Такой нежный покойник

От «специалиста» шёл сильный яблочный дух, как на Яблочный Спас в деревне. Позже Лёша узнал, что питается она в основном яблоками, грызёт их всюду – в метро, на улице, утром начинает ими день, вечером заканчивает. Но это потом. А в тот, первый момент встречи, в воздухе неожиданно промелькнуло нечто, что можно было бы рассматривать как предзнаменование – запах грозы. Откуда он мог взяться в этой уютной прихожей московской элитной квартиры?

И ещё эдакое дежавю, пришедшее скорее из будущего, чем из прошлого.

Лёша тряхнул головой, избавляясь от ненужных впечатлений, и пригласил Кору в гостиную. Усадил в кресло, по-светски предложил выпить: чай? кофе? что-нибудь покрепче?

– А нет ли чего-нибудь прохладного? Минералки, например? – Коре тоже нужно было время, чтобы освоиться и понять, куда она попала.

Минералки не было, согласилась на кока-колу.

– Я предупреждал вас по телефону. Мальчик не простой. Но спокойный. Не агрессивный. Ему трудно сосредоточиться, удержать внимание. У вас будет возникать ощущение, что он вас не видит и не слышит. Но это не так. Он всё понимает. Но со своей стороны отказывается от контакта. С ним нужно огромное терпение и никаких репрессивных мер. Я подчёркиваю, ни-ка-ких. Это, если хотите, условие. – Лёша проговорил это всё на одном дыхании, пристально наблюдая за её реакцией.

Она внимательно слушала, ни на мгновение не отведя глаз.

– Ваше условие – не условие. Это единственный способ общения с такими детьми. И не волнуйтесь вы так – я знаю, что такое аутист. Моего последнего птенца родители увезли в прошлом году в Швецию – он заканчивает там математическую школу, выучил шведский раньше папы с мамой и ведёт практически нормальный образ жизни. А мне в письме написал, что «лубит». Он почему-то всегда ненавидел букву «ю». Так и написал «лублу Кору». А вы говорите, «не видит и не слышит». Полная чепуха. Они видят и слышат порой лучше нас, но только то, что им интересно.

После этих слов Лёша готов был наброситься на неё и немедленно заключить в объятия. У него было ощущение, как если бы самый главный врач снял прежний ошибочный диагноз малосведущих коллег.

– Это правда? – В голосе его звучали и беспомощность, и надежда.

– Порой родители больше нуждаются в услугах психотерапевтов, чем их дети, – было ему ответом.

Ему даже не пришло в голову, что слова её можно было расценить как дерзкие, – он смотрел на неё совсем другими глазами. Как на спасительницу. Хотя она ещё даже не видела Тиму.

– Вы думаете, что сумеете установить с ним контакт?

– Попробую. – Она поставила стакан с колой на столик – длинное предплечье, царственный жест руки – и поднялась: – Пошли знакомиться.

Уже потом, когда мир перевернулся, она призналась ему, что «узнала» его при первой же встрече.

– Я сразу услышала и увидела, КАК ты можешь любить. Слабого. Это очень важно – сильных все любят, – сказала она.

И ещё, она была очень удивлена, что имеет дело с папой ребёнка.

– Обычно мне приходится устанавливать контакт с мамами, готовыми на всё, – уточнила Кора.

Тима реагировал примерно так же, как и остальные дети с подобными проблемами: равнодушие, полное отторжение, истерики, холодная отчуждённость и, наконец, проблески доверия.

Кора, со своей стороны, была несокрушимо уверена в успехе, утверждая, что это не самый сложный случай.

И Лёша верил. Со всей силой веры, которая не требует доказательств.

Со временем появились и доказательства.

Кора дважды не пришла на занятия, заболев гриппом и не желая подвергать опасности заражения своего ученика.

Тима был безутешен. «Где Кора?!» – вопил он на все голоса, не соглашаясь принимать никакие объяснения. Лёша соединил их по телефону, и Кора говорила с ним минут десять. После разговора Тимофей успокоился и все дни терпеливо ждал выздоровления Коры, отказываясь играть даже в самые любимые математические игры с кем бы то ни было, включая Сеньку.

Вера всё это время жила своей жизнью, деля её между руководством журналом и маленькой Леночкой, ставшей кумиром всей семьи.

С Корой она даже не была знакома. Ситуация её полностью устраивала. Бизнес её отца и мужа шёл как по маслу, капитал наращивался со всей неукротимостью того времени, а больным сыном занимался отец в содружестве с лучшим специалистом в этой области (это ей подтвердили знакомые, так или иначе связанные с подобными проблемами).

Мир перевернулся в один миг. Вернее, в одну ночь.

Лёша в этот вечер задержался в «конторе», как он её называл, чтобы закончить дела и провести выходные спокойно. Вернулся домой около десяти вечера. Попал к накрытому столу – выяснилось, что их Гале исполнилось шестьдесят. Никто из семьи, естественно, об этом не вспомнил. Но Галя напекла пирогов, купила шампанское и лимонад для Тимы и, когда Кора закончила заниматься с мальчиком, торжественно пригласила их к столу. Кора же, узнав, в чём дело, выскочила на ближайший угол и скупила у бабулек несколько букетов, превратив их в огромную охапку цветов.

Галя, выпив шампанского, завела песни, старинные, русские и украинские, а пела она отменно, когда-то даже хотела в певицы пойти. Кора и Тима, одинаково подперев щёки руками, заворожённо ей внимали.

Эту-то картину и застал Лёша, войдя в столовую.

Его немедленно усадили за стол. Галя достала из морозильника запотевшую бутылку «Столичной», отрезала громадный кусок пирога с мясом, обложила его кислой капусткой собственного изготовления, солёными грибочками и поставила тарелку перед изголодавшимся за день Лёшей – пообедать забыл.

Тиму еле-еле уложили в одиннадцать. А сами, не заметив, просидели почти до часу.

Лёша вызвался проводить Кору, она не сопротивлялась. Решили пройтись пешком – проветриться и размять ноги. Жила она в районе Кропоткинской – от Никитских ворот ходьбы до неё было минут двадцать быстрым шагом. А медленным…

Первые несколько минут шли молча, наслаждаясь тёплым весенним воздухом, относительно спокойной ночной Москвой и неизвестно откуда взявшимся светлым настроением. Потом заговорили о Тиме – осенью он должен был пойти в школу. Отдавать его в обычную школу было опасно – дети, как известно, жестоки и не прощают «непохожести». У учителей, даже при особом желании, уделять ему больше внимания, чем остальным детям, не было никакой возможности. Специальных же школ для таких, «необычных», детей не существовало. Помещать его в школу для умственно отсталых детей с синдромом Дауна неправильно – Тима был интеллектуально полноценным ребёнком, а по некоторым дисциплинам (математика, география) превосходил своих сверстников. Кора советовала оставить его ещё на год дома, взяв учителей по всем предметам. Так и шли, тихо беседуя. Потом как-то нечаянно взялись за руки.

И в этот момент мир перевернулся. Посреди ночи с ними случился солнечный удар.

Они оба внезапно замолчали и, кажется, даже забыли дышать. Так и шли, как по воздуху, неся друг друга за руки.

Потом, когда они пытались осознать, что произошло с ними в этот миг, оба, не верующие ни во что сверхъестественное, решили, что над ними пролетел ангел, оказавшийся впоследствии купидоном, выпустившим в них из чистого озорства весь неистраченный запас стрел, предназначенных, быть может, на дюжину пар.