Так умирают короли

— Да, — пробормотал я. — Ну надо же„.

— Демин уходит, — сказала Светлана. — Загорский под арестом. А у нас, оставшихся, нет никакого желания продолжать работу.

— А почему? — обернулся я к ней. — Почему бы вам не продолжать делать эту программу?

— Почему — «вам»? — не поняла Светлана.

Я проговорился. Все время держал в голове, что очень скоро расстанусь с этими людьми и вернусь в Вологду, и вот это прорвалось.

— Нам. — Я еще не готов был сказать правду. — Самсонов делал отличную программу. И чем все закончится? Громкими скандалами и смертью самой программы? Или тем, что ею займутся люди, подобные Горяеву, что еще хуже смерти?

— А что ты предлагаешь? — спросила Светлана безо всякой надежды. Она, наверное, со всем уже смирилась.

— Мы сделаем программу! Суперпрограмму! Пусть она будет одна, и после нее — уже ничего. Но это станет нашим прощанием. Уж если уходить, то только громко хлопнув дверью. Мы соберем у телеэкранов сто миллионов зрителей. Все население, за вычетом грудных младенцев, слабоумных и пребывающих в длительном запое. Все остальные будут нашими в тот вечер. Представляешь? Суперпрограмма! Программа Сергея Самсонова! Последний выпуск! Последняя гастроль! Пусть увидят в последний раз. И еще раз вспомнят. Все пусть вспомнят! Вот это и будет памятник Самсонову.

Я смотрел Светлане в глаза и видел, как в них просыпается жизнь. Какие-то лучики, которые позволяют надеяться на благополучный исход.

— Ведь письма до сих пор идут, — продолжал я. — Тысячи писем от родственников и знакомых наших будущих героев. И мы выберем себе того, кто станет героем последней программы. И никаких телефонных звонков с дурацким анекдотом про зоопарк и лошадь, никаких кошельков на веревочке! Мы придумаем сюжет в духе Самсонова. Такой, какой он стал бы снимать сам.

— Да! — сказала Светлана. — Мы сделаем эту программу!

Она порывисто и благодарно обняла меня. И я понял, как она одинока и беззащитна. Все, что ей осталось, — это память о Самсонове. С этим она проживет всю жизнь. Любой, кто попытается войти в ее сердце, будет вынужден довольствоваться непризовым местом. Потому что победителем в ее жизни был только Самсонов.

— Мы снова соберем всех наших, — сказала Светлана. — Я поговорю с Деминым. Кожемякин, думаю, тоже будет не против поучаствовать. Загорский…

Светлана запнулась и расширившимися глазами посмотрела на меня.

— Я думаю, эта проблема разрешится очень скоро, — сказал я. — Видимо, Алекперова все-таки дожмут и возьмут под стражу. Но раз он окажется виновным, то автоматически будет снято обвинение с Загорского и Альфреда выпустят.

— Ты так думаешь? — с надеждой спросила Светлана.

— Ну конечно! — убежденно ответил я.

Глава 42

Я оказался никудышным предсказателем. Все получилось с точностью до наоборот: Алекперова отпустили. Загорский остался за решеткой. Это было так же неожиданно, как проигрыш в игре, в которой ее устроители заранее гарантировали вам победу. Все окончилось пшиком. Большой обман.

Узнав удивительную новость, я тотчас позвонил Мартынову. Мне ответили, что его нет и неизвестно когда будет. У меня сложилось о нем впечатление как о большом лжеце. Я чувствовал себя ребенком, которого обманули взрослые.

Светлане объяснил, что наверняка случилась какая-то накладка и все в конце концов встанет на свои места. Я очень боялся, что она разочаруется и волшебные лучики в ее глазах погаснут, как это было еще пару дней назад. Ей виделось, что все будет как прежде. Она, я, Кожемякин, Демин и непременно Загорский. Загорский был преотличнейшим оператором, и именно он, по мысли Светланы, должен был участвовать в нашем последнем совместном проекте.

— Вот увидишь, его на днях отпустят, — пообещал я ей.

Она кивнула мне в ответ, потому что очень хотела верить.

Я занимался письмами. Этих писем накопилось несколько мешков, и я, когда их увидел, не поверил, что можно когда-нибудь закончить их изучение. Как оказалось, Самсонов никогда не просматривал лично все приходящие в адрес программы послания. Это за него проделывали несколько студентов, которых он отбирал лично и которым полностью в этом вопросе доверял. Они отбирали самое, по их мнению, интересное, и это «интересное» составляло один или два процента от общей массы приходящих писем. Отобранные студентами послания передавались Самсонову, и вот эти письма он читал лично, выписывая подходящие кандидатуры для будущих сюжетов. Чем он руководствовался, никто не знал. Но его таинственный метод был безошибочен — он всегда попадал в точку.

— Он никогда не обсуждал со мной наших будущих героев, — сказала мне Светлана. — Даже когда мы были вместе. Всегда все делал сам. И у него это отлично получалось.

Я читал письма, и все они для меня были одинаковы. Я просто не представлял себе, как можно из этой скупой информации выудить то главное, что и приведет в конце концов к успеху.

— Все верно, — подтвердила Светлана. — Потому что кто пишет письма? Самые обычные люди. Кто-то хочет подзаработать денег, кто-то просто увидеть на экране близкого человека. Вот и пишут. «Есть у меня сын. Ему двадцать лет. Я мечтаю, чтобы его показали по телевизору». В лучшем случае прилагается фотография отпрыска. Но физиономия сама по себе еще ни о чем не говорит. Что он за человек? Насколько развит и каковы его пристрастия? Как поведет себя, попав в подстроенную нами ситуацию? Ничего этого из письма не выудишь. Выход, казалось бы, в том, чтобы встретиться с людьми, написавшими письма, но этих писем столько, что об этом и речи не может быть.

— Так где же выход? — спросил я.

— Не знаю. У Самсонова была дьявольская интуиция. Просто фантастический нюх на людей.

— Но он же от чего-то отталкивался. Может быть, подбирал типаж, а потом под этого человека придумывал сюжет? Или все обстояло наоборот? Сначала сценарий — потом уже конкретный человек.

— По-разному бывало, Женя. И так и этак.

Мы часами разбирали со Светланой почту, но так ни на ком конкретно не остановились. Светлана не выглядела ни разочарованной, ни утомленной, но я знал, что долго так продолжаться не может. Должен быть какой-то итог, иначе моя затея умрет, ни во что не воплотившись. Мы можем бесконечно долго читать эти письма, которые похожи одно на другое, словно во всех пишут об одном и том же человеке, но придет время, и надо будет сделать выбор. Когда я пришел к этой мысли, то понял, что должен сделать. Выдернул из мешка очередной конверт, пробежал глазами вложенное в него коротенькое письмо и задумчиво сказал:

— Посмотри-ка вот это, Светлана. Что-то в этом есть, мне кажется.

«Здравствуйте! Я вашу передачу люблю и с мужем ее смотрю. У вас там разные такие случаи, и я подумала, что вот бы с мужем моим такое! Он у меня чудной, и будет смешно, я вам его карточку высылаю, а если что, вы ее верните обязательно, потому что она одна такая, больше нету».

С фотографии смотрел потрепанный жизнью мужичок. Он, наверное, хотел выглядеть значительным и строгим и поэтому поджал губы, что придавало его лицу несколько комичный вид.