Так уж и быть, выходи за меня
Шрифт:
– Сережа! – не то возмутилась, не то засмеялась смущенная Катерина. – Поставь меня! Я не пойду к тебе! Я поеду домой…
– Ш-ш-ш, – он позволил себе перебить ее, почти прикоснувшись к губам невесомым поцелуем. Это было дерзко – целовать себя она никому из них не позволяла, но он и не поцеловал, лишь обозначил прикосновение, оставив на ее губах ощущение тепла. Это сработало, она растерялась и замолчала, а он тут же категорично заявил: – Ты уже приехала!
И она сдалась. Своим влюбленным сердцем он безошибочно уловил тот миг, когда гордая девушка, утомленная их бесконечным соревнованием и своим двусмысленным положением, поняла, что пора определяться. И он все сделал правильно: и сопернику вовремя ножку подставил, и
На секунду ему стало страшно: ведь если бы Никита был поувереннее, то еще вчера получил бы ее, а он навсегда потерял! Но этот запоздалый страх тут же развеялся – вот она, в его руках! Она уже покорилась ему, пусть даже сама еще не понимает этого. Она уже с ним, уже его, надо лишь немного подтолкнуть…
У лифта ему пришлось опустить Катерину на пол – вдвоем не протиснуться в слишком узкие двери. Но он тут же принялся целовать ее: в лоб, в глаза, в волосы, в шею за ушком… Но только не в губы. Холодный и какой-то агрессивный свет лампочки в подъезде, придающий лицам синюшности, размашистые и корявые черные надписи на стенах и двери лифта – для первого поцелуя обстановка была не самая романтичная.
И Катерина еще немножко упиралась, но уже скорее по привычке, уже почти не отворачиваясь, не сопротивляясь, уже поддаваясь ему.
Оказавшись в квартире, Сергей властным жестом повел руками по ее плечам, снимая легкий плащ и глядя на нее восторженными колдовскими глазами. Она лишь молчала и загадочно улыбалась, но когда он, наконец, прикоснулся губами к ее нежным, мягким, невыносимо притягательным губам, они податливо раскрылись ему навстречу, окончательно сдаваясь и принимая его.
Чуя скорую победу, Сергей распалялся с каждым вздохом. Катерина, взбудораженная импульсами его наэлектризованной чувственности, сама заводилась, и это провоцировало ее не только позволять, но и требовать близости.
Оба молчали. От первой встречи до первого поцелуя – год, от первого поцелуя до постели всего восемь шагов – тут не до разговорчиков! Шорох летящей на пол одежды, шум дождя, ароматным потоком вливающийся в приоткрытое окно, за которым сумерки превращались во влажную, черно-оранжевую ночь, компрометирующее поскрипывание кровати – все это словно в тумане, самым краешком сознания… Сознания, переполненного прикосновениями, поцелуями, движениями и сбившимся, не поддающимся контролю дыханием.
Сделав шаг, Катерина уже больше не колебалась, не отстранялась… и не стеснялась. Она признавала его безраздельное право на нее, она покорялась, она наконец позволяла ему все то, о чем он так долго мечтал… И это было так чувственно, так опьяняюще-великолепно, что Сергею казалось, будто он растворился в этом блаженстве, и ничего больше нет, только она – ласковая, горячая и какая-то первобытная женщина, которая так доверчиво и беспрекословно ему отдалась.
Осчастливленный, обезоруженный и удовлетворенный, он лежал, пристроив голову у нее на груди, и прислушиваясь к тому, как потихоньку приходит в себя ее обезумевшее от недавней упоительной гонки, сердце, поглаживал ослабевшими пальцами коленку и вдруг сказал:
– Кать, я на тебе женюсь.
Не предложил, не спросил, а поставил перед фактом.
– М-м-м? – она приподняла к нему свое лицо, на котором иронично изогнулась правая бровь.
Сергей повернулся, поцеловал ее в живот и повторил:
– Женюсь. На тебе, – и, ловя взгляд ее удивленных и лукавых глаз, тихо-тихо спросил: – Пойдешь за меня?
