Такие разные люди
Шрифт:
Хозяйка, брызгая слюной от негодования, зашлась в истерике.
– Нет, вы посмотрите на нее! Устала она! Говори сейчас же…
Девушка поежилась от ее колючего взгляда.
– А что сказать-то? Не могу я иначе. Не умею. Мама учила меня сочувствовать людям, подавать, поддерживать, помогать. Не знаю я, как жить по-другому…
– Ну, смотри… – Тетка, выдохнув, погрозила девушке пальцем. – Дождешься ты у меня!
И вот сегодня, как назло, Вера опять попала в историю. Мария, узнав, так разбушевалась, что даже валерьянку себе капала, за сердце держалась.
Верка вздохнула…
Еще
Ну, что тут делать?
Вера, не раздумывая, кинулась их разнимать. Уговаривала, стыдила, растаскивала… Ну, и получила в глаз кулаком… Больно не было, только обидно очень. Ведь тот, кого она так самоотверженно защищала, даже «спасибо» не сказал. Вскочил и побежал со всех ног в сторону переулка. К трамваю.
Домой девушка вернулась в разодранном платье, с синяком под глазом, вся растрепанная и перепачканная.
Мария, застав ее во всей этой красе, разошлась не на шутку, заголосила:
– Господи! Да ты поумнеешь когда-нибудь? Объясни ты мне, неразумной, зачем тебя опять туда понесло, а?
Вера устало повернулась к ней, блеснув синяком под глазом.
– Как зачем, теть Маш? Вот вы в Бога верите?
– Ну… – хозяйка поперхнулась.
Верка тряхнула светлой челкой, упрямо падающей на лоб, и прищурилась.
– А Бог чему учит? А? Возлюби ближнего своего… Забыли?
Мария, топнув полной ногой от злости, побагровела.
– Тьфу, дура набитая! Выгоню тебя, езжай назад в свою деревню! Езжай коровам хвосты крути, а то ишь… Учить меня вздумала!
Мария вышла из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что побелка с потолка посыпалась.
Расстроенная Вера посмотрела ей вслед, легла на диван, отвернулась к стене.
– Дура, дура… – закрыв глаза, пробормотала она. – Ну и ладно. Уеду домой. – Смахнув выкатившуюся вдруг слезу, шмыгнула носом и тихо-тихо упрямо прошептала: – И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать…
Школьный вальс
Татьяна Сергеевна выключила телевизор и, вздохнув, подошла к окну.
Уже темнело. Вечер наступил поспешно, словно опасаясь, что день, недавно погасший, вернется.
Поправив седые волосы, уложенные на затылке в незамысловатый пучок, женщина внимательно поглядела за окно. Вроде бы и не ждала никого, а оторваться от созерцания спешащей толпы никак не могла.
Люди торопились, куда-то бежали, толкали друг друга на ходу, ничего не замечали, не извинялись… Сливались в серую массу, бессмысленно, беспорядочно и хаотично движущуюся по улице.
Сверху, с пятого этажа, казалось, что это и не люди вовсе бегут по улице, а непонятные частицы чего-то общего, целого и бесформенного.
Татьяна Сергеевна, всю жизнь преподававшая в школе физику, даже усмехнулась, покачав головой.
– Просто какое-то броуновское движение… Абсолютное совпадение.
Пожилая женщина улыбнулась своим мыслям и медленно, чуть
прихрамывая, отошла к дивану.Годы брали свое…
Татьяна Сергеевна возраст почувствовала не сразу. То, что волосы поседели, усталость одолевала и глаза ослабели, не пугало бывшую учительницу. А вот то, что ноги стали отказывать, вызывало жуткий страх. Ведь хуже этого ничего быть не может.
Женщина повела плечами, словно отгоняла невеселые мысли.
А разве от них избавишься? Так и лезут, настырные, в голову, так и будоражат, по ночам спать не дают.
Татьяна Сергеевна осторожно опустилась на диван и задумалась.
Вот ведь не понимала она, глупая, что жизнь скоротечна. Не прислушивалась к старшим, не осознавала опасности. А теперь? Женщина оглянулась…
Одна-одинешенька. Сиротинушка. Без семьи. Без работы. А главное, без любимых учеников.
Пенсия – дело нешуточное, печальное, а для учителя так вообще крах всего и сразу.
Татьяна улыбнулась, вспомнив своих учеников. Веселых, озорных, хулиганистых, заводных… Умных и не очень. Она любила их всех – и отличников, и двоечников. И до сих пор помнила по именам и мальчишек, и девчонок, теперь уже солидных мужчин, многодетных мам.
Ей всегда нравились любопытные, жадные до знаний, стремящиеся объять необъятное. Страстная и активная, она и сама отличалась неугомонной энергией. Жила школой, уроками, учениками, их интересами.
Время пролетело. Она, честно говоря, и не заметила, когда, куда и как умчались годы…
Не успела ни семью создать, ни своих детей родить. Так и куковала одна. Просиживала ночи над лабораторными и контрольными работами, по выходным возила свой класс в музеи, летом работала в школьном лагере. Отдавала себя без остатка школе. И только когда оказалась на пенсии, вдруг с удивлением обнаружила, что старость давно уже ведет свой отсчет.
Сегодня был день ее рождения. Семидесятая дата ее появления на этот свет.
Татьяна Сергеевна усмехнулась: «Боже мой! Семьдесят!»
Несмотря на почтенный возраст, она на милость годам не сдавалась, не теряла бодрости духа.
Сегодня, как и в предыдущие дни рождения, накрыла на стол. Купила пирожных в соседней булочной, напекла пирожков, открыла с лета припасенное варенье из вишни. Коробку конфет приобрела еще недели две назад. Заварила свежий чай, лимончик порезала… Все как положено.
И про себя, любимую, не позабыла: кофточку праздничную надела, седые волосы в аккуратный пучок уложила, даже припрятанный флакон духов, который берегла как зеницу ока, вытащила из комода и щедро полила себя в честь юбилея.
Закончив приготовления, Татьяна Сергеевна осмотрелась и грустно вздохнула… Все-таки нехорошо это: стол накрыт, а гостей нет.
Именинница недовольно сморщилась: чего-чего, а одиночество она не любила. Ненавидела, когда ее пенсионеркой называли. Не могла привыкнуть к тихим долгим вечерам, бессонным ночам. Не хотела безмолвных и бессловесных дней, когда не с кем перекинуться парой слов, посмеяться и поплакать.
Никогда Татьяна Сергеевна не терпела пустоты вокруг себя и уныния, а уж в свой юбилей тем более не собиралась становиться отшельницей или затворницей.