мальчика.

Ей не верили, но слушали с ужасом, а к тому времени отрезвевший Эдик начал просить прощения:

– Надя, вообще-то я…

В это время вернулся Игорь и разъяснил, что для спасения Эдика необходимо, чтобы одна из девчонок взяла избиение Нади на себя, ибо, если один офицер ударит другого офицера, то это рассматривается не как преступление, а как хулиганство. В этом случае Эдик останется на свободе, а хулиганка проведет неделю дома под домашним арестом. Выяснилось, что желающих неделю посидеть дома, а заодно и спасти жизнь товарищу, хоть отбавляй.

А потом Надя вспомнила, что упала сама, поскользнувшись.

На этом и порешили. Дело было закрыто.

* * *

Нина Голубева никак не могла выяснить отношений с Игорем Озерновым. А он не только работал спустя рукава, но и мешал ей. Как-то уже к вечеру она, усталая, сидела за приборами, а он стоял рядом и рассказывал занимательные истории двум девицам, и в том числе сопернице Люде Соломиной.

Нина попросила его помолчать, попросила раз, другой. Никакой реакции. Она разозлилась:

– Ну-ка, ты. Стань-ка смирно.

Сказала так грозно, что тот замер и сложил руки по швам.

Но тут же подлетела Люда и завопила:

– Рядовой, вольно.

– Смирно! – закричала Нина.

– А я говорю «вольно».

Смирно – вольно, смирно – вольно. Игорь послушал и сказал:

– Вы тут покричите, а я пойду погуляю. Приду через час, когда вас обеих увезут в психушку.

На следующий день Нина извинилась перед Игорем, но с Людой разговаривать перестала.

* * *

Ребята тоже не отставали.

Мама рассказывала:

– Иду я и слышу, как Лена Карпова орет. Вхожу. Вижу Ленку в ярости и трех улыбающихся оболтусов, стоящих руки по швам.

– Понимаешь, что гады сотворили. Это же форменное безобразие. Над Варварой издевались.

Варвара была скромной, незаметной девочкой, синий чулок. В институте она писала стихи про природу для стенгазеты. Мальчиков у нее никогда не было.

– Эти оболтусы ей сказали, что младшие лейтенанты будут теперь осуществлять полный армейский контроль над рядовыми. А это значит, объяснили они, что раз в неделю она будет дежурной по казарме.

Варвара, как и все, привыкла к различным нововведениям, поэтому поверила и поинтересовалась:

– Что я должна буду делать?

– Следить за порядком, за чистотой, за тем, чтобы были правильно застелены кровати.

Она сказала, что не знает, как правильно застилать кровати, но ей объяснили, что ее научат.

– Будешь дежурить в казарме до отбоя. Скомандуешь «отбой», проверишь, что все быстро его выполнили, и можешь ложиться спать. Там рядом есть кровать для дежурного.

Перспектива ночлега в казарме с солдатами Варвару не воодушевила.