Катерина еще несколько секунд смотрела на него каким-то непроницаемым взглядом, а потом откинулась на постель, легко, задорно и счастливо рассмеялась в потолок и ласково ответила:
– Пойду. Куда ж теперь деваться…
Сергей вытянулся рядом с ней, до краев переполненный любовью, счастьем, дикой страстью
и упоительной нежностью этой ночи. Он властно обнял, прижал ее к себе – свою женщину, свою любимую, свою жену.***
Лишь однажды, ближе к утру, выходивший ненадолго Сергей, вернувшись, застал ее сидящей поверх смятого одеяла. Она поджала одну ногу, пристроила подбородок на коленку и смотрела куда-то вдаль задумчиво и грустно. Ему ужасно захотелось провести пальцем вдоль нежных позвонков, прикоснуться к двум темным родинкам, украсившим левую лопатку, заставляя спинку выпрямиться и покрыться милыми мурашками, но он сдержался. Потом, будет еще время.
– Он выдержит, – тихо сказал Сергей, безошибочно угадав, о ком она сейчас переживает. – Он сильный. Хочешь, я сам ему скажу?
– Нет, – печально ответила она. – Нет, я должна сама…
Но с тех пор уже больше она ни разу не упомянула Никиту.
***
Катерина и в самом деле считала, что это будет честно и правильно – обо всем сказать ему лично, глядя в глаза. Знала она, что это будет больно, готовилась, с духом собиралась, и все же разговор этот дался ей очень тяжело. И чувствовала она себя распоследней дрянью, хоть и не должна была ему ничего, и ничего не обещала…
Никита же, вопреки ее опасениям, повел себя вполне спокойно. Он лишь на несколько мгновений до белизны закусил губу, а потом произнес:
– Я тебя понял. Ну что ж, надеюсь, ты будешь с ним счастлива.
Держал удар.
Это потом Светка, яростная и беспощадная, устроила Катерине чудовищный скандал, с ненавистью выкрикивая обвинения в том, что подруга ее брата обманула, использовала и жизнь ему сломала…
Катерина идею не поддержала, от нападок сама взбесилась и проорались они тогда знатно. Бедная Оксана выбилась из сил, стараясь утихомирить их и примирить, но удалось ей это только тогда, когда она сама разрыдалась, не выдержав общего накала эмоций. Девчонки с двух сторон бросились ее успокаивать, но она согласилась взять себя в руки только при условии, что обе они перестанут бросаться друг на дружку как взбесившиеся собаки.
Окончательную же точку в этой ссоре поставил сам Светкин брат.
***
Никита всячески демонстрировал, что с достоинством принял поражение, и даже быстренько женился на Насте, которая с самого начала смотрела ему в рот, трепетно ловя каждое слово.
О его влюбленности в Катерину она была осведомлена прекрасно, но, выходя за него замуж, была уверена, что уж ее-то огромной любви точно хватит им двоим с головою…
Не хватило.
Никита мучился от ревности каждый раз, когда они собирались компанией, и он видел, как счастлива любимая женщина с его соперником. В то же время он страдал, сжираемый совестью, видя, как сохнет по нему такая хорошая, замечательная жена, на все ради него согласная, но на фиг ему не нужная…
Катерина эти встречи тоже не особо любила – больно ей было видеть и Никитину тоску, замурованную в клеть поспешно и необдуманно взятых на себя обязательств, и Настино лихорадочное, вечно страдающее, изъеденное ревностью счастье.
Один лишь Серега чувствовал себя прекрасно, и Катя досадливо гнала от себя гаденькие мысли о том, что он до сих пор наслаждается победой над бывшим другом, упорно отказываясь признать тот факт, что дружба их навсегда закончилась.
Никита долго и искренне просил у Насти прощения после того, как спустя полтора года мучительного для них обоих брака, он отнес в ЗАГС заявление о разводе. Она до последнего не верила, что любимый, но так и не ставший ей родным, муж на это решился, но когда оно случилось, Настя собрала всю волю в кулак и уехала на ПМЖ в другую страну, оборвав все контакты с прежними друзьями.