Так становятся звёздами

– Затем инструмент извлекается, соскребая и увлекая за собой скопившийся гной, – завершил речь доктор. – Ну что, мой сеньор? Вы готовы?

– Нет, – с кривой усмешкой покачал головой Торн, нервно сглатывая.

Однако он мужественно держался, пока доктор обеззараживал металл. Будь Гаитэ на его месте, у неё бы сейчас, наверное, сейчас истерика случилась.

– Вот, возьмите, – протянул доктор дощечку, обёрнутую войлоком.

Торн взял, с недоумением повертев её в руках.

– Зажмите зубами.

Тяжело вздохнув, молодой человек последовал инструкции, используя это весьма своеобразное обезболивающее средство. Эскулап вновь опустился на колени, намереваясь провести все те манипуляции, которые только что озвучил.

Гаитэ оказалась не в силах смотреть на это. Она отпрянула от двери.

Торн пытался держаться, но всем известно, насколько детородный орган мужчин чувствителен к любому воздействию, а тут – такое! Сдавленный, животный крик прокатился по пустынным переходам, заставив Гаитэ убежать.

Стоят ли плотские радости мук? Определённо – нет. Но большинство людей предпочитает над этим не задумываться до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Гаитэ прислонилась к колонне, переводя дыхание. Увиденную сцену никак не удавалось выбросить из головы. Торн словно отпечатался на сетчатке глаза и возникал снова и снова: влажные волосы, страдальческое лицо, голые ноги, белая рубаха, липнущая к телу.

А в голове сквозь тяжёлый туман ужаса формировалась мысль – эта болезнь может дать власть Гаитэ над Торном. По крайней мере, накинуть на него узду, заставить считаться с ней, потому что только она, Гаитэ, способна помочь, заменив малоэффективный зонтик с жестокими усиками на милосердное лечебное средство в форме таблеток и мазей. Гаитэ не сомневалась в успехе. Она избавит Торна от участи разлагающегося живьём, чем неизменно заканчиваются подобного рода недуги, несмотря на целебные пары ртути. А может быть, именно благодаря им.

Ртуть добивает жертву вернее пистолетного выстрела.

Приложив все усилия, чтобы остаться незамеченной, Гаитэ вернулась на ту половину дома, где находились её покои. У дверей опочивальни она столкнулась с двумя служанками. Одна была приставлена к ней Фальконэ, другая – Фейрасом. Третьей в их компании была лисичка Эффидель. Все выглядели встревоженными.

– Сеньорита, где вы были? – набросились они на неё втроем.

– Простите, я снова заблудилась

– В следующей раз берите с собой охрану, – недовольно повела округлым плечиком Эффидель. – Небезопасно блуждать по переходам дворца в одиночестве. Мало ли, что может случиться? Ваши люди и без того предъявляют нам беспочвенные обвинения.

– Мои люди? – нахмурилась Гаитэ. – О чём вы?

– Граф Фейрас и Сорхэ Ксантий прямо сейчас обвиняют моих отца и брата в том, что они, якобы, силой удерживают вас в нашем доме после того, как заманили обманом. Грозят взбунтовать против нас весь город. А вас, как назло, нигде не найти!

– Извините, но я не знала…

– Надеюсь, вы скажите вашим генералам о том, что их подозрения беспочвенны до того, как они открыто объявят нам войну?

– Не сомневайтесь.

***

– Вы заманили несчастную девушку в ловушку! – словно литавры гремел голос Сорхэ Ксантия.

Он забивал слова в воздух, как гвозди, так, что их было слышно издалека.

– Вы опасаетесь за жизнь вашей подопечной, – голос императора был преисполнен терпения и мягкой кротости. – Это делает вам честь. Но повторяю – Гаитэ Рейвдэйл моя гостья. Под крышей нашего дома ей ничего не грозит.

– К сожалению, до сих пор мы так и не смогли увидеть госпожу, что противоречит сказанным словам.

– Я здесь, сеньоры! – впорхнула в зал Гаитэ. – Прошу прощения за то, что, задержавшись, заставила всех волноваться.

Неторопливо приблизившись, она склонилась в реверансе сначала перед императором, потом перед его сыном Сезаром, и только в последнюю очередь приветствовала лордов.

– С чего такая суматоха? Разве вы не получили моего письма, в котором я уведомляла о происходящем? – спросила она их.

– Получали, сеньорита. Но его содержание заставило усомниться в том, что письмо писала дочь вашей матери.

– Его писала герцогиня Рейвдэйлская! – загремел император. – Разве этого недостаточно, чтобы повиноваться? Чего вы добиваетесь? Чтобы вас бросили в острог за дерзость?

– При всём уважении, титул герцогини Рэйва принадлежит Стелле до тех пор, как бьётся сердце в её груди. Мы надеялись…

– Я отлично знаю, на что вы надеялись. Вы! – палец императора обвинительным жестом нацелился в лицо непокорным лордам. – Вы рассчитывали вновь найти повод для продолжения войны. Не отпирайтесь! Нам отлично известно, какую службу вы несли при Тигрице с Гор – вы были первым лицом в её армии! Именно вам мы обязаны всеми волнениями, что пришлось претерпеть за последние месяцы. И вы ещё осмеливаетесь появиться перед нашими очами? Да ещё сыпать обвинениями?

– Ваше Величество…

– После измены, в которой повинна эта женщина, вы смеете чтить её госпожой? Да она не имеет никаких прав! Ни на что! Слышите?! И лишь моей великой милостью девочка, что стоит сейчас перед вами, может претендовать на земли своих предков!

– Ваше Величество…

– Посмейте перебить меня ещё раз, и я велю отрубить вам голову, как смутьяну и изменщику, коим вы, сеньор, и являетесь. Если потребуют обстоятельства, если не прекратите ваши бунтарские речи, вы вынудите меня отдать приказ о казни Стеллы Рэйв, после чего ни у кого в Саркасоре не останется сомнений в том, кто истинная герцогиня Рейвская!

Гаитэ вздрогнула, с тревогой вглядываясь в лицо императора в надежде понять, насколько серьёзно им сказанное.

– У этой юной особы хватило разума на то, что до сих пор никак не возьмут в толк мудрые мужи вроде вас: война не может и не должна длиться вечно. Все жаждут мира. Любой ценой. И есть два пути положить конец этому безумию. Либо полное уничтожение всех побегов на Рейвдолском древе, либо… – император обвёл взглядом присутствующих, – либо объединиться, тем самым положив вражде конец. Свадьба – чем не отличный повод поставить точку в кровавом противостоянии? Именно так мы и поступим. Именно так искореним застоявшийся очаг зла.

Фейрас и Сорхэ Ксантий переглянулись между собой, бледные от бессильного гнева.

– Закон запрещает принуждать девушку высокого положения к замужеству, которому противится её сердце, – пророкотал Сорхэ.

– Душенька, – поманил пальцем Алонсон, обращаясь к Гаити. – Подойди.

Она подчинилась.

– Скажи этим господам, повинен ли я в том грехе, в котором они столь несправедливо меня обвиняют?

– Нет, ваше величество, – не минуты не колеблясь, твёрдо отчеканила Гаитэ. – Я говорила ранее и повторюсь при свидетелях, что согласна на брак с вашим сыном, Торном Фальконэ. Уверяю, что решение исходит из моего сердца, без всякого принуждения или угроз с чьей-либо стороны. Так же заверяю благородных лордов в том, что прибываю под покровительством Вашего Величества по доброй воле и готова подтвердить мои слова хоть под присягой.