Таким был Рихард Зорге

Бранко Вукелича и Макса Клаузена обрекли на пожизненное заключение.

И за все время пребывания в тюрьме Клаузену лишь однажды, в конце лета 1944 года, удалось повидать Зорге. Макса под конвоем вели в кабинет адвоката Асанумы. И вдруг из кабинета вывели Рихарда. Макс закричал: «Выше голову, Рихард, Красная Армия победила!» «Рихард улыбнулся мне. Его лицо осветилось счастьем. Но тут ко мне подскочил тюремный чиновник и так двинул в бок, что я растянулся на полу… На суде я потребовал приговорить меня к смертной казни — я хотел умереть вместе с Зорге. Думаю, что это самое лучшее, что я мог в тот момент сделать в честь антифашизма…»

Приговор не сломил волю Зорге и Одзаки. Они подали апелляцию в верховный суд. И снова в апелляции Зорге защищает не столько себя, сколько своих друзей. Верховный суд не торопился с ответом.

Апелляция Зорге была отклонена в январе, а Одзаки — в апреле 1944 года. Их перевели в глухие камеры смертников. Ни тому ни другому не назвали день казни. Им предстояло прожить в гнетущем ожидании почти год. Каждую минуту мог войти начальник тюрьмы Ичидзима и объявить, что по приказу министра юстиции сегодня в таком-то часу состоится казнь.

Оба любили жизнь и даже на краю гибели умели пользоваться ее радостями. Зорге прислушивался к голосам надзирателей, жадно ловил известия о ходе войны. Сопоставляя отрывочные фразы, он приходил к выводу, что победа советского народа близка. Он и жил только надеждой на эту победу.

Одзаки писал свою последнюю книгу — исповедь «Любовь, подобная падающей звезде»: «…Сейчас я ожидаю смерти… Я испытываю счастье при мысли, что родился и умру здесь, у себя на родине… Здесь, в тюрьме, моя любовь к семье вспыхнула с внезапной силой и стала источником мучительных переживаний. Первое время я просто не мог читать письма жены и смотреть на фотографии дочери, вложенные в них… Видимо, профессиональному революционеру нельзя иметь семью…

Учительница моей дочери Иоко специально зашла сказать ей, чтобы она не стыдилась отца и продолжала ходить в школу…»

Рихард Зорге не дожил до Дня Победы Советского Союза над фашистской Германией всего полгода.

Те, кто видели его в последние месяцы без сетки на лице, свидетельствуют: он мало изменился со дня ареста. Все тот же спокойный взгляд голубых глаз, все то же несколько скорбное выражение рта и те же скупые жесты, уверенная походка, чувство собственного превосходства над судьями и полицейскими чиновниками. С надзирателями он был по-интеллигентски вежлив, хотя и не без суровости. Его имя произносили шепотом. Вести из внешнего мира почти не доходили. Однако у Зорге появился доброжелатель: переводчик. И до суда, и во время суда, и после вынесения приговора этот симпатичный молодой человек с доброжелательной улыбкой на губах всегда находил удобную минуту, чтобы скороговоркой передать Рихарду обо всем, что творится на белом свете. Зорге продолжал притворяться незнающим японского языка. За последние годы у него сильно обострился слух. Где-то за тюремной стеной, может быть в парке или в сквере, висел репродуктор. Днем его заглушали звуки города, но в ранний час Зорге, лежа на циновке, прислушивался к бормотанию репродуктора и улавливал все.

Пока пульсирует кровь, пока мысль не угасла, его интересует ход событий там, в большом мире, куда он уже не вернется никогда, никогда… Теперь он часто думал о своей жене Кате. Хотя бы одну-единственную весточку от нее!.. Это скрасило бы последние дни… Не мог знать Рихард, что Кати больше нет в живых: она умерла 4 августа 1943 года.

В канун больших революционных праздников «Рамзай» всегда посылал поздравления товарищам в Москву. Вдали от Родины он с нетерпением ждал этих праздников, ибо они знаменовали какой-то новый рубеж в истории Советского государства. 1 мая и 7 ноября собирались обычно у Клаузенов — тут уже готов был вкусный русский обед; вспоминали годы, прожитые в Советском Союзе, и та, прошлая жизнь как бы придвигалась.

Приходится удивляться садистской изощренности японской контрразведки и министра юстиции: именно день 7 ноября они избрали для казни Зорге и Одзаки.

В это утро 7 ноября 1944 года Зорге чувствовал себя бодро, он не подозревал, что до смерти остались считанные минуты.

Вначале палачи решили расправиться с Одзаки.

В девять часов в камере Одзаки появились стражники. Начальник тюрьмы Ичидзима ради соблюдения формальности спросил у осужденного фамилию, возраст и бывший адрес. Потом объявил, что по приказу министра юстиции сегодня, сейчас состоится казнь Одзаки. Ичидзима был опытным тюремщиком. Он знал, как некоторые смертники принимают страшную весть: обезумев, просят отсрочить казнь хотя бы на несколько минут. Как поведет себя этот «опасный коммунист»? Ведь умирают только один раз, будь ты императором или коммунистом…

Одзаки даже не изменился в лице. Он спокойно взял почтовую открытку, написал: «Я не трус и не боюсь смерти». Попросил передать письмо жене. Затем переоделся в чистый костюм и твердо сказал: «Я готов». Палачи надели наручники.

Его повели через тюремный двор к месту, где находилась железобетонная комната с высокими стенами. Когда Одзаки вошел в этот мрачный железобетонный мешок, он очутился перед золоченым алтарем Будды. Буддийский священник предложил смертнику чаю, сакэ, но Одзаки не принял «угощения».

«Жизнь и смерть — это одно и то же для того, кто достиг высшего блаженства. Высшее блаженство может быть достигнуто, если положиться на милосердие Будды…» — произнес священник. Это был ритуал.

Одзаки поблагодарил всех и еще раз повторил: «Я готов».

Он обошел алтарь и оказался в пустой комнате без окон с виселицей в центре. Под ногами находился люк. На глаза Одзаки надели черные очки. «Я умираю за народ!» — крикнул он.

В 9.33 люк раскрылся.

В 9.51 Одзаки Ходзуми не стало. Ему не было и сорока пяти лет.

«Как огни, гаснут люди, и нет ничего от них, как от огней, только пепел печали…»

…Когда начальник тюрьмы в сопровождении палачей вошел в камеру, Рихард Зорге понял, что час настал.

«Сегодня ваш праздник, — сказал Ичидзима. — Надеюсь, вы умрете спокойно». Он потрогал кадык. Палачи рассмеялись. Но под суровым взглядом Зорге они мгновенно притихли. Ичидзима спросил, не добавит ли Зорге еще что-либо к своему завещанию.

«Мое завещание останется таким, каким я его написал!» Тогда начальник тюрьмы спросил: «Имеете ли вы что-нибудь еще сказать?» — «Да, имею. Вы правы, господин начальник тюрьмы: сегодня у меня праздник. Великий праздник — двадцать седьмая годовщина Октябрьской социалистической революции. Я хочу добавить несколько слов к своему завещанию. Передайте живым: Зорге умер со словами: «Да здравствует Советский Союз, да здравствует Красная Армия!»

После этого Зорге повернулся к тюремному священнику и сказал: «Я благодарю вас за вашу любезность. Ваши услуги не понадобятся. Я готов».

Твердой походкой он прошел через тюремный двор. Очутившись в железобетонном мешке, не остановился перед алтарем, а направился прямо в камеру смерти, встал на крышку люка.

О чем он думал в последние минуты жизни?

Он заботился только об одном: своей выдержкой, спокойствием омрачить торжество врага. Он сам надел петлю на шею.

В 10.20 люк раскрылся.

В 10.38 Рихард Зорге шагнул в легенду…

Позже Макс Клаузен вспоминал: «Я хотел бы сказать еще несколько слов об одном японском товарище, который сидел вместе со мной. Я не помню точно его фамилии, кажется это был Судзуки. Во всяком случае, через тюремщика, который время от времени беседовал со мной на протяжении всего заключения и сообщал мне военные новости, я имел возможность встретиться с ним… Он рассказал мне, что Рихард был повешен 7 ноября 1944 года, что перед казнью он держался очень мужественно и воскликнул: «Да здравствует Красная Армия, да здравствует Советский Союз!»