Такая разная любовь

Она представила себе Эйвери, ее босса и старшего компаньона фирмы. Как часто он по-отечески улыбался, глядя на нее поверх своих очков…

— Да, да, спасибо… Где это случилось?

— Дома.

— Черт возьми… — Эйвери, как и она, жил один. Его жена умерла много лет назад. После ее кончины он посвятил все свое время фирме, которой отдавал все силы. Днем работа, вечером знакомства с потенциальными клиентами. Он был всегда на людях и вместе с тем одинок. — Кто его нашел?

— Экономка.

Все могло быть и хуже. Если бы он вдруг умер на какой-нибудь вечеринке с коктейлем в руке в окружении влиятельных персон… Это было бы унижением для Эйвери. Смерть снимает с человека маску. Все увидели бы, что Эйвери Ларсон, в сущности, обычный человек…

— Когда ты возвращаешься? — спросил Данни.

— Послезавтра.

— Постарайся успеть завтра вечером, хорошо? Послезавтра утром уже похороны. Отпевание в Святом Патрике.

Мэг молчала. Ей с трудом верилось во все услышанное от Данни. С трудом верилось в то, что Эйвери никогда больше не будет инструктировать ее перед очередным процессом, никогда не похвалит и не обругает. Эйвери являл собой своего рода кладезь жизненной мудрости, из которого Мэг больше никогда не почерпнет.

— Лимузин заедет за тобой в девять тридцать, о'кей? Домой.

Лимузин. О Боже. Компаньоны. Эйвери был чем-то вроде буфера между Мэг и остальными компаньонами, которые смотрели на нее свысока, потому что она была женщиной, которые возражали Эйвери, когда тот сделал ее равноправным партнером фирмы.

— Нет, Данни, — проговорила она. — Я не поеду в лимузине. Я хочу с тобой.

— Я всего лишь наемная сошка, дорогая. А тебе надо быть вместе с компаньонами.

Она знала, что он прав. Размяв шею, Мэг сказала:

— Похороны будут шумные.

— Да, большое событие. Для самых богатых и самых могущественных.

— Там все будут?

— Все. И еще политики. Начиная с офиса окружного прокурора и заканчивая Белым домом. Набьются до отказа.

Мэг вздохнула:

— Эйвери как-то говорил мне, что его голубая мечта — назначение в Верховный суд.

— И его, возможно, назначили бы туда, если бы республиканцы остались у власти.

Они поговорили еще несколько минут. Повесив наконец трубку, Мэг принялась расхаживать по комнате. Эйвери умер. Эйвери… Остановившись, она стала смотреть в окно. Через минуту ощутила дрожь в руках. Еще через минуту заныли ноги. Эйвери умер.

Вдруг ей вспомнились слова Данни, сказанные мимоходом: «Все. И еще политики». Мэг почувствовала подступающую дурноту.

«Он сказал, политики. Набьются до отказа».

Они откупорили вторую бутылку вина. После звонка Данни у Мэг пропало всякое настроение и она неохотно согласилась провести вечер с Алиссой и Зу, как было запланировано. Ей хотелось поскорее вернуться в Нью-Йорк, хотелось оплакать Эйвери, который был ей учителем, советчиком и отцом одновременно. Теперь она его потеряла.

Но Алисса настояла на том, чтобы Мэг осталась до следующего дня.

— Сейчас ты не в состоянии никуда лететь, — объявила она после того, как Мэг со слезами на глазах рассказала подругам свои печальные новости. — Ты слишком расстроена. Этот вечер тебе просто необходимо провести в кругу друзей.

И Мэг осталась.

…Она обвела глазами ресторан: погруженный в полумрак трактирный зал с крепкими квадратными сосновыми столами и красными бумажными салфетками на них. Зал был почти пуст, лишь несколько постоянных посетителей. Сказочный принц явно отсутствовал. Рядом переговаривались Алисса с Зу. Мэг было уютно в их компании. Один звук их голосов действовал на нее умиротворяюще, ослабляя боль утраты. «Почему у меня до сих пор не было близких друзей? — спрашивала она себя. — И как это так получилось, что я сблизилась с этими двумя женщинами? Ведь мы знакомы всего несколько дней…»

Через день они расстанутся, и каждая вновь пойдет своей дорогой. Мэг вернется в Нью-Йорк, Алисса в Атланту, а Зу в Лос-Анджелес. Но втайне Мэг надеялась, что их дружба не прервется. За последние две недели она поняла, что до сих пор в ее жизни не хватало не только мужчин-любовников, но и женщин-подруг.

Вино уже затуманило мысли, и в этой невидимой дымке Мэг удалось убедить себя в том, что на похоронах Эйвери, вполне возможно, все пройдет нормально. И сенатор Стивен Райли, возможно, там не появится.

Она сделала еще один глоток, и в эту минуту к их столику подошел официант.

— Ну, так как, леди? Готовы заказывать?

Подруги посмотрели на Мэг. В последние несколько часов у нее пропал аппетит. Но Зу и Алисса так старались, что Мэг не хотелось огорчать их.

— Я готова, — проговорила она, выпрямившись на стуле. — Я закажу себе большой сочный чизбургер.

Мэг решила перестать думать об Эйвери и беспокоиться о похоронах. Почему бы в самом деле не получить удовольствие от этого вечера, проведя его вместе с подругами? Между прочим, Эйвери именно этого и хотел.

— Копченая рыбешка?

— Конечно, почему бы и нет?

Зу улыбнулась.

— Мне то же самое, — сказала Алисса.

Мэг охотно верила в то, что Алисса, несмотря на свою миниатюрность, съест все, как только увидит, насколько это аппетитно выглядит.

— А мне нет, — сказала Зу. — Я закажу себе гребешки [10] . Жареные. Без масла. Без приправы. И салат.

— Хорошая девочка, — проговорила Алисса немного заплетающимся, как показалось Мэг, языком. Странно, она считала, что такие женщины, как Алисса, не пьют много. Чтобы не терять над собой контроля.

10

Моллюски.

Зу улыбнулась:

— Мне нужно хорошо выглядеть, чтобы не казаться смешной рядом с исполнителем главной роли.

Алисса со стуком поставила свой стакан.

— Ты делаешь это не для мужчины, дорогая! Плевать, исполнитель он или не исполнитель! Ты делаешь это для себя и ни для кого более! Потому что никто нас больше не волнует. И вообще, если уж от кого и зависеть женщине, так только не от мужиков!

Мэг чувствовала, что Алисса права, но явная нетерпимость подруги ее удивила.

— Иногда мне кажется, — проговорила Зу, задумчиво водя пальцем по краю своего стакана, — что если бы я уделяла больше внимания своей внешности, возможно, Уильям был бы счастливее.

— И что дальше? — резко спросила Алисса. — Возможно, он не покончил бы жизнь самоубийством?

Мэг была поражена:

— Алисса, разве так можно?

— Да, ты права. Прости меня, Зу. Но ты должна четко уяснить себе, что понять мужчин невозможно. Одному Богу известно, что творится у них в головах.