Так произошло

Когда он почувствовал удар, проснувшись в одночасье — он думал об этом. Не землетрясение и не открывший вулкан, а что-то невероятное. Что-то, подобное ему самому. Что-то новое, неизведанное… Произошло.

Загадка, в одночасье возникшая перед его глазами лишь становилась сложнее и сложнее. Вопросы отвечали друг на друга, вместе с тем запутывая ситуацию лишь больше.

Как? Почему? Что послужило причиной? Что станет последствием?

Айронвуд, не выдержав молчания со стороны Озпина, бросил трубку. Но Озпин не переживал — Джеймс вернется. Через час или два. Наорет на пару подчиненных, постреляет на стрельбище, разнесет манекен, поспит — и вернется. Озпин выбрал его именно за это. Столь горячный, но всегда способный вернуться в проблеме. Тот, кто всегда так бурно реагирует — но всегда способен взяться за голову вновь. Предсказуемый, понимающий. Не глупый, нет, но предсказуемый.

Теодор? Куда менее предсказуемый — но его разум неординарен. С ним нужно будет связаться следующим, чтобы он помог распутать этот клубок.

Лайонхарт? Исполнительно, но не командир. Ведомый — он выберет ту позицию, на которую ему укажут. Никакого обсуждения или мыслей, только соглашательство… Полезно для исполнителей, никакой пользы как от советника…

Озпин медленно вдохнул и выдохнул, прежде чем перевести взгляд на лицо молодого парня, застывшее на экране. Мог ли он… Правда ли это был…

Что нужно было делать теперь?

Озпин поднялся с места и сделал шаг к заварнику с горячим шоколадом.

Его ждала долгая и бессонная ночь…

* * *

Аифал.

Имя, которое заставляло дрожать.

Сын шулера и проститутки, начавший свой путь с кражи кошельков — оказавшийся самым опасным человеком Ремнанта.

Про него не говорили ни его самые близкие друзья, ни его самые злые недоброжелатели.

Человек, который слышал все, видел всех, знал обо всем. Люди могли годами работать на него даже не осознавая, что с коробками рыбы они передают кипы документов, каждую неделю. Доставщики никогда не знали, что очередная квартира на их пути оказывалась местом, где находился еще один из мелких исполнителей в гигантских цепях, раскиданных по всему Ремнанту.

Казалось, будто бы Аифал был везде — его влияние видели в политических перестановках Вакуо и военных учениях Атласа, в забастовках Мантловских рабочих и протестных маршах в Менажери. Самые крупные игроки, самые умные и самые опасны, подозревали друг друга — самих себя — в работе на него. Искали контакты и устраняли посредников. Подкладывали бомбы и травили вино. Устраивали ночные рейды и соблазняли деньгами — в ход шло все.

Иногда они умирали. Сбит машиной, подавился костью, задран собаками…

Иногда это было случайно. Иногда нет. Но никто не знал наверняка.

Человек, одного факта существования которого было достаточно, чтобы регулировать весь мировой теневой бизнес. Бандиты Мантла договаривались с кланами Мистраля, рейдеры Вакуо опасались переходить дорогу племени Бранвенов, наркоторговцы Вейла не сотрудничали с Белым Клыком — на все эти договоренности, пакты — на всех них стояла незримая печать одобрения человека, способного сотрясать мир просто ворочаясь во сне.

Именно этот человек… Умирал.

Долго, в мучениях, страдая от постоянной рвоты и болей, без возможности даже проглотить кусок пищи, царапая ногтями до безумия чешущуюся кожу, Аифал умирал.

Самый ужасающий человек мира умирал, как умирают все.

Он не был особенно стар и не был повинен в своей смерти. Он никогда не курил и его алкогольные празднества закончились в его бурной юности. Он не был проклят и не стал жертвой несчастного случая. Он умирал просто потому, что так распорядилась его судьба.

Он помнил свой диагноз, в малейших подробностях, как помнил все — помнил, как пахла сирень в саду его первой жены, помнил цифры на заборе, мимо которого проходил ребенком, помнил как пьянел от первого в своей жизни вина.

Помнил каждую травму и каждое мгновение мучения. Каждое обезображенное лицо и каждый выкрик умирающего.

И теперь умирал он.

Он был даже не тенью — прахом себя былого. Он улыбающегося мужчины с длинными тонкими усами, ухоженной бородкой, с озорным детским взглядом и острыми чертами лица, с привычкой напевать под нос и свистеть какой-нибудь веселый мотив — остались кости, обтянутые пергаментной иссушенной кожей, впалые глаза с бесцветными зрачками, жидкие и редкие волосы и тихое, хриплое дыхание.

Год, два, три — годами он не покидал своего обиталища. К нему не приносили сводки тысячи его агентов и он не давал распоряжений десяткам и сотням групп. Он не являлся на слушания совета и не преследовал своих целей. Целыми днями он лишь лежал, не шевелясь, надеясь, что именно сегодня его боль уйдет, он сможет жить. Даже если лишь несколько секунд — он запомнит эти секунды. Навсегда, до конца жизни.

Но этого было достаточно. Аифал отбрасывал тень даже лежа в своей усыпальнице.

Годами он не делал ничего — но этого и не требовалось. Он сделал уже достаточно.

Действия, совершенные десятилетия назад, до сих пор продолжали приносить свои плоды. Механизмы, что он наладил лишь продвигаясь к своему месту до сих пор существовали. Легенда, фигура, машина, называемая «Аифал» существовала без его помощи, словно бы разумный робот, превосходящий смертную оболочку. Чтобы заставлять мир играть по его правилам ему не нужно было даже жить.

И все же…

Аифал не хотел умирать. Не хотел умирать в мучениях — и не хотел умереть тихо и без мучений. Он хотел жить.

Но над некоторыми вещами были не властны даже величайшие из людей.

И все же, когда с тихим клекотом шупальце черно-красного цвета пробралось в комнату, медленно выводя из коридора парящую, казалось бы, саму по себе сферу, Аифал впервые за столь долгое время улыбнулся.

Возможно, его Королева все же решила смилостивиться над ним.

* * *

Салем стучала по столу, глядя на замершую фигуру парня, произносящего речь.

Неужели, именно в этом заключался план Озпина? Это было его самое страшное оружие? И, неужели… Этот план сработал?

Гора Гленн была легкой целью для гримм — место порока и слабости, человеческая отстойная яма для отбросов общества. Легкая цель, словно бы сама просившаяся быть уничтоженной.

Что произошло бы со всем миром, если бы три миллиона жителей Горы Гленн были уничтожены в одночасье? Стерты с лица земли до того, как те успели бы подать даже сигнал о помощи? Какой удар всему человечеству был бы нанесен в этот момент? Что произошло бы с людьми, с их страхами, с их так называемым «единством перед лицом опасности», если они бы увидели, что эта опасность была слишком велика?