Такая работа. Задержать на рассвете
Шрифт:
Еще с улицы она заметила, что форточка в кухне открыта. Дыма не было видно. Это успокоило актрису, но по лестнице она все же поднималась быстро, так что дыхания едва хватало. Замок открылся легко. Гарью не пахло, но Ветланиной показалось, что в квартире все же что-то произошло.
«Странно!» — подумала она. Не снимая пальто, она вошла в комнату, дверь которой была почему-то приоткрыта.
В комнате все было на месте и в то же время словно бы не хватало какой-то мелочи, какого-то маленького обыденного штриха в обстановке. Нина Федоровна внимательно оглядела стол, сервант, софу. Софа не была примята.
Вот оно что! Не было старинных золотых часов, стоявших обычно на крышке пианино рядом с метрономом. Их-то тусклого желтоватого блеска она сразу не заметила, войдя в комнату. Ветланина взглянула на шкаф — ключ на месте. Она повернула его — и задняя стенка шкафа открыла незнакомую полуматовую белизну: шкаф был первозданно пуст.
Актрисе стало страшно. Боясь повернуться спиной ко всем этим разом ставшим чужими вещам, прислушиваясь к напряженной тишине квартиры, стараясь подавить волей игру воображения, она попятилась к двери. В прихожей — успела заметить — на вешалке тоже чего-то не хватало.
Нервная дрожь била Ветланину, пока, не попадая ключом в замочную скважину, она пыталась запереть дверь и, наконец, побежала вниз по лестнице.
На улице было еще довольно светло, морозно и спокойно. Поскрипывая валенками по снегу, бегали дети. Пожилая женщина выбивала во дворе пыль из ковра и время от времени махала рукой кому-то следившему за ней с балкона. Напротив, у продовольственного магазина, разгружали молочный фургон.
Ветланина взяла себя в. руки. Из телефонной будки на углу она позвонила в театр: артист во всех непредвиденных случаях жизни прежде всего ищет сначала помощи в своем театре.
Директор театра брался за любое дело напористо, энергично, с размахом. Он сразу же позвонил начальнику областной милиции, затем его заместителю и, только удостоверившись в том, что обоих генералов на месте нет, вызвал полковника — начальника отдела уголовного розыска.
— Ну вот, к вам приедет полковник Данилов, начальник уголовного розыска, крупнейший специалист, — сказал директор театра, когда Ветланина позвонила ему во второй раз, — а позже я поставлю в известность и его начальство…
Майор Гаршин не любил подъезжать на машине к самому месту происшествия: ему надо было хотя бы несколько минут постоять здесь же, неподалеку, никем не узнанным, ни потерпевшими, ни свидетелями, внимательно, без спешки примериваясь к предстоящей работе.
Зрелище рвущейся с поводка служебно-розыскной собаки и выпрыгивающих из машин стремительных сотрудников, готовых мгновенно установить и обезоружить преступника, всегда казалось ему нарочитым и неестественным. В этом было что-то из той неглубокой и скороспелой литературы о милиции, которую Гаршин не любил и давно уже перестал читать: он-то прекрасно знал, какую нераспорядительность и косность могла прикрывать порой такая показуха.
Майор оставил машину в переулке, попросил оперуполномоченного Кравченко с экспертом войти в дом без него, а сам прошел через двор на улицу, к углу дома, где, как и предполагал, встретил Ветланину, ожидавшую их у парадного подъезда.
— Начальник отделения уголовного розыска майор Гаршин… Константин Николаевич. Здравствуйте, —
негромким, «штатским» голосом сказал он Ветланиной. Гаршин не раз видел актрису на сцене. В жизни она оказалась много ниже ростом и значительно старше.— Здравствуйте. Наверное, все напрасно? Не найти?
— Я ничего еще не могу сказать…
Гаршин был не из тех людей, которые с первого взгляда располагают к себе: малого роста, тихий, с заурядной внешностью. На нем было недорогое венгерского пошива пальто, в руке перчатки — он не надевал их даже в сильные морозы: кожа была, как говорили в управлении, «зимостойкой». Из-под меховой кепки смотрели темные глаза пуговками, близко, вплотную пришпиленные к основанию мясистого, явно рассчитанного на более крупное лицо носа.
— А полковник не приедет? — Актриса понимала, что ведет себя бестактно, но ничего поделать не могла: неизвестный ей полковник представлялся после аттестации директора единственным человеком, который мог разыскать похищенные вещи.
— Возможно, что подъедет, — спокойно сказал Гаршин.
— Было бы хорошо…
— Давайте поднимемся к вам.
Он не обиделся на Ветланину. В медицине врач и больной действуют сообща, и пациент должен свято верить авторитету своего исцелителя. В сыскном деле этого не требуется. Мнение потерпевшего о работнике угрозыска, даже нелестное, никак не может повлиять на ход следствия. Ведь сказано же кем-то — хорошему следователю для успеха нужны только три качества: терпение, умение и везение…
И больше ничего!
Кравченко, атлетически сложенный, красивый, даже слишком красивый для милиции молодой человек, в коротком, похожем на сюртучок пальто и огромной пыжиковой шапке, стоял вместе с экспертом на лестнице.
— Здравствуйте, проходите, пожалуйста, сюда, — с надеждой взглянув в его сторону, сказала Ветланина и открыла дверь, — вот эта квартира.
Они вошли. Через несколько минут появились и приглашенные Кравченко понятые: высокий старик пенсионер, гулко кашлявший в поднесенный ко рту кулак, и женщина, выбивавшая до этого ковер во дворе. Она так и вошла в прихожую с пластмассовой выбивалкой. Других свободных людей в это время суток в подъезде не было.
Когда Гаршин учился в университете, пожилой доцент, читавший криминалистику, рекомендовал студентам осматривать комнаты вдоль стен, по часовой стрелке, по-предметно, с равномерностью часового механизма— от печки к кровати, от стола к стулу, и долгое время Гаршин следовал этому рецепту, боясь бросить взгляд в сторону, чтобы не отвлечься. Он подавлял в себе первое любопытство и дисциплинировал мысль. Но по мере того как приходил опыт, навыки, Гаршин чувствовал себя на осмотрах более вольно.
…Есть посетители галерей, заставляющие себя знакомиться с каждой висящей на пути картиной.
С завидным упорством идут они вдоль экспозиции, насколько хватит терпения, не очень торопясь, но и не задерживаясь подолгу. Однако есть и другие, свободно пересекающие выставочный зал в любом направлении. Они то забегают вперед, то возвращаются, меняют маршрут, повинуясь внезапно возникающим порывам. У одной картины они могут простоять час, на другую едва взглянут. Они отдаются эмоциям, чутью. В криминалистической литературе такой метод осмотра известен давно и называется субъективным.