Такеши Китано. Автобиография

Я рос в одном из беднейших районов Адати и был самым младшим в нашей семье. Когда я появился на свет, моему отцу было хорошо за пятьдесят. Вот такая незадача! Из-за учёбы в школе мне частенько влетало от родителей, особенно от мамы. Япония в то время была ещё очень бедной страной. Наша начальная школа, как и все прочие, была бесплатной. У нас даже не было счёт, так что считать приходилось в уме. Наши учителя пытались нас поддержать, заверяя, что настоящему японскому ребёнку никакие счеты ни к чему, достаточно просто сосредоточиться и хорошо знать таблицу умножения. Школьные годы были полны унижений. Школьники из бедных семей насмехались над теми, кто был ещё беднее их.

В Токио, как и по всей стране, период после войны — с 1945 по 1952 год — был ознаменован американской оккупацией и общим желанием воспрянуть духом и избавиться от нее. Это был национальный порыв. Всё японское общество пыталось возродить страну, и это касалось не только экономики. Тем не менее восстановление шло медленно и тяжело. Я помню, что люди отказывали себе буквально во всём. Так было и в нашей семье. Отцу не хватало денег нас прокормить. Во всех рабочих кварталах дети не наедались досыта.

Знаете, всякий раз уже в течение более двадцати лет, когда я приезжаю в Европу или Соединённые Штаты на показ моих фильмов, журналисты и критики задают вопросы только по поводу фильма. Мы обсуждаем содержание, историю создания, персонажей, но редко кто просит меня рассказать о детстве, описать место, где я вырос, которое называется «ситамати». Рабочие кварталы были самым дном Токио. Сегодня трудно представить, на что это было похоже.

В смутное время я рос в этом квартале. Тогда я был ещё слишком мал, но, несмотря на все разговоры о возрождении Японии, понимал, что страна разорена. Восстановление осложнялось ещё и американской оккупацией: жить приходилось по законам, установленным генералом Макартуром и его войсками. Да, Дуглас Макартур! Образ этого огромного человека с трубкой навсегда остался в памяти у людей моего поколения. В то время улицы столицы были заполнены не только военными, но и простыми американцами. Многие люди даже приветствовали их появление. Так началась стремительная американизация нашего общества.

Порой кажется, что я настроен против Америки, но на самом деле это не так. Просто, как и большинство японцев, я люблю её покритиковать. Временами меня раздражают американская самоуверенность, желание иметь абсолютную власть и наглое выпячивание своей силы. Но это не наваждение. Иногда на меня находит, но длится не долго. В глубине души я не антиамериканист.

Последние несколько лет Китано выделялся резкой критикой в адрес пуританской Америки Джорджа Буша. Правда, Китано отмечает, что высоко ценит Обаму и множество замечательных американских деятелей искусства, среди которых идеолог поп-арта Энди Уорхол.

Парень с улицы

Здесь, в Токио, я рос в рабочих кварталах, где обитали ремесленники и плотники. Если быть точным, то моё детство прошло в беднейших районах Сенджу и Умеда. Это напоминало нью-йоркский Гарлем в его худшие времена. Местами, даже после

1945 года, жильё в Умеде оставалось хуже грязных трущоб пригорода Осаки в фильме «Кровь и кости»... Наше существование было жалким, и моё детство можно назвать... трудным. Хотя до поступления в колледж я не ощущал убожества нашего квартала. Позже оно стало для меня очевидным, но тогда я почти гордился этим местом.

Когда мне было 10—11 лет, я всё больше времени проводил на улице. Я мечтал об электропоездах, любил запускать волчка и воздушного змея и обожал играть с друзьями в бейсбол. Жители квартала были словно члены одной семьи. В то время соседи часто приходили друг другу на помощь.

Я помню, что перед домом, а иногда позади него люди выращивали в маленьких садиках овощи. Женщины стирали в реке бельё, иногда в нескольких метрах от них мылся народ. Свободное же время взрослые проводили в сенто, в месте для встреч и общения. А уже поздно вечером мужчины отправлялись в местный бар. Кроме того, на улице мне открылась магия яши текия.

В истории Японии «яши» называли странствующих продавцов традиционных лекарственных средств, которые предлагали различные чудодейственные порошки на основе трав. Текия же были чем-то вроде фокусников.

Иллюзионисты-неудачники, а на деле настоящие шарлатаны. Они слонялись по улицам и фокусами зарабатывали деньги. Меня они зачаровывали. Поражали их потрясающее красноречие и смелость. Я начинал разглядывать их, как только они появлялись, так они меня забавляли. Они крали деньги прямо из-под носа у всех, кого одурачили и увлекли своей игрой. Мне кажется, что сначала я был просто потрясён их ловкостью и умением обманывать. Я знал, что яши текия нечисты на руку. Но всё равно они меня удивляли. Некоторым из них удавалось неплохо зарабатывать, обманывая как жителей квартала, так и случайных прохожих.

Кроме того, я обожал ходить на турниры по боксу и сумо — наблюдать за профессиональными боями. Тогда у парней не было других развлечений. Помимо самих поединков, я обожал взвинченную атмосферу зала, разгорячённую публику и нарастающее напряжение. Когда смотришь, как двое сражаются, внутри вскипает не только ярость, тебя ещё охватывает грусть. В те времена бойцами по большей части становились голодающие бедняки. Сегодня уже не увидишь былых страстей. Позже я и сам вступил в бойцовский клуб. Я хотел доказать другим, что -у меня хватит сил избавиться от унижений. В колледже надо мной издевались как морально, так и физически, в Японии это называется «ижим». Меня часто дразнили. Например, мне было обидно, что меня обзывали «сынком художника». Они высмеивали место, где я жил, бедность моих родителей, моего отца, который был маляром и плотником. Ведь большинство из тех, с кем я учился, приезжали в город на прекрасных машинах, были хорошо одеты, а я жил на улице и ходил в лохмотьях. Я был уличным мальчишкой. Взрослея, я постепенно превратился в настоящего хулигана. Просто шпана. Я был далёк от послушания. В восточных и северных районах Токио я и мои приятели вели поистине разгульный образ жизни. Я жил не так, как остальные дети в квартале ситамати, которые летом ловили стрекоз. Вместе с друзьями мы чувствовали себя важными шишками, жалкими, но гордыми. Мы были молоды и убеждены, что являемся господами Токио. У нас не были ни гроша, но мы научились воровать, щипали каждую иену. Мы умудрялись красть даже в храмах и священных местах. С помощью обычной палочки, верёвочки и жука-скарабея, по-японски — кабутомути, нам удавалось похищать деньги из специальных деревянных ящичков, куда верующие клали пожертвования святым. Иногда я действовал в одиночку, особенно когда был голоден и хотел купить что-нибудь поесть, шарик риса, неважно что... В храме, принадлежавшем родителям моего приятеля, я спрятался в углу и подсторожил людей, которые опускали монетки в подобный ящик. Как только они ушли, я ринулся доставать деньги с помощью моего скарабея. После я схватил ноги в руки и смылся, чувствуя, как перехватывает дыхание от смелости моего гадкого поступка. На следующий день я снова взялся за своё. Опуская жука на дно ёмкости, мне удавалось выловить как можно больше. Помнится, однажды я хотел сбежать из храма, несмотря на то что скарабей так и не поймал ни одной монетки, как вдруг верёвка запуталась вокруг шеи.

Чтобы немного заработать, мы с друзьями придумали хитрый манёвр. Днём мы продавали местным торговцам небольшие детали для ремонта, различные железки, которые нам удавалось стянуть то тут, то там. Ночью всё с теми же друзьями мы пробирались в магазины и крали то, что продали, чтобы позже перепродать кому-нибудь другому. Однажды дело закончилось плохо. О повторяющихся кражах судачил весь квартал. Один из наших клиентов догадался о нашей хитрости. Чтобы поймать нас в ловушку, он пометил купленные им предметы, которые мы впоследствии украли. Тайное стало явным, когда случайно мы попробовали всучить ему эту вещь по второму разу. Нас схватили и наказали. Нас сильно поколотили.

Тогда я очень много мечтал, конечно же о чём-то недостижимом, как обычно мечтают в детстве. К примеру, мне хотелось прийти в суши-бар и заказать всё, что захочется... Я был так голоден, что только и думал, как наесться от пуза... А когда я видел на улице шикарную машину, мне тут же хотелось заполучить точно такую же...

Правильная женщина

Мама — её звали Саки — была очень умна, уверена в себе и строга — такая себя в обиду не даст. Она получила образование и очень гордилась своими дипломами. Мать была сильной женщиной, но жили они с отцом очень трудно. Я не знал маминого первого мужа. Мне известно лишь, что во время войны он служил на флоте. В то время мамино решение уйти от мужа и начать жизнь с другим мужчиной, моим отцом — Кикуджиро, — казалось невероятным. Китано — это его фамилия. То есть мой отец был маминым вторым мужем. Вот так всё и началось!

Моя семья скромного происхождения, поэтому в детстве приходилось довольствоваться малым. Наш дом состоял из двух тесных комнаток, освещённых тусклой электрической лампочкой. Здесь мы ютились, как могли: я, родители, братья, сестра и бабушка. Жили бедно, у меня в животе часто урчало от голода.

Родители, особенно мама, стремились дать нам хорошее образование. Она учила нас трудиться не жалея сил. У мамы самой было трудное детство. Ещё девочкой она лишилась матери. Когда же её отец больше не мог содержать семью, уже в тринадцать лет ей пришлось начать работать, сначала — служанкой в богатой токийской семье, затем пошли различные приработки, по крайней мере так мне рассказывали